Линн Абби - Тени киновари

• Название: Тени киновари
• Автор: Линн Абби
• Жанр: Фэнтези

Вода. На Атхасе это жизнь, деньги и сила.

Водяные пещеры под Уриком становятся пристанищем для политических беженцев и беглых рабов, безопасным убежишем от хищников Атхаса и осквернителей. Но один из таких осквернителей приносит разрушение в это убежище. Матра, которая сбежала от света солнца в безопасные подземелья, должна выйти на поверхность, чтобы опять принести мир под землю. Но это не так-то просто. Стремясь достичь своей цели, она попадает во дворец короля-волшебника, в старинную друидскую рощу и за ее пределы.

---

Перехватив шаль немного по другому, Матра протянула руку навстречу утреннему свету. Затем она вытянула один длинный узкий палец, заканчивавшийся темно-красным, длинным и острым ногтем.

— Только один, элеганта? А что с остальными? Купи, разделишь их со своими сестрами Матра резко качнула головой. У нее нет сестер, нет семьи, не считая Отца, который говорит, что сладкий сок кабры портит его старые зубы. Впрочем, в их костяной хижине живет еще дварф, Мика. Как и у нее, у Мики нет семьи, но семья Мики погибла в огне, и Отец приютил Мику, так как он был рожден. Он был «юный», сказал Отец, но не совсем новый, и без родственников, которые могли бы позаботиться о нем.

Мика появился после последнего места с каброй. Матра не знала, любит ли он сладкие плоды.

Она протянула второй узкий палец.

— Умно, элеганта, очень умно. Дай мне твой мешок.

Она распутала клубок завязок на рукаве своего плаща. Пока Матра выбирал два осколка керамической монеты из своего кошелька, торговец подкинул целых четыре кабры в ее мешок. Матра не хотела других фруктов, но он не заметил этого, хотя она и покачала головой. Она подумала, что может быть стоит протянуть руку и коснуться его головы, чтобы привлечь его внимание; впрочем Отец говорил, что незнакомцы не касаются друг друга, если они не дети, а она — несмотря на свою новизну — не была ребенком. Взрослые люди привлекают внимание друг к другу словами.

Одной рукой придерживая шаль, и вытянув вперед вторую, с двумя керамическими осколками, Матра использовала свой голос и сказала, — Не четыре, только два.

— Э, элеганта? Я не понял тебя. Сними свою маску.

Матра отшатнулась. Она дала керамическим кусочкам упасть на землю, быстро зашнуровала свой мешок в рукаве с четыремя кабрами и испарилась.

— Элеганта…?

Но Матры уже не было, она бежала по направлению к эльфийскому рынку, подбородок опущен вниз, шаль окутывает плечи.

Она никогда не снимала свою маску, за исключением своей костяной, накрытой шкурами животных хижине, ну и в резиденциях высших темларов, конечно, но больше нигде. Хотя эта маска не была такой же частью ее, как, например, блестящие метки на плечах и на лице, но она носила ее в тот момент, когда начались ее воспоминания. Ее создатели дали ей маску, чтобы спрятать свои ошибки. Так сказал Отец, когда тщательно осмотрел части маски, сделанные из кожи и металла… и когда взглянул на ее лицо, которое должно было оставаться скрытым, по мнению ее создателей.

И вовсе не из-за маски ее слова было трудно понять; опять-таки ошибка ее создателей. Она сама упала на пол в тот первый раз, когда увидела свое лицо в серебряном зеркале — единственный раз за всю жизнь она потеряла сознание. Потом она со злости разбила зеркало и прокляла своих безымянных создателей: они забыли сделать ей нос. Две выгнутые щели с красными краями выходили из костяного гребня между глаз. Щели заканчивались около рта, который также был просто ужасной формы. Губы Матры были тонкие и почти не изгибались. А челюсти были слишком узкими для гибкого, подвижного языка, который другие разумные расы использовали, чтобы произносить слова. Язык, который ее создатели дали ей, как и тонкие чешуйки на ее белой коже, они, почти наверняка, взяли от ящерицы.

Не имела значения как сильно она старалась, как много раз она повторяла опять и опять слова, которые так отчетливо слышала в своей голове. Когда они выходили из ее рта, их было почти не узнать. Отец мог понимать ее, но Отец мог слышать слова в ее голове даже если она их и не говорила. Некоторые из высших темпларов и их гостей тоже имели такой дар. Зато из всех остальных только Мика мог понимать то, что она говорила, увы.

Эльфийский рынок был миром в себе внутри города Лорда Хаману. У него были собственные стены, построенные напротив стен города, и свои собственные ворота, открывавшиеся в Урик. Посты темпларов раполагались там, где двери были толстые и высокие, а их петли заржавели, так как ими давно не пользовались. Почему темплары располагались там, что они выискивали, на что смотрели, оставалось загадкой. Иногда они обыскивали тех, кто входил или выходил, некоторым из них не везло, и они исчезали, навсегда, даже если их не убивали на месте, но они никогда не обыскивали ее, даже когда она в панике вбегала в ворота, как сейчас.

Может быть они знали, кто она такая — или где она проводит ночи. Может быть она была слишком другой, непохожей — даже для них. Так что и этим утром они разрешили ей пройти через ворота не произнеся ни единого слова, как они делали это каждым утром.

В отличии от остальных рынков Урика эльфийский рынок не был пустым местом, куда приезжали фермеры, ремесленники и бродячие торговцы, которые распродавали свои товары и исчезали. Эльфийский рынок вообще был не рынком, а отдельным городом, первоначальным Уриком, возникшим еще до Дракона, королей-волшебников и безжизненных Пустых Земель, а теперь окруженным намного большим городом. Могучей силы Лорда Хаману здесь опасались всерьез, зато на его законы по большей части вообще не обращали внимания, так как неписанные законы этого древнего квартала были жестоки и эффективны.

Весь это похожий на лабиринт район был поделен на части смотрящими, и посетители шли через паутину узких улочек даже не подозревая, что за каждым их шагом, покупкой, и даже брошенным в сторону взглядом или смешком наблюдают и, если надо, запоминают невидимые глаза. Впрочем эти глаза глядели и на жителей района, которым приходилось довольно дорого платить за это удовольствие. Взамен те, которые жили за толстыми стенами эльфийского рынка, внутри которых даже одетые в желтое темплары Короля-Льва осмеливались появляться только группами не меньше шести человек, получали гарантию, что их защитят от любого врага, кроме самих защитников, разумеется.

Матра не была ни посетителем, ни жителем. Тем не менее она платила некоторым из смотрящих за возможность пройти через лабиринт его улочек ранним утром, когда рынок был так тих, насколько он вообще мог быть тихим. Заплатив за безопасный проход Матра никогда на уклонялась от разрешенного пути, так как знала, что глаза, глядевшие на нее с крыш старых зданий, из узких темных переулков или из полуоткрытых дверей немедленно сообщат смотрящим о любом ее неверном шаге.

Однажды, когда она была более новой, чем сейчас, любопытство соблазнило Матру сойти с оплаченного пути. Она не хотела никому повредить, но смотряшие не поверили — или не смогли понять — ее молчаливых протестов. Они послали своих молодых бандитов за ней, и те на своем собственном тяжелом опыте убедились, что Матра вполне способна защитить себя. Она не пострадала совсем, в отличие от них, не считая возросшей стоимости жизни и увеличившегося риска привлечь внимание Лорда Хаману к их маленьким делам.

В то давно прошедшее утро, когда она была еще очень новой и не понимала, что важно, а что неважно, Матра ничего не сказала Отцу, когда вернулась в пещеру, ничего не сказала и тогда, когда вечером опять пошла наверх, в ночь. Но когда она возвращалась на следующее утро у входа в помещение, откуда начинался путь в пещеру из эльфийского рынка, лежало пять трупов, все искалеченные до неузнаваемости. Смотрящие решили, что другие — самые обычные рожденные люди, неспособные защитить себя — заплатят за ее неблагоразумие.

Мужчины и женщины с оружием в руках ожидали ее в пещере, требуя справедливости и возмездия. Матра приготовилась защищаться, но Отец сказал ей «Нет!», и сам встал перед разьяренной толпой. Она услышала ужасные слова в этот день, в том числе и о себе собой, но Отец победил и толпа разошлась.

Когда они вернулись в костяную хижину, Отец схватил ее запястья своими сильными руками и сказал, что детям, живущим в пещере, можно сделать одну ошибку, не важно насколько серьезную, и он убедил остальных, что ей тоже можно позволить это, потому что она новая в этом мире, и ее можно считать ребенком. А потом, сжав ее запястья настолько сильно, что ей стало больно, Отец сказал, что она должна позаботиться о всех их соседях, живущих в пещере на берегах подземной воды. Она не должна подвергать опасности всю их общину ради собственного любопытства; она должна всегда идти только по той дороге, которую оплатила, иначе он сам накажет ее, и ничто из того, что ее создатели вложили в нее, не защитит ее от его гнева.

Тогда в первый раз Отец вошел в сознание Матры не как учитель, а в виде предостережения. Его лицо в этот момент было даже более ужасно, чем ее, и ужас, который он называл смерть, горел в его глазах. Перед ним она была бессильна. Тогда она впервые поняла, что такое страх, и с тех пор всегда шла только оплаченным путем.

И теперь, через шесть лет, рано встающие жители эльфийского квартала знали ее имя и иногда свистели, когда видели ее, торопящуюся по своим делам.

— Матра! Матра! — позвал женский голос за ее спиной, голос дварфа, сюда по глубокому тембру, и, учитывая то, что Матра была на своем пути, скорее всего Гомер, торговка, специализирующаяся на амулетах и бусах.