Кэтрин Куксон - Стеклянная мадонна

• Название: Стеклянная мадонна
• Автор: Кэтрин Куксон
• Издательство: Локид
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 1996
• ISBN: 5-320-00073-1

Кэтрин Куксон – популярнейшая английская писательница, слава которой в странах Европы поистине фантастична.

«Стеклянная мадонна» это прелестный любовный роман (всего их у Куксон около полусотни!); он написан ярко и увлекательно, а читается на одном дыхании.

…В старинном замке Редфорд-Холл живет очаровательная Аннабелла Легрендж. Живет, не подозревая о том, что ей суждено не только потерять возлюбленного жениха своего, но и в одночасье лишиться всего, что она считала дарованным ей судьбой: дома, богатства, знатного происхождения и даже имени!..

---

– Не могли бы мы покинуть город… ненадолго, разумеется? Прогуляться по окрестностям…

– Это можно.

Но выбор места для прогулки оказался неудачным. Вместо садов, фруктовых деревьев и крыжовника они оказались на свалке, наполнявшей вечерний воздух тошнотворной вонью.

– Пойдемте. – Они покинули неприятное место, перешли по мостику через ручей и вышли в поле, где Мануэль указал ей на поваленное дерево и предложил присесть.

Оба сели и на какое-то время лишились дара речи, настолько поле и дерево напоминали луг для верховой езды в имении. Ему вспомнилось то утро, когда он впервые привел ее на тот лужок. Уперевшись локтями в колени, он сказал:

– Так не может продолжаться. Сами видите, каким неудачным оказался ваш замысел.

Ей ли было с этим спорить? Но выбирать не из чего. Вернуться домой она не могла. Искать приюта можно только на Крейн-стрит, однако от одной мысли о том месте и населяющих его людях, в том числе родителях, ей делалось дурно. Лучше уж головой в воду!

– Мне некуда идти, кроме Крейн-стрит, – сказала она. – Хотите, чтобы я туда вернулась?

Он опустил голову и смолчал. Она сказала:

– Я вам в тягость. Но это ненадолго, я найду работу. У меня есть образование…

– В том-то и беда! – Он вскинул голову. – У вас есть образование, с которым вы можете поступить только в гувернантки, а вы сами говорили, что это не для вас. Если вы останетесь со мной, то для вас может найтись другая работенка, для которой понадобятся не мозги, а мышцы, выносливость и смирение. Разве вам по нраву гнуться в три погибели, прибираться и подавать другим еду?

Он рассчитывал, что она задумается над его словами, однако вместо этого она воскликнула с пылающим взором:

– Вас посетила счастливая мысль, Мануэль! Вот что я могу делать – подавать еду! Я хорошо разбираюсь в убранстве стола и подаче блюд. Да, это дело для меня.

– Ах, черт! – Он взъерошил себе волосы и вскочил. – Скорее обратно! Вам лучше урвать часок-другой сна, пока туда не понабились остальные постояльцы, при них вы не сомкнете глаз. – Он отошел на несколько шагов, обернулся и, глядя, как она поднимается с бревна, спросил: – Вы хоть знаете, куда угодили на ночлег, мисс Аннабелла?

На этот раз он произнес слово «мисс» не только без почтения, но и, как ей показалось, с сарказмом. Она поспешно задрала подбородок и ответила:

– Не знаю. Узнаю к утру.

Они смотрели друг на друга; ее забрызганное грязью лицо оставалось прекрасным, однако он без устали напоминал себе, что она не более чем ребенок; она же заглядывала в темно-карие глаза человека, которому когда-то по-детски предложила свою дружбу и которого теперь начинала побаиваться.

В помещении уже были люди. Это стало ясно еще до того, как они открыли дверь. В комнате их оглушил кашель. Слева от двери на мешке, брошенном на матрас, сидела женщина; мужчина прижимал к ее рту тряпку. При появлении новеньких он с извиняющимся видом поднял на них глаза. На тряпке, которую он держал у рта женщины, расплывалось красное пятно. Мужчина поспешно сложил тряпку, вскочил и поздоровался с Мануэлем и Аннабеллой. Мануэль ответил на приветствие.

– От дождя и холода ее опять начинает мучить кашель. – Мужчина смотрел на женщину.

– Понятно, – сказал Мануэль. Ему действительно все было понятно: у женщины был туберкулез, причем на последней стадии; жить ей, бедной, оставалось совсем недолго. Он взглянул на Аннабеллу. Та стояла у матраса больной и глядела на нее широко распахнутыми глазами, в которых читался страх.

Он загородил больную собой и, показывая на башмаки Аннабеллы, сказал:

– Вы бы разулись, прежде чем лечь.

Матрас занимал все пространство пола между двумя перегородками. Она села на матрас и сняла башмаки. Мануэль переставил их в изголовье, сказав:

– Или вы хотите уйти отсюда утром босой? Она проползла по колючему матрасу, набитому соломой, и прижалась спиной к стене, касаясь макушкой подоконника. Мануэль тоже разулся и сел спиной к стене в нескольких дюймах от нее.

– Не бойтесь, – шепнул он ей, – вы не заразитесь: я открою окно, чтобы вы дышали свежим воздухом.

Она многое дала бы, чтобы ответить: «Я не боюсь заразы», – однако это было бы ложью: ее мутило от страха. Она помнила, как мать предостерегала ее не подходить к больным. Два года назад у одной из служанок начался кашель, и не прошло и нескольких дней, как она была уволена. «Если тебе придется оказаться рядом с кашляющим, – наставляла ее мать, – старайся держаться от него на расстоянии, соси леденцы от кашля и ни за что не прикасайся ни к нему, ни к его вещам».

Перед ними вырос муж больной – низенький, усталый.

– Куда вы идете? – спросил он Мануэля.

– На Манчестер, – неуверенно ответил Мануэль.

– У вас там кто-нибудь есть?

– Никого.

– Тогда вам придется нелегко. Там, говорят, прогоняют из подвалов крыс, чтобы освободить место для людей. Работы там много, по крайней мере было много в прошлом году, а вот с жильем беда. Мы были там два года назад, там жена и подхватила это… – Он потрогал свою впалую грудь. – Мне посоветовали увезти ее за город, только там она сможет поправиться. Я так и сделал. Так мы и очутились в Пленмеллер Коммон. Забытое Богом место. Знаете, где это?

– Нет, так далеко я не бывал.

– Там есть ферма, Скилленз называется. Но оставаться там нельзя. Лето и то плохое, а зима еще хуже – об этом я знаю только понаслышке, потому что до зимы мы не досидели. Хозяин не позволил – испугался заразы. У них ведь ребенок. До этого я работал недалеко от фермы, на свинцовой шахте. Потом Бриджит, – он показал на соседний пенал, – сказала: хватит! Дело не в том, что это шахта, я десять лет добывал уголь, но одно дело уголь, а другое свинец: там что ни день новый труп. А что делает ваша хозяйка? – Он посмотрел на Аннабеллу. Мануэль поспешно ответил:

– Стряпает.

– Вот оно что! – Он кивнул. – Моя жена тоже была кухаркой, пока не закашляла. Потом ее прогнали – некоторые очень боятся заразиться.

Женщина надрывно закашлялась. Ее муж горестно покачал головой и, прежде чем исчезнуть, сказал:

– Она скоро уймется. Она недолго будет мешать вам спать. А утром мы уйдем. Мы держим путь в Блит – там она родилась. Вот подышит родным воздухом – и поправится.

Мануэль и Аннабелла переглянулись; он печально покачал головой. Потом, вытащив из-под себя одеяло, приказал:

– Завернитесь. – Видя, что она не собирается подчиняться, он приказал еще настойчивее: – Я сказал, укройтесь!

Она укрылась и улеглась. Он привстал на коленях, распахнул окно и лег на краю матраса.

Снова, как тогда в стогу, она сгорала от смущения, но больше всего ее мучила мысль, что она не сможет уснуть.

Однако сон пришел; она так устала, что ее не потревожили кашель больной и шум, поднятый за окном гуляками. Разбудил ее уже за полночь гвалт, устроенный хозяевами остальных матрасов, которые напугали ее пением, бранью и возней, а также различными интимными звуками, от которых ее затошнило. Однако и эта какофония скоро стихла, сменившись покашливанием больной и храпом. Это уже не могло помешать ей снова погрузиться в забытье.

Второй раз она проснулась часа в три утра. Пенал был залит лунным светом. Ей было тепло и уютно; она пролежала какое-то время неподвижно, пока не поняла, чем объясняется ее блаженство. Только то, что виновник блаженства крепко спал, помешало ей вскочить.

Она лежала спиной к Мануэлю, повторяя спиной изгиб его тела; одна его рука обнимала ее за талию, другая лежала на соломенной подушке, но пальцы глубоко погрузились в ее волосы.

Окончательно проснувшись, она, подобно Розине, попыталась трезво проанализировать ситуацию. В поступке Мануэля не было преднамеренности: он повернулся к ней во сне. Видимо, он всегда спал в такой позе, когда с ним была… Она сделала мысленную купюру. Дальше ее мысли перекинулись с Мануэля на отца. Она стала вспоминать, как отец много лет назад гонял по спальне обнаженную женщину. Она так живо помнила все подробности, особенно как он кормил ее клубникой, что те ягоды по сей день казались ей сочными, только что сорванными. Потом она стала вспоминать, как он мыл женщину и как извивались их тела на кровати. Этим всегда кончался кошмар, который на самом деле был не кошмаром, а памятью о реальном событии. Но почему, почему она вспоминает это сейчас?

Мануэль пошевелился во сне, еще глубже запустил пальцы ей в волосы и еще сильнее прижался к ней. Жизнь замерла – она окунулась в море удовольствия, отдохновения, радости. Но это море колыхало ее недолго: когда оно пересохло, она очутилась на дне, то есть на Крейн-стрит, в отвратительном доме, где с женщин сползает одежда, где из темноты доносится неприличный смех, а ее мать, ее родная мать, собирает деньги за оказываемые этими женщинами услуги…

Причина, почему она наслаждалась близостью тела Мануэля, наверняка заключалась в том, что она – дочь этой женщины. Ей хотелось смерти, но недоставало храбрости, чтобы умереть. Она уже давно обвиняла себя в трусости: не будь она трусихой, покончила бы счеты с жизнью еще тогда, выбежав из публичного дома и бросившись к морю.