Юрий Ефремов - Тропами горного Черноморья

• Название: Тропами горного Черноморья
• Автор: Юрий Ефремов
• Жанр: Путешествия и география

---

Кристаллизуются... То ли это слово? У процесса исследования и познания местности оказалось немало своих логических этапов, последовательных ступеней. Похоже было на долгое восхождение с ошибками, зигзагами, возвращениями, поисками пути. Первой ступенью изучения было в сущности лишь отыскание различных деталей известных из учебников, опознавание этих явлений в природе.

Вот речная терраса, вот конус выноса, вот переметный ледник. Это регистрация фактов и лишь первые догадки о причинах происхождения наблюдаемых террас, обрывов, пиков. Это уже наука, но как еще мала тут доля подлинного исследования! Наши первые маршруты и были в сущности такими регистраторскими. Мы ходили, накапливали наблюдения... Но чем внимательнее мы это делали, тем чаще поднимались и на вторую ступень исследования сопоставляли уже известные факты, группировали сходные явления в типы.

Мы научились различать несколько видов зубчатых гребней - симметричные и несимметричные, с дальнейшим подразделением в зависимости от наклона слагающих их напластований.

Полого округлое плечо Османовой поляны на Чугуше навело еще на одну мысль: альпийским такой гребень не назовешь. Он оглажен, лишен зубцов. А разве не такие же гребни видели мы еще в десятках мест: на Грушевом хребте у Аишха, на Кутехеку и Ахук-Даре? А верхние гребневые поляны Ачишхо? Впрочем, нет. Там среди полого округлых луговин еще торчат десяти-двадцатиметровые гребешки, уцелевшие от разрушения. Значит, можно не только объединить все подобные округлые формы в единый тип подальпийских гребней (они и на высоких уровнях были всегда ниже альпийских), но и разделить его на подтипы: гребни совсем округлые и гребни с недоразрушенными остатками пирамидальных зубцов к а р л и н г о в. Расшифровка возникновения форм рельефа знаменовала переход на третью ступень научного исследования.

Живые наблюдения и тут подтвердили то, что мы знали из учебников: оледенение превратило верховья долин в ледниковые цирки, изрезало кресловидными чашами разделяющие их гребни и преобразило эти гребни в зубчатые альпийские цепи карлингов. На более высоких уровнях, там, где и сейчас в силе оледенение, такие гребни продолжают существовать. Но десятки тысячелетий тому назад оледенение было более мощным, так что ледниковые цирки зародились и на более низких хребтах. Они вгрызались с двух противоположных сторон в гребни. Разделявшие их стенки разрушались, смежные цирки сливались, и гребень оказывался полого округлым: здесь торчали лишь остатки недоразрушенных карлингов, как у метеостанции Ачишхо. А если дело заходило дальше - съедались и последние остатки карлингов,- возникал второй подтип - округлые подальпийские гребни в чистом виде.

Формы рельефа стали для нас жить во времени. Ведь любого встреченного человека мы застаем в определенном возрасте. Так и всякая форма рельефа несла на себе отпечаток достигнутой ею стадии развития. Существование этих стадий открыл еще знаменитый американский геоморфолог Дэвис. Но уметь различать их в природе самим - это было для нас новым этапом роста, подъемом еще на одну ступень логики научного исследования.

Все ли учтено приведенным объяснением? Почему подальпийские гребни приурочены к определенным высотам - к тысяче семистам - двум тысячам двумстам метров? Да, это нижний предел распространения ледниковых цирков, сформированных былым оледенением. Именно эти гребни имели больший срок для полного разрушения своих зубцов. Но что было первопричиной исходного различия в высоте сохранившихся верхних альпийских гребней (2600-3200 метров) и нижних, ставших подальппйскими? Мы упирались тут в какую-то загадку. Перед нами вставала еще одна, следующая ступень научного исследования, взобраться на которую мы пока не могли. Мысль о расчленении единого плоскогорья, возникшая при взгляде на Ачишхо с Чугуша, была лишь первой догадкой.

Нет, совсем не полет по вершинам, а долгий подъем по склонам, со ступени на ступень наблюдений, анализа, сопоставления фактов. И только в итоге, когда все пути позади,- полет воспоминаний о посещенных вершинах, полет суммирующей мысли по высотам научного обобщения...

ПЕТРАРКА И ПРИШВИН

Главный водораздел заповедных высокогорий Западного Кавказа от Чугуша до Кардывача - таков был объект наших исследований. Два звена этого барьера оставались еще непосещенными: массив Псеашхо и вся цепь вершин Ассара - гора Воробьева - Дзитаку, связывающая Чугуш и Псеашхо. У нас зародилась дерзкая и не совсем разумная мысль - пройти гребнями от Ассары к Дзитаку в обход диких верховьев Лауры.

Наблюдатели на кордоне Ачипсе показывают на начало тропы на Ассару, а об остальном пути ничего сказать не могут: пройти там трудно, и поэтому сами они никогда там не ходили.

Тропа, по которой мы двинулись, ведет по крутому коньку отрога, разделяющего долины Ачипсе и речки Ассары. Щебнистые взлобки, дубняк с азалеевым подлеском. Крутизна такая, что вьючная лошадь здесь не пройдет. Мы несем на себе пожитки и провиант на десяток дней трудного пути. Килограммов по тридцать у нас с Володей, да не меньше двадцати четырех у Наташи. При такой крутизне и грузе подъем оказывается изнурительно трудным. День выдался жаркий. Свежестью горной прохлады и не пахнет.

Почему наблюдатели не посоветовали нам взять с собою воды? Ведь путь по гребню держит нас в наибольшем отдалении от любых родников, а вода встретится нам только за гребнем Ассары.

К счастью, кругом много черники, лесной черники - "кавказского чая"*, густой и рослой, в человеческий рост! На ветвях гроздьями висят сизовато-черные ягоды, иногда матовые, иногда блестящие. На припеке бывают такие

* Ароматный настой приготовляется из листьев этого растения. Воспой очень вкусны его нежные лиловатые цветы.

крупные, что кажется,- чем не виноградные? Накидываемся на водянистые, сладковатые ягоды - они помогают время от времени превозмогать жажду.

Почему-то на этом отроге Ассары, как и на краснополянском Ачишхо, совсем нет зоны пихт. Идем сплошным буковым лесом - это еще больше усиливает однообразие пути. Тропа еле видная. Да и кому тут ходить? Раз в год наблюдателям при учете туров?

Дело клонится к вечеру, а мы не достигли еще и криволесья. Придется заночевать прямо на отроге. Неуютный ночлег без горячей пищи, без чая.

Сбрасываем рюкзаки. Спускаемся с Наташей метров на пятьдесят вбок, огибая полосу кустарников, в поисках более уютного места для бивака.

Огромный бук. Под ним сравнительно ровная площадка, взбугренная только узловатыми корнями могучего ствола. Чем не место привала?

- Наташа, вода!

В одном месте корни образовали замкнутую впадину, ванночку, в которой еще с прошлой недели сохранилась дождевая вода. Пробуем ее на вкус с ладони. Гниловатая, застойная - в ней "настоялись" и листва и мелкие прутья... Пить чай из такой жидкости, может быть, и не захочется. Но суп или кашу сварить, вероятно, можно.

Что ж, сходим за вещами и - все-таки у воды! - организуем под этим буком ночлег.

Поднимаемся к Володе взять вещи, а он уже их распаковал, расчистил неплохую площадку на самом гребне, притащил несколько коряг и разводит костер. Нашим намерением переселяться куда-то вниз недоволен. Когда так тяжел подъем, не хочется расставаться ни с одним метром завоеванной высоты. Ну что ж, спорить не стоит.

Палаточный полог решили не натягивать. Беру два котелка, кружку и еще раз спускаюсь к буковой ванночке с водой.

Смеркается. Таинственная хмуроватая тишина в кустах. Величаво простерлась крона великана дерева над пепельно-серой колонной ствола. В лесу остро-кисловатый запах - кажется, что пахнет прелой листвой, но мы ужо знаем, что этот специфический "аромат" издает ее житель - червячок, так называемый вонючий кивсяк. Нам и этот запах стал теперь приятным, родным. Буковый лес. Пахнет кивсяком. Значит, мы дома.

Наливаю кружкой воду из корневой ванночки, стараясь не взмутить придонный ил. Набирается два котелка рыжеватой воды. В последнюю кружку зачерпнулась уже коричневая жижа.

Тихо взбираюсь обратно к задымившему костру. Осторожно, чтобы не пролить ни капли драгоценной рыжей воды, вешаю оба котелка на палку и укрепляю ее над костром через две рогульки.

Совсем смерклось. Тишина, лишь изредка нарушаемая далекими захлебывающимися криками сов. И вдруг в тех самых кустах, где я только что наливал котелки, раздается шум и треск, словно от движения какого-то крупного зверя. Это не шаги, а прыжки. Сучья ломаются и хрустят под резкими рывками. На время шум стих - видимо, зверь остановился в недоумении. Потом раздался его голос - грозный, сиплый, рыкающий лай, басистый кашель с хриплыми раскатами. Кто это? Наш опыт еще так ничтожен - ведь мы не знаем голосов ни медвежьих, ни вольчих, ни рысьих.

Но это рыкание разгневанного зверя (не тем ли он рассержен, что обнаружил ванночку пустой, быть может, его единственный в этих местах водопой?), этот бас своим тембром напоминал нам голоса львов и тигров за решетками зоопарка. Только тут голос был отрывистее, раскаты короче.