Олег Матвейчев - Суверенитет духа

• Название: Суверенитет духа
• Автор: Олег Матвейчев
• Жанр: Публицистика
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-9763-0048-4

---

Россия как носительница «истиной православной веры», Святая Русь действительно существовала, если не со времени принятия христианства, то уж точно со времени начала монгольского ига, которое спровоцировало процесс усиленной самоидентификации. Россия в 12-13-14 веках покрылась сетью церквей и монастырей, стала страной с невиданной духовной концентрацией, давшей десятки, сотни святых в короткий период, что сопоставимо со временами гонений на церковь в Риме. Процесс этот шел и дальше, и после преп. Сергия Радонежского, и после избавления от ига, и после провозглашения Патриаршества. Чем объяснить такой невиданный духовный подъем? Французский философ Ж.П. Сартр, участник «Сопротивления» произнес когда-то парадоксальную фразу: «Никогда Франция не была более свободной, чем в период фашистской оккупации». Он схватил единый феномен, иногда возникающий в истории великих народов: феномен спровоцированной самоидентификации. Именно при столкновении с Другим, возникает борьба за Свое, понимание Своего, развитие Своего. Известна, например, история вавилонского плена, в который попал народ Израиля. Плен длился 70лет, за это время израильтяне, которые не были в плену, забыли свои традиции, женились на иноверках… Но вот вернулись те, кто все 70лет хранил верность религии отцов и дедов. Вернулись фанатики, которые стали наводить порядок. Строжайше соблюдали заповеди, даже жен-инородок прогнали… Как знать, может если бы не плен, не было бы и сейчас никакого мирового еврейства…

На Россию монгольское иго подействовало как вавилонский плен на Израиль, она вышла из него верной традициям, закаленной, мобилизованной, с четким ощущением своей самости, так, что И. Грозный на предложение «давай жить как в Европе» от А Курбского ответил: «Россия не есть Европа, Россия есть Израиль!». Это означало признание гораздо более высокого статуса: мы, подобно Израилю ― есть избранный народ, а не какая-то там окраина Европы! Инок Филофей создавал концепцию «Москвы ― третьего Рима!». Иван Третий, памятуя о роли церкви, делает единственной своей программой защиту «старины и Православия». И действительно, при нем Россия достигает небывалых вершин могущества. Памятник Ивану Великому уже давно просится в самый центр Кремля!

Но уже при Иване Грозном, произошел серьезный сбой. С чем же он был связан? Почему так уверен был в «старине и православии» Иван Третий и так колебался Иван Четвертый? Иван Грозный, пытаясь решить проблему выхода к Балтийскому морю, осознал: насколько успешны были наши походы на Восток и несение «истинной религии» диким народам Урала и Сибири, настолько неуспешны были наши войны на Западе. Россия постепенно начала играть роль прокладки, начала занимать своего рода промежуточное положение, между цивилизованной Европой и дикой Азией. Православие как миссия годилось для наступления только в одну сторону и не годилось для наступления в другую. Оно годилось для защиты и не годилось для экспансии. Поэтому Иван Грозный начинает смотреть в сторону Европы и изучать ее опыт. Иван Грозный, вопреки мнению многих историков, видящих в нем типично азиатское явление, наоборот, был в значительной мере заражен «европейскостью». После неудачных ливонских войн он впадает в кризис и всерьез думает о европейском, по сути, проекте перехода от теократической монархии к светской. Он страдает раздвоением личности. Он еще в споре с Курбским твердо придерживался мнения, что «Россия есть Израиль, а не Европа», но в то же время учреждает опричнину. Ведь постановка себя над Церковью и жестокие казни ― это сугубо европейское, невиданное ранее на Руси дело. Иван Грозный во всем (даже в брачной жизни) брал пример со старшего современника англичанина Генриха Vlll. Генрих, а так же испанские короли Карл V, Филипп ll, французский король Карл lХ казнили сотнями тысяч, так что 3-4 тысячи жертв Ивана Грозного ― просто невиданный «гуманизм и мягкотелость» в сравнении с «цивилизованной Европой». Но именно для России это и был шок, потому что такого зверства от своего государя, от отца, по отношению к своим же православным она не ожидала. Сам Грозный бесконечно кается, вновь возвращается к казням, и кается опять. Эта маятниковость, маята в «голове» России во сто крат увеличенной отразилась в теле государства, Россия пошла вразнос. Царь сам показал пример, как можно убивать Патриарха, лгать, казнить, нарушать все заповеди, а уж если это позволено Царю, с которого больший спрос у Бога, то что ждать от слабых, простых людей. Все стало разрешено, все позволено… Началось смутное время, упадок, прежде всего, духовный, череда предательств, толкотни возле трона и проч. Смута спровоцировала поляков к агрессии, а градус русофобии в Европе и так был за предшествующие 100 лет поднят достаточно… Россия теряет суверенитет, прерывается шестисотлетняя династия, в Кремле сидят марионетки иностранных государств, чего не было уже сотню лет.. Польша в два раза больше России по населению, богаче, превосходит науками и просвещением, превосходит в военном отношении… Все безнадежно.

Но Россия победила, она была спасена собственным же народом, а не предательской элитой. Был возвращен суверенитет, на Соборе с молитвами учреждена новая династия, истинное православие торжествует над неистинным католичеством. Чего же еще? Все теперь понятно: в выборе между «европейскстью» и «израилевостью» должна однозначно побеждать концепция России как богоизбранного народа. Вот, говорили в элите, вспомните смуту, царь Иоанн заколебался в вере, мы пришли в смятение и чуть не погибли, а Бог и православный люд спасли Россию. Теперь очевидно, что Православие должно быть и вечно оставаться нашей миссией. Причем, раз оно нас спасло, то мы должны всерьез заняться им, мы должны отдать ему дань, мы должны найти истину внутри истины, суть внутри сути. Мы должны ответить на вопрос: что делает истинное Православие истинным и православным? Патриарх Никон берется за эту проблему, ведомый миссией России как Израиля, в Подмосковье он основывает новый Израиль, новый Иерусалим, здесь течет новый Иордан, здесь теперь будет всемирная Мекка православия, здесь будет наш Ватикан, и миллионы паломников должны будут устремиться сюда со всего мира.

Невиданный религиозный подъем и общественная дискуссия вокруг православия, однако, спровоцировала ужасный раскол. Концепция «избранничества» ― это вообще концепция потенциально чревата расколами. Она хороша, когда неизбранные, неверные и неистинные нападают на нас избранных, и мы защищаемся, мы умеем выживать. Стоит лишь внешнему прессингу прекратиться, то внутри начинается дискуссия, кто более избран из избранных, так как логика избранничества требует продолжения избирания, отделения все более лучших от все более лучших, овец от козлищ, зерен от плевел, зерен и овец элитных от просто овец и зерен, и так до тех пор, пока не останется самая суть, самая избранная избранность, вытяжка высшей пробы. Собственно, Церковь, (по-гречески: эк-клезиа) означает не собрание и соборность, как это часто переводят, а именно вы-бранность (в противном случае была бы не эк-клезиа, а су-клезиа), а глагол эк-клейо означает ― ис-ключаю. Половина тогдашней России ушла в раскол. Не так важно принципиально, кто был в этом случае прав, кто виноват. Действительно ли надо было переписывать богослужебные книги по греческим образцам и креститься тремя перстами, или нет. Важно то, что было понятно, что царство, «разделившееся в себе не устоит». И Царь Алексей Михайлович, который, раньше, готов был к теократии, вынужден показать Никону на его место ― НИЖЕ себя и стать арбитром между раскольниками. Он вынужден был возвращать протопопа Аввакума, мирить всех, наказывать и казнить тех, кто не захотел замирения (опять же, раскольников).

Прошло сто лет, а встала та же проблема, что и перед Иоанном Грозным. И опять стало очевидно: православие хорошо для защиты, Православие хорошо, для колонизации язычников (территория России за это время, между прочим, утроилась), которые не считают себя избранными, но Православие не годиться для наступления, оно не годится для прорыва в саму Европу, которая так же имеет христианское мировоззрение, считающее себя не менее истинным, чем Православие. Оставлять все, как есть, тоже нельзя, так как возникает саморазложение и само-раскол. Хочешь ― не хочешь, Царь вынужден становиться светским государем и вставать над церковью. А ведь в Европе начинается расцвет наук и ремесел, который лично увидел молодой Петр, прибыв в светский Амстердам ― в столицу тогдашнего Запада, перехвативший этот статус у католических Венеции и Генуи..… России, требовались выходы к морям, мир богател только за счет торговли, коммуникаций и транзакций.

Вот с чем Россия досталась Петру Первому. И он, решая аналогичную «проблему Европы и Запада», уже ни минуты, в отличие от Ивана Грозного, не колебался. Он стал «грозным» не в конце жизни, а уже в начале, когда сам сек головы стрельцам, сам участвовал в пытках. При Петре погибло гораздо больше народа, чем при Иване lV. Он завершил начавшийся уже процесс полного перехода к светскому государству, упразднил патриаршество, закрыл часовни, повелел «мощей не являть и чудес не выдумывать», запретил жечь свечи вне церкви, писать иконы на дереве… Он брил бороды, заставлял носить европейское платье, менял календари и алфавиты. И это была принципиальная позиция, заключающаяся в ставке на мимесис, подражание. Философ Лейбниц, «главный» в то время, высказал Петру сомнения относительно долговечности его преобразований, поскольку они были поверхностны, не выросли из народного духа, из сущности, сами по себе, а были привнесены извне и довольно быстро и радикально. Петр ответил философу так же, как Ленин отвечал Плеханову: «Вы, говорите, что в России не развиты производительные силы, чтобы на их основе развивались соответствующие производственные отношения? Вы говорите, что социалистическая революция может быть только в развитых капиталистических странах? А я отвечаю, что мы сначала создадим соответствующую надстройку, и она потянет за собой базис!» Народный дух создается привычкой, говорит Петр Лейбницу, а не привычки вырастают из нравов, поэтому мы поменяем привычки ― и у нас появится новый дух и новый народ. Явление породит сущность, симуляция здоровья приведет к тому, что больной выздоровеет реально! Петр был первым «большевиком». Но чего он добивался? Простого превращения русского народа в типичный европейский? Нет, за этим ВНЕШНИМ подражанием Европе стоял совершенно другой проект!