Вокруг Света - Журнал "Вокруг Света" №11 за 2001 год

• Название: Журнал "Вокруг Света" №11 за 2001 год
• Автор: Вокруг Света
• Жанр: Прочая документальная литература

---

Прошло несколько месяцев, и императора не стало. А 14 декабря 1925-го Петербург взорвался Сенатской площадью. То, что в конце концов стало едва ли не самой возвышенной и романтичной страницей русской истории, свидетелям того памятного декабрьского дня таковым не казалось. Очевидцы пишут об оцепеневшем от ужаса городе, о залпах прямой наводкой в плотные шеренги восставших, о тех, кто мертвыми падали лицом в снег, о ручейках крови, стекавших на невский лед. Потом — о запоротых солдатах, повешенных, сосланных в рудники офицерах. Кое-кто сожалел, что, дескать, «страшно далеко они от народа», а потому и масштабы оказались не те. А то бы, глядишь, и запылало: брат на брата, полк на полк... Бенкендорфу же казалось, что налицо явная начальственная промашка и страшный убыток государству даже в том, что отличному человеку мичману Беляеву, с которым они в ту безумную ночь сновали, как по морю, по всему Петербургу, 15 лет теперь гнить в сибирских рудниках.

Но именно те трагические дни положили начало доверию и даже дружеской приязни нового императора Николая I и Бенкендорфа. Остались свидетельства, что утром 14 декабря, узнав о бунте, Николай сказал Александру Христофоровичу: «Сегодня вечером, может быть, нас обоих не будет более на свете, но по крайней мере мы умрем, исполнив наш долг».

Бенкендорф свой долг видел в защите самодержца, а значит, государства. В день бунта он командовал правительственными войсками, расположенными на Васильевском острове. Потом был членом Следственной комиссии по делу декабристов. Заседая в Верховном уголовном суде, он не раз обращался к императору с просьбами о смягчении участи заговорщиков, хорошо при этом зная, насколько принималось Николаем в штыки всякое упоминание о преступниках.

Жестокий урок, преподанный императору 14 декабря, не прошел даром. Волею судеб тот же день изменил и судьбу Бенкендорфа.

В отличие от царственного брата Николай I внимательнейшим образом ознакомился со стародавней «запиской» и нашел ее очень дельной. После расправы с декабристами, стоившей и ему немало черных минут, молодой император всячески стремился устранить возможные повторения подобного в будущем. И, надо сказать, не напрасно. Современник тех событий Н.С. Щукин писал об атмосфере, царящей в русском обществе после 14 декабря: «Всеобщее настроение умов было против правительства, не щадили и государя. Молодежь распевала бранные песни, переписывали возмутительные стихи, бранить правительство считалось модным разговором. Одни проповедовали конституцию, другие республику...»

Проект Бенкендорфа являлся, по сути, программой создания в России политической полиции. Что надлежало делать? Заниматься политическим сыском, добыванием необходимой информации, пресечением деятельности лиц, ставших в оппозицию режиму. Когда же был решен вопрос, чем именно будет заниматься политическая комиссия, встал другой — кто будет заниматься сыском, сбором информации и пресечением противоправных действий. Бенкендорф ответил царю — жандармы.

В январе 1826 года Бенкендорф представил Николаю «Проект об устройстве высшей полиции», в котором, кстати, писал и о том, какими качествами должен обладать ее шеф, и о необходимости его безусловного единоначалия.

«Для того чтобы полиция была хороша и обнимала все пункты Империи, необходимо, чтобы она подчинялась системе строгой централизации, чтобы ее боялись и уважали и чтобы уважение это было внушено нравственными качествами ее главного начальника...»

Объяснял Александр Христофорович, для чего и обществу полезно иметь подобное учреждение: «Злодеи, интриганы и люди недалекие, раскаявшись в своих ошибках или стараясь искупить свою вину доносом, будут по крайней мере знать, куда им обращаться».

В 1826 году в корпусе жандармов служило более 4 тысяч человек. Силой сюда никого не загоняли, напротив, вакансий было гораздо меньше, чем желающих: солдат отбирали только грамотных, офицеры принимались лишь с хорошей рекомендацией. Однако некоторые сомнения менявших армейский мундир на жандармский все же одолевали. Как их обязанности будут сочетаться с понятиями чести дворянина и офицера?

Над этим, кстати, очень серьезно раздумывал небезызвестный Л.В. Дубельт, сделавший впоследствии в Корпусе жандармов очень удачную карьеру. Несмотря на то что он, находясь в отставке «без места», жил почти впроголодь, решение надеть голубой мундир далось ему непросто. Он долго советовался с женой, делился с ней сомнениями в правильности своего выбора: «Ежели я, вступая в Корпус жандармов, сделаюсь доносчиком, наушником, тогда доброе мое имя, конечно, будет запятнано. Но ежели, напротив, я... буду опорой бедных, защитой несчастных; ежели я, действуя открыто, буду заставлять отдавать справедливость угнетенным, буду наблюдать, чтобы в местах судебных давали тяжебным делам прямое и справедливое направление — тогда чем назовешь ты меня?.. Не должен ли я предполагать основательно, что сам Бенкендорф как человек добродетельный и благородный не будет давать мне поручения, которые не свойственны человеку честному?»

В скором времени последовали первые выводы и даже обобщения. Бенкендорф указывает императору на истинных самодержцев Российского государства — на бюрократов. «Хищения, подлость, превратное толкование законов — вот их ремесло, — доносит он Николаю. — К несчастью, они-то и правят...»

Бенкендорф и его ближайший помощник М.Я. Фок считали: «Подавить происки бюрократии — важнейшая задача III Отделения». Интересно, сознавали ли они полнейшую обреченность этой борьбы? Скорее всего — да. Вот, например, Бенкендорф сообщает, что некий чиновник особых поручений путем махинации «приобрел большую выгоду». Как с ним поступать? Император отвечает: «Бесчестных людей принимать на службу я не намерен». И не более того...

Надо сказать, что Бенкендорф не только доносил, он стремился проанализировать действия правительства, понять, что именно вызывает раздражение общественности. По его мнению, мятеж декабристов явился итогом «обманутых ожиданий» народа. А потому, считал он, общественное мнение необходимо уважать, «его нельзя навязывать, за ним надо следовать... Его не засадишь в тюрьму, а, прижимая, только доведешь до ожесточения».

В 1838 году шеф Третьего отделения указывает на необходимость строительства железной дороги между Москвой и Петербургом, в 1841-м отмечает большие проблемы в области здравоохранения, в 1842-м предупреждает о всеобщем недовольстве высоким таможенным тарифом, в этом же ряду и «ропот по поводу рекрутских наборов».

1828 год стал временем утверждения нового цензурного устава. Теперь литературный мир, формально оставаясь в ведении Министерства народного просвещения, переходил в ведение Третьего отделения.

Были набраны цензоры, и при этом люди весьма заметные. Среди них Ф.И. Тютчев, С.Т. Аксаков, П.А. Вяземский. Что вменял им в обязанность господин Бенкендорф? Они должны были следить, чтобы в печати не обсуждались персоны императорской фамилии и чтобы авторы избегали такого толкования событий, которое может «вовлечь государство в бездну несчастий».

Надо сказать, что самые крупные неприятности ожидали шефа жандармов именно в моменты соприкосновения с интеллектуальной элитой. Им были недовольны все: и те, кто контролировал, и те, кто был подконтролен.

Раздраженного Вяземского, писавшего на Бенкендорфа эпиграммы, успокаивал Пушкин: «Но так как в сущности этот честный и достойный человек, слишком беспечный для того, чтобы быть злопамятным, и слишком благородный, чтобы стараться повредить тебе, не допускай в себе враждебных чувств и постарайся поговорить с ним откровенно». А ведь Пушкин крайне редко ошибался в оценке людей. Отношение его самого к шефу III Отделения нисколько не отличалось от общего, эдакого иронически-доброжелательного.

Известно, что Николай I вызвался взять на себя цензорство над творчеством Пушкина, гений которого, к слову сказать, вполне сознавал. К примеру, прочитав негативный отзыв Булгарина в адрес поэта, император написал Бенкендорфу: «Я забыл Вам сказать, любезный друг, что в сегодняшнем номере «Северной Пчелы» находится опять несправедливая и памфлетная статья, направленная против Пушкина: поэтому предлагаю Вам призвать Булгарина и запретить ему отныне печатать какую бы то ни было критику на литературные произведения г. Пушкина».

И тем не менее в 1826—1829 году Третье отделение активно осуществляло тайный надзор за поэтом. Бенкендорф лично расследовал очень неприятное для Пушкина дело «о распространении «Андрея Шенье» и «Гавриилиады». Широко введенная Бенкендорфом в практику перлюстрация частных писем в 30-х годах приводила поэта буквально в бешенство. «Полиция распечатывает письма мужа к жене и приносит их читать царю (человеку благовоспитанному и честному), и царь не стыдится в том признаться...»