Герберт Розендорфер - Великие перемены

• Название: Великие перемены
• Автор: Герберт Розендорфер
• Издательство: Издательство ACT; ХРАНИТЕЛЬ
• Жанр: Современная проза
• Год: 2006
• ISBN: 5-17-037613-8; 5-9762-0174-1

Второе путешествие китайского мандарина из века десятого — в наши дни.

На сей раз — путешествие вынужденное. Спасаясь от наветов и клеветы, Гао-дай вновь прибегает к помощи «компаса времени» и отправляется в 2000 год в страну «большеносых», чтобы найти своего друга-историка и узнать, долго ли еще будут процветать его враги и гонители на родине, в Поднебесной.

Но все оказывается не так-то просто — со времени его первого визита здесь произошли Великие Перемены, а ведь предупреждал же Конфуций: «Горе тому, кто живет в эпоху перемен!»

Новые приключения — и злоключения — и умозаключения!

Новые письма в древний Китай!

Герберт Розердорфер — один из тончайших стилистов современной германоязычной прозы. Наиболее точно охарактеризуют его творчество слова известного немецкого критика: "С неисчерпаемой фантазией Розендорфер нагромаждает одну невероятную ситуацию на другую, чем, однако, лишь усиливает достоверность изображаемых им лиц, обстоятельств и человеческих отношений. он ничего не выдумывает, а лишь позволяет нам взглянуть на себя со стороны".

---

«Она сама приросла» — ответил я. Цирюльница оцепенела, потом, придя в себя, открыла дверь в свою лавку.

Большеносые открывают двери с помощью маленьких металлических предметов, которыми они проделывают, как фокусники, загадочные трюки: так я думал первоначально. Позже — еще во время своего первого путешествия, я тоже овладел этим искусством. Прости мне это отступление; тебе, наверное, не терпится узнать, что случилось дальше с этой толстой цирюльницей, у которой, кстати, были поразительно большие ноги. Но поскольку я хочу описать странности большеносых с возможной полнотой, мне придется допускать подобные отступления. Итак: двери большеносых. Каждый большеносый убежден — и не без основания — что все остальные — вредоносные паразиты. Паразиты обычно избегают себе подобных и не вредят друг другу до тех пор, пока не размножатся в чрезмерном количестве. Крысы в подвале, из которого они не могут выбраться, бурно плодятся до тех пор, пока не начинают в конце концов поедать друг друга. В известной мере это относится и к большеносым: по причине их невероятного количества, они, в общем и целом, превращаются в пожирающих друг друга паразитов. Я говорю это в переносном смысле. Нет, они не едят друг друга, пока еще не едят, хотя в определенных частях мира большеносых уже почти дошло и до этого. Пока что они только обкрадывают друг друга. Штрафы уже не помогают. Никто больше не уверен в своей собственности. Украсть — считается все равно, что «найти». Все, что не наглухо заклепано, не крепко-накрепко приделано, в самое короткое время будет «найдено». (То, что самые могущественные и богатейшие из большеносых имеют дело с «находками» иного рода, это другой вопрос, к нему я еще вернусь.) Таким образом, перед большеносыми встает проблема необходимости постоянно охранять свое имущество и предохранять самих себя от везде подкарауливающих паразитов. В связи с этим у них возникла чрезвычайно сложная культура запирания дверей. Я избавлю тебя от технических подробностей, скажу только, что у каждой двери есть своя железная штучка, К'лю-цзи, с помощью которой ее можно открыть (ее засовывают в щель и поворачивают), а без нее дверь не открывается ни при каких обстоятельствах. Конечно, уже давно существуют поддельные К'лю-цзи, в связи с чем изобретатели железных штучек изготавливают все более сложные К'лю-цзи, тогда и подделки становятся все более изощренными — и так далее, все это старо как мир. Хотя дверь можно вышибить и с помощью обычного толчка, паразит (пока что?) боится пойти на это, так что собственность в известной степени защищена, если не забудешь, уходя, повернуть в щели К'лю-цзи в противоположном направлении.

Итак, большеногая толстуха-цирюльница повернула железную штучку в щели двери и открыла ее. Она с удовлетворением отметила, что ничего не украдено, обернулась ко мне и увидела, что я собираюсь незаметно ускользнуть. Тогда она дружелюбным голосом вернула меня обратно и пригласила войти в лавку, правда, не отвесив ни одного поклона. Я не почувствовал никакой опасности, потому что ее тон был доброжелательным. Само собой разумеется, если бы у нее были злые умыслы, она свободно могла бы раздавить меня своей гигантской тушей, захоти она этого. Признаюсь также, что меня привлекло тепло, исходящее из лавки. Попробуй разок поспать на улице в дождливую ночь!

Цирюльница, как я узнал позже ее звали С'ю-с'и, была и в самом деле дружелюбна. Слишком дружелюбна по моим понятиям, как выяснилось позднее. Ну хорошо. Я — неимущий, мокрый, украшенный необычной косой беглец (С'ю-с'и не могло и прийти в голову, из какого далека я сбежал) был рад прежде всего тому, что обрел кров. С'ю-с'и предложила мне тот самый коричневый горячий напиток, знакомый мне еще со времен моего первого путешествия. Она приготовила его на ужасающе шипящем П'ли-бо'л, который в общем и целом оказался вполне безопасным. Это бодрящий, а когда привыкнешь — и вкусный напиток, если его, конечно, не портить коровьим молоком, как это чаще всего и делают большеносые.

Я пил эту бурду и раздумывал, во-первых, о том, в какой степени я могу открыть правду о моем происхождении толстой С'ю-с'и, и во-вторых, как мне добраться до Минхэня, чтобы разыскать там госпожу Кай-кун и господина Ши-ми, и вообще, как я без денег и средств проживу все это время, до тех пор, пока: и тут возникает проблема: как? — не узнаю, что могу вернуться в родное время. По счастью, С'ю-с'и не интересовало мое происхождение, она продолжала ощупывать мою косу, и ее изумлению не было конца, при этом она совершенно бесцеремонно зевала.

Вчера, во время весеннего праздника она была «в стельку» (я не знаю точно, что это значит, возможно, это поэтический оборот), чересчур много выпила, только недавно пришла домой и теперь совершенно без сил, как старая кляча. Но она хочет купить мою косу. Поскольку она не переставала восхищаться ею, а мне меж тем стало ясно, что я все равно с этой косой слишком бросаюсь в глаза, то я согласился. Она дала мне несколько больших бумажек, имеющих здесь стоимость денег, отрезала косу и сказала, что выставит ее в окне. Потом она поцеловала косу, что меня никак не тронуло, а затем и меня, что было уже неприятно. Никогда в жизни я не дотрагивался до женщины с такими большими ногами.

— Подумать только, — заявила она потом, — я просто падаю от усталости. Прилягу-ка я в задней комнате, а если придет клиентка и захочет моих услуг, скажи ей что-нибудь…

— Что именно? — спросил я.

— Да что-нибудь, — зевнула С'ю-с'и, пошла в заднюю комнату, и вскоре я услышал такой храп, будто о берег бились волны.

Некоторое время никто не заходил. На улицах, насколько видел глаз, вообще не было никого. Я задумался.

Так я просидел, наверное, с час. Неподалеку от меня С'ю-с'и посылала свои волны на берег, я же мысленно гулял вместе с тобой по нашему абрикосовому саду, беседовал на нашу излюбленную тему: «Суеверные глупости астрологии», и попытался пошутить: мол, любимый мопс моей четвертой жены родился под знаком Заколки для волос, асцендент в Чесноке и ты засмеялся…

Но тут зазвенел колокольчик, прикрепленный наверху к двери, и я в страхе вскочил: в помещение вошла клиентка. Я воздержался от поклона в три восьмых и пробормотал приветствие, а клиентка сказала:

— Разве госпожи С'ю-с'и нет? У меня абонемент.

Я не знал, что значит «абонемент». Скрытый недуг? Болезнь волос? Внешне дама выглядела совершенно здоровой, хотя была сильно загорелой, морщинистой и обвешанной невероятным количеством золотых украшений.

— Нет, о солнце города Кёлиня, госпожа С'ю-с'и отсутствует. До конца ее, надеюсь, долгой жизни, ей будут причинять страдания болезнь печени и мозоли на ногах, потому что ей не удалось насладиться вашим обществом, о прекрасное солнце Кёлиня!

Я знал, что у большеносых не принято говорить столь вежливо, и решил, что подобное приветствие вынудит клиентку ретироваться как можно скорее. Но случилось обратное. Клиентка просияла, показала свои белые зубы (я тут же отметил, что они съемные), сказала: «Ах, как оригинально», и уселась на один из стульев, стоявших перед зеркалами у стены.

— Где же госпожа С'ю-с'и? Когда она придет?

Я не мог сказать правду. Мне ничего не приходило в голову, и поэтому я ответил:

— Она пошла на рынок, чтобы купить себе лошака.

— Как оригинально! — прокаркала белозубая, — Что, сейчас модно держать лошаков? А когда она вернется?

— Могу ли я позволить себе просить вас, удостоившую нас своим яшмовым присутствием, с лицом, подобным серебряному диску луны, обратить на мгновение свой блеск на эти мертвые предметы, чтобы я смог направить свои недостойные ноги в задние комнаты? — сказал я, побежал в заднюю комнату, осторожно закрыл дверь, потряс госпожу С'ю-с'и и прошептал:

— Там пришла одна, с белыми зубами, что мне делать?

С'ю-с'и издала, пробуждаясь, звук подобный скрипу старых городских ворот и спросила:

— Что случилось?

Я повторил свой вопрос.

— Скажи ей что-нибудь.

— Уже сказал. Она уселась в кресло и страдает абонементом.

С'ю-с'и опять заснула. Я снова потряс ее. Городские ворота опять заскрипели.

— Что мне делать?

С'ю-с'и сказала что-то такое, что мне не хочется повторять, и что означало: увлажни своим языком ту часть ее тела, на которой сидят. Этого я, конечно, делать не стал. Это было сказано образно.

— Да, конечно, но все же: что мне делать?

— Вымой ей голову… и возьми ножницы… и… что ты сказал? У нее абонемент? О Боже. Я не в состоянии… вылей ей что-нибудь на голову… там всего полно…

И она опять уснула. Позже она мне объяснила, что ей снился тяжелый сон. Ей приснилось, что она родила поросенка, и кроме того, она думала, что ее будил не я, а ее помощница.

Я вышел из задней комнаты и, как умел, принялся за работу.

Белозубая вскоре стала похожа на выкрашенного в зеленый цвет дикобраза. Вероятно, я вылил ей на голову не совсем подходящие настойки. Посмотрев в конце процедуры в зеркало, она закричала. Я только один раз в жизни слышал, чтобы женщина так кричала. Это случилось, когда главной королевской наложнице Хуан-гуа, сейчас уже скончавшейся, сообщили, что ее сын съел канарейку. Потому что это была ее любимая канарейка.