Шамиль Ракипов - Прекрасны ли зори?..

• Название: Прекрасны ли зори?..
• Автор: Шамиль Ракипов
• Издательство: «Детская литетатура»
• Жанр: Прочая детская литература
• Год: 1973

Повесть о судьбе Героев Советского Союза, ровесников — украинца и татарина, которые вместе росли, учились, работали на шахте в Донбассе, вместе служили на погранзаставе, а затем героически сражались на фронтах Великой Отечественной войны.

---

Нам достался участок с краю. Мы дружно взялись, и вспахали земли больше, чем следовало. Да и семья у нас большая: в рабочих руках недостатка нет. Тётушка моя рада, прямо на седьмом небе себя чувствует. «Вот, — думает, — засолю на зиму-то и помидоров, и огурцов, и капустки. Да и картошки про запас будет!»

Однако Халиулла-абзый, оказывается, рассудил по-своему. Овощами засадил всего только небольшой участок. А потом разулся и пошёл по тёплой вспаханной земле босой и на всей остальной пашне семена люцерны посеял.

Ох и рассердилась же на него Шамгольжаннан-жинге. Да и мы тоже — сами помалкиваем, а душой на стороне Шамгольжаннан-жинге. «Зачем же он огород травой засеял? Мало ли в поле травы? Если б знали, не старались бы столько», — думаем себе.

А люди сам знаешь какие. Им только бы повод нашёлся языки почесать. Кто мимо ни пройдёт, хохочет. Друг с дружкой громко переговариваются, чтобы мы слышали:

— Халиулла-абзый решил семью приучить есть траву.

А Халиулла-абзый будто не слышит. Ходит себе по полю, семена люцерны разбрасывает. А мы сгрудились в сторонке, готовы от стыда сквозь землю провалиться.

Однажды дядя возвратился с работы весёлый, будто не устал нисколечко. И мне весь день было радостно: к нам Иван приехал в гости. Выбежал я навстречу Халиулле-абзыю, выпалил о том, что ко мне друг пожаловал. Он засмеялся, взъерошил мои волосы. Перешагивая через порог, сказал, что к шахтёрам Голубовки тоже прибыли почётные гости. Из Казани приехали. Среди них будто бы и поэт Хади Такташ находится. Между рабочими разговор ходит, что он самолично спускается каждый день в шахту, чтобы поглядеть, как работают его земляки-шахтёры. А сегодня он в клубе читал стихи перед собравшимися шахтёрами. И Халиулле-абзыю привелось его увидеть собственными глазами. Всего в нескольких шагах от себя. У него, оказывается, русые волосы и синие-пресиние глаза. А какие чудесные стихи читал! Ну будто к самому сердцу рукой прикоснулся. Шахтёры подарили ему на память шахтёрскую лампу…

— Что же ты мне не сказал? Я бы тоже пошёл в клуб! — говорю ему, с трудом сдерживая слёзы. Может, и заплакал бы, да перед Иваном неловко. И так он с усмешкой поглядывает в мою сторону.

А Халиулла-абзый поглаживает усы да посмеивается.

— Ты ещё молодой, успеешь увидеть и настоящих поэтов, и артистов, — говорит. — Прощаясь с нами, Хади Такташ сказал: «Видел я, как ладно вы работаете. Страна ждёт от вас много угля. Не подведите, земляки!» И мы все пообещали: «Не подведём! Не подведё-о-ом!..» Так вот, если и ты хочешь, чтобы мы не ударили лицом в грязь, то лучше думай, как нам лошадей зимой уберечь. Думай! Уже зима к порогу подступила…

А что я могу придумать? И сам теперь вижу, что едва одна беда миновала, так теперь другая в дверь стучится. Корм, припасённый лошадям, на исходе. Я бы свою краюху хлеба им отдавал, но разве этим их прокормишь? Легко сказать: «Думай!..» Вот если бы меня в шахту спустили, там бы я показал, как уголь надо рубить.

— Ты бы, дядя, похлопотал, чтобы меня в шахтёры взяли, — неожиданно вырвалось у меня.

— Ты в свободное от уроков время за лошадьми получше присматривай. Это немалая помощь шахтёрам, — говорит дядя, внимательно поглядев на меня.

Иван тоже с ним заодно.

— Шахтёры нынче сами неплохо справляются, замечает он. — Если лошади свободно тянут вагонетки, им тоже легче. А подумай-ка, что будет, если лошади не смогут держаться на ногах. Твой дядя прав, о лошадях надо серьёзнее подумать… Я, может, на каникулы к вам приеду. Вместе что-нибудь сделаем.

По правде говоря, сейчас лошадей хватает на шахте. Но время от времени всё же приходится туда отправлять новых лошадей. Человек и тот не сразу привыкает к новым условиям. А лошадь — не человек. Пока приучится работать под землёй, во тьме, с ней случается всякое: то её вагонетками прижмёт к отвалу, то она проваливается в трещины или колдобины и ранит ногу, то начинает тосковать по солнцу и не притрагивается к корму.

Взамен вышедших из строя лошадей надо быстренько посылать здоровых. Халиулла-абзый предвидел это и пригнал из Калмыкии больше, чем надо. Этих лошадей мы и пасли в поле. Пасти их летом проще простого. В этом даже немало удовольствия. А попробуй-ка зимой их выходи… И нельзя убавить долю тех лошадей, что под землёй работают. Убавишь — отощают, с места вагонетку не сдвинут. А кнутом погонять лошадь там, под землёй, не полагается.

Едва землю убелил первый снег, наш сарай превратился в конюшню. Мальчишки со всей улицы толкутся в нашем дворе: помогают ухаживать за лошадьми. Самим бы нам не управиться. Не так-то легко заботиться о двенадцати лошадях. Их надо накормить, напоить, почистить конюшню. Только успевай поворачиваться.

Хорошо, у нас оказался хоть какой-то запас люцерны, что Халиулла-абзый скосил с огорода. Душистая трава — лакомство для лошадок, с удовольствием едят.

А люцерна у нас выросла хорошая. Помню, пошли мы с Халиуллой-абзыем косить, — косой замахиваться мне стало жалко. Густая, плотная трава, стебельки налитые.

Два дня косили. Хорошенько высушили. Связали в снопы, сложили на сеновале.

Теперь едва с тем снопом зайдёшь на конюшню, веселеют милые лошадки.

Но вскоре кончился корм. А зиме конца не видать. Суровой она выдалась в тот год.

Халиулла-абзый что ни день, всё больше мрачнеет.

Как быть? Чем кормить бессловесных своих помощников-лошадей? Едва придём из школы, тут же разбегаемся по посёлку. Ходим от одного двора к другому, от дома к дому — клянчим у хозяев картофельные очистки.

Начальник шахты выделил немного муки из фуража. Но что с той муки?.. Лошадям нужен такой корм, который можно жевать. Им овёс или сено нужно. А ни овса, ни сена у нас нет.

В один из дней Халиулла-абзый пошёл в управление, чтобы ещё раз серьёзно потолковать. Сел я на порожке конюшни, жду, с какими вестями вернётся мой дядя.

Тихонько скрипнула дверь, на крыльцо вышел Хабибулла.

Догадываюсь: неспроста у него оттопырены карманы брюк. Хабибулла очень любит Дутого. Уж сколько раз ему доставалось из-за него от матери. Всё равно, стоит ей зазеваться, он отламывает от домашнего каравая краюху и спешит в конюшню. И сейчас собирается незаметно да побыстрей скормить хлеб Дутому. Даже фуфайку надеть не успел. Стоит, мнётся. Не хочет, чтобы я увидел.

Вдруг я у себя на шее почувствовал горячее дыхание Дутого и прикосновение его бархатистых губ. Вот проказник, вот попрошайка! Почуял запах хлеба и ухитрился каким-то образом снять с головы недоуздок. Подошёл сзади и тычется мне в затылок, баловень: просит разрешить Хабибулле отдать ему хлеб.

А Хабибулла уже протянул своему любимцу ломоть. Дутый сжевал гостинец. Благодарно заржал. Тычется мордой к нам в руки, ещё просит. Неужели такого умницу коня зарежут из-за того, что нечем его кормить? Не может быть! Никто не решится на это.

На крыльцо вышла Шамгольжаннан-жинге. Увидев нас, незлобиво ворча, направилась в нашу сторону.

— Ах, пострел, ты опять здесь! К добру ли, что ты с этих лет привязался к лошадям? Все твои братцы сидят в тепле и старательно учат уроки, а ты в такой мороз в одной рубашке торчишь здесь. Простудиться захотел? Возьми-ка, надень свой бешмет!

— Сейчас пойду домой, — бубнит Хабибулла, но бешмет всё-таки из её рук берёт и скоренько надевает.

Лошади беспокойно переступают с ноги на ногу, громыхают по полу, тихо ржут и пофыркивают — напоминают о себе, мол, не забыли ли про нас. Есть просят лошадки. Сердце кровью обливается при их ржании.

Халиулла-абзый вернулся, когда уже стемнело. В правлении обещали выделить на каждую лошадь по три килограмма муки. «Больше не проси, — сказали ему. — А не разживёшься ли ты где-нибудь соломой? Поспрашивай в близлежащих хуторах. Ведь многие в нашей степи отапливаются соломой. Может, раздобрится кто… Можно солому распарить и посыпать сверху мукой. Правда, лошадь животное привередливое, но голод — не тётка, заставит есть…»

Мы стояли с дядей у входа в конюшню и молчали. О чём говорить? И так ясно: если не раздобудем соломы, с несколькими килограммами муки лошади долго не протянут.

А какие планы мы строили с мальчишками!

Началось всё вот с чего. В конце осени приезжал в отпуск брат Ваньки Рогова, Александр Александрович. Он в Красной Армии служил, на самой границе. Мы часто собирались по вечерам у Ваньки. Его брат, сидя на ступеньках крыльца, рассказывал нам множество удивительных историй из жизни пограничников. Соседи дивились, что тихо стало по вечерам на улице: ни в казаков-разбойников никто не играет, ни в прятки… А нам куда интереснее было слушать Ванькиного брата, чем носиться по улицам да по зарослям. От него мы узнали, что лошадь пограничника по приказу хозяина может лечь и не двигаться, будто убитая; перескакивать через высокие изгороди и даже через рвы; откликаться ржанием на зов пограничника и тут же прибегать к нему…