Илья Старинов - Солдат столетия

• Название: Солдат столетия
• Автор: Илья Старинов
• Жанр: Биографии и Мемуары

Своим вкладом в военную теорию и практику считаю следующее:

1. Создание средств минно-взрывных заграждений и диверсионной техники в 1925 — 1930-х годах. За эту работу получил звание кандидата технических наук. Разработки нашли широкое применение в Испании и в годы Великой Отечественной войны. Было налажено их массовое производство. В отчете ЦШПД в части оценки эффективности мин "поездные мины Старинова" — ПМС — занимали 1-е место.

2. Подготовка партизанских кадров в 1930–1933 годах и в 1941–1945 годах.

3. К наиболее значительным операциям, осуществленным под моим руководством отношу следующие:

В Испании: уничтожение штаба итальянской авиадивизии; крушение поезда с марокканцами, крушение воинского эшелона в туннеле, прервавшее надолго важную вражескую коммуникацию; вывод из строя на неделю коммуникации между Южным и Мадридским фронтами противника.

Во время Великой Отечественной войны: в октябре 1941 год — превращение Харьковских путей сообщения практически в западню для противника, что очевидно сильно затруднило его наступление; в феврале 1942 года — ледовые походы через Таганрогский залив, в результате которых была выведена из строя автомагистраль Мариуполь — Ростов-на-Дону и разгромлен гарнизон немцев на Косой Горе; создание диверсионной службы в украинских партизанских формированиях и в Украинском штабе партизанского движения в 1943 году, в результате чего на Украине было произведено свыше 3500 крушений поездов, тогда как в 1942 году — всего 202. В 1944 году — подготовка кадров и создание партизанских формирований украинских партизан для партизанской войны за рубежом — в Польше, Чехословакии, Венгрии, Румынии.

Мною написаны пособия, в том числе совершенно секретные, по вопросам ведения партизанской войны, которые использовались при обучении партизан.

---

"Отправишь на тот свет одного-двух повозочных, на том все кончится и, пропал без вести", — думал Добряков. От таких размышлений у него сонливое настроение как рукой смахнуло.

Однако, к счастью для него, гитлеровцы по кустам не ходили, а побаловались и ушли из сада, оставив лошадей пастись. Наконец стало вечереть. Опять пришли коноводы за своими конями. И надо же было в это время одной лошади подойти к зарослям, где укрывался борт-механик.

"Неужели, — подумал он, — лошадь выдаст меня раньше, чем стемнеет и я вновь стану невидимкой?»

Добряков бесшумно подался в сторону лошади, ткнул ее хворостиной в голову, и та нехотя подалась назад и пошла прочь от кустов.

После наступления темноты пилот выполз из кустов и начал выбираться из сада. Надо было спешить в лес на сборный пункт. Сегодня истекал последний срок встречи. Он обошел стороной белую каменную ограду, откуда минувшей ночью неслись душераздирающие вопли. Только во второй половине ночи ему удалось выбраться на окраину.

"Куда идти дальше? Где лес? Сегодня я не попаду без карты на сборный пункт", — думал он.

Если раньше Добряков считал основной задачей выход из занятого противником города и явку на сборный пункт, то, выйдя на окраину, к концу ночи он уже потерял сроки и не рискнул пойти по неизвестной ему местности, опасаясь, что опоздал и рассвет застанет его там, где нельзя будет надежно укрыться. И он решил еще один день пробыть в городе. Его прельстил одинокий сарай. Ни собак, ни гитлеровцев вблизи не было. Сарай был открыт. Одна половина набита душистым сеном, вторая — соломой. Около сарая был аккуратно сложен металлолом. Сверху лежала пробитая осколками немецкая металлическая каска.

Добряков осторожно вошел в сарай и забрался в самый отдаленный угол, заваленный соломой.

Утром во дворе он услышал разговор, крики детей. Кроме венгров во двор, видимо, приходили и немцы. Их отрывистая гортанная речь ясно отличалась от венгерской. Среди обитателей двора он услышал приятный девичий голос. В сарай никто не заходил. Во второй половине дня утомленный Добряков не смог преодолеть дремоты и заснул. Во сне он был на полевых работах, молотил пшеницу, вдыхал замечательный запах свежей соломы. Проспал не менее пяти часов. Проснувшись, он вспомнил, что находится в тылу врага, и в душе выругал себя за беспечность. Было уже темно и тихо. Пилот подошел к двери сарая, но открыть ее не смог, она оказалась запертой снаружи.

С какой целью заперли сарай? Может, его заметили спящим и, заперли на замок двери, побежали сообщать гитлеровцам?

"Вот дурень, проспал", — подумал Добряков.

Осмотрев ворота, он обнаружил, что сверху через них можно выбраться наружу. Летчик бесшумно взобрался на верхний обрез дверей, немного отжал их наружу и, благодаря хорошей спортивной подготовке, подтянулся на руках и очутился на свободе.

"Прежде чем уйти из города, надо запастись продовольствием, — подумал Добряков. — Но как обратиться к незнакомым людям?"

Он очень плохо знает немецкий язык и всего лишь несколько фраз, а по-венгерски лишь отдельные слова. Значит, могут сразу разоблачить и выдать врагу. "Но, — вспомнил он, — в армии противника имеются солдаты различных национальностей. Неплохо будет, если я представлюсь одним из них. Только нужно в объяснении не употреблять русских слов. Теперь, необходимо как-то изменить форму", — решил механик.

Он вспомнил про немецкую каску, лежавшую около металлолома, но с отвращением отказался даже от мысли надеть ее.

Добряков знал, что разведчики часто используют форму противника, это их иногда выручает из трудных положений, а партизаны вынуждены были носить ее из-за отсутствия другой.

"Обойдусь и без формы. Переверну головной убор задом наперед, да и тем обойдусь", — размышлял Добряков, направляясь к дому.

На дворе было совсем темно. Он подошел к окну и стал наблюдать. Слабый свет проникал сквозь щели в ставнях. В доме изредка на непонятном ему языке разговаривали между собою мужчина, пожилая женщина и девушка с приятным голосом. Немцев в доме не было слышно. Добряков постучал в окно. Хозяин что-то спросил, но он ничего не ответил. Свет в комнате погас. Вскоре он постучал еще раз.

Боязнь хозяина выйти из дома успокоила Добрякова. Значит, он не ошибся: в доме не было гитлеровцев. Тогда он еще раз постучал в окно, и, когда хозяин опять задал какой-то вопрос по-немецки, ответил:

— Ихь зольдат.

На этот раз из дома вышел высокого роста, крепкого сложения в синем комбинезоне пожилой мужчина. Он постоял немного, переминаясь с ноги на ногу, очевидно, привыкая к темноте, затем повторил свой вопрос на немецком языке.

— Ихь зольдат, — повторил пилот и жестами показал, что он хочет кушать.

— Русь? — неожиданно спросил хозяин.

Добряков машинально кивнул головой и сразу понял, что поступил неправильно, выдал себя неизвестному человеку. Хозяин знаком велел обождать и вскоре вышел со стройной девушкой, очевидно, дочерью. Она подала Ивану ломоть хлеба, вареную кукурузу и маленький кусочек сала.

Затем быстро развела руками в сторону, повторяя печально "гросснайн, гросснайн".

Добряков положил все в карман, как мог поблагодарил за продукты и настолько расчувствовался, что перевернул пилотку и показал хозяевам красную звезду.

— Русь. Совет бун. Ленин бун, — как-то трогательно сказала девушка и подала знак, чтобы он ее обождал. Через минуту она вышла с бутылкой вина и кульком сушеных фруктов и вручила их Ивану.

Глава 9. Собаки

В ночной темноте Бунцев и Кретова с трудом вышли на сборный пункт, но никого там не нашли. Отсидевшись днем в молодых соснах, с наступлением темного времени они стали опять искать своих, но безуспешно. На условные сигналы никто не отвечал, и не было никаких признаков присутствия людей. Бунцев не мог смириться с мыслью, что Темкин и Добряков не придут и принял решение остаться в лесу еще на сутки. На этот раз расположились на дневку на опушке, имея возможность наблюдать за подходами к лесу.

Второй день казался утомительно длинным. Давала себя чувствовать забота о пропавших друзьях. После полудня Кретова уснула. Вскоре пасшееся на поле небольшое стадо коров и овец подошло почти вплотную к лесу, и два пастуха (старик и мальчик — расположились на опушке и начали закусывать. С ними была собака. Бунцев издали наблюдал за трапезой, стараясь не шевельнуться. Он очень опасался, что собака обнаружит их, и не без основания. Собака, почувствовав посторонних, навострила уши и стала лаять в сторону расположения пилота и радистки. Как крепко ни спала Кретова, она услыхала лай собаки и проснулась.

— Придется отойти подальше в лес, — предложила радистка.

— Пастухов еще можно было бы попытаться обезвредить, но проклятую собаку бесшумно обезвредить трудновато.

— Но и ждать, пока она успокоится, тоже нельзя.

И они стали тихо отходить в глубь леса.

Бунцев и Кретова вышли на небольшую поляну, окруженную кустарником. Здесь они и остановились.

— Сегодня мы уйдем отсюда, не предупредив своих, что мы здесь были и куда пойдем. На дереве не напишешь и под деревом оставить мы не договаривались, да и деревьев тут не очень много, — добавил Бунцев.

— Договаривались, не договаривались, но я Ване Добрякову рассказывала, как мы устанавливали связь через почтовые ящики.

— Но здесь их нет.

— Надо будет сделать, только и всего. Мы можем оставить записку под этим большим дубом в пункте сбора.

— А каким образом сообщить, что там лежит записка?

— Положим гнилушек, которые светят ночью, и под ними записку. О таких способах я тоже говорила.

Дождавшись вечера, Бунцев и Кретова отправились на восток. Они шли, напряженно всматриваясь и прислушиваясь.

Через час впереди показался небольшой хуторок или поместье. Они подошли поближе и остановились. Прислушались. Вскоре из хутора выехала машина. Быстро отошли в сторону от проселочной дороги и залегли. Машина прошла мимо с замаскированным светом.

— Вот партизаны бы ее наверняка захватили, а мы пропустили такую добычу, — шепнула Кретова.

Всматриваясь в хутор, они сделали вывод, что это собственно не хутор, а поместье, за которым начинается не то лес, не то парк.

— Не пройти ли нам через поместье. Смотри, как они беспечно живут, (сказала Кретова.

И как бы в ответ услыхали в поместье лай собак.

— Вот тебе, Ольга, и отметились, — шепнул Бунцев.

— Все в порядке, товарищ капитан. Обойдем кругом и как только дойдем до нужной дороги, пойдем по направлению к своим.

И они пошли. Собаки временами успокаивались, потом снова лаяли.

Было уже далеко за полночь, и они, выждав, когда прекратится движение машин, перешли через дорогу и пошли искать место для дневки. Ходили до самого рассвета и, не найдя ничего лучшего, остановились на дневку опять в убранной, но не скошенной кукурузе.