Михаил Марголис - Затяжной поворот: история группы «Машина времени»

• Название: Затяжной поворот: история группы «Машина времени»
• Автор: Михаил Марголис
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-367-00880-7

«Затяжной поворот» – первая последовательная, погодовая биография группы «Машина времени», охватывающая весь 40-летний на сегодняшний день творческий путь легендарного коллектива.

---

На предложение Макара я нагло согласился. У меня какие-то свои песни тогда, кажется, уже имелись, но это все ерунда. В «Машине» я ничего своего не исполнял. Какие-то глупости показывал на репетициях, но до исполнения их на сцене не доходило, а я и не настаивал. Материала у «Машины» хватало, и мы довольно плотно репетировали. Нужно было и притереться друг к другу, и тональность для меня во многих песнях была достаточно высоковатой, я буквально усирался. Но, кое-как справлялся. Во всяком случае, считал, что сдюживаю. Это хороший тренаж для меня был. Я учил тексты, мелодии, ритмические нюансы, особенно с приходом из «Високосного лета» Сашки Кутикова. У него было очень много каких-то теоретических клише, уже почти профессиональный подход к делу, осознанные требования к исполнительству и, естественно, на меня все это свалилось.

Я был в «Машине» свободным вокалистом, то есть просто стоял на сцене с микрофоном. Вернее не стоял, а выделывал разные коленца, «работал Элвисом». В «Машине», кстати, ни до, ни после меня освобожденного вокалиста не было.

Поначалу, помнится, фантастический мандраж испытывал. Наша репетиционная база располагалась на текстильной фабрике «Красная роза» имени Розы Люксембург в Хамовниках. И первый мой концерт с «Машиной» состоялся именно там. Народу немного было, фабричная молодежь, но пришел сам Алик Сикорский из «Атлантов». А меня колотило так, что я стаканом в зубы себе не попадал. Жутко распсиховался. Хотя кроме меня этого никто, вроде, не заметил. Алик мне сказал тогда после концерта: «Знаешь, тебе не хватает завитушек, очень прямо поешь». Подобные профессиональные замечания опытных товарищей мне были очень ценны – все шло в копилочку. И я до сих пор считаю: здорово, что я тогда попал в «Машину».

Я пел «Флаг над замком», классную вещицу «Битое стекло» («Нас манили светлые вершины…»), очень вкусный «тяжеляк» «Дай мне ответ» («Как много дней ты провел среди друзей, пока не понял, что ты совсем один…»), «Я устал»… Когда появился «Хрустальный город», я уже набрался опыта и исполнял его на сцене в психоделическом угаре. Пришла полная внутренняя свобода, и я откровенно перся от самого процесса. Внутреннее кино какое-то во мне крутилось. Через некоторое время я почувствовал истерию публики, когда приходилось после концерта продираться через толпу чуть ли не по головам. И в этот момент мне вдруг интереснее стало выпивать, чем репетировать. К творчеству я остыл и потихоньку начал отстраняться от группы. Не вижу тут ни внутренних причин, ни внешних. Просто так вышло.

Моя первая жена тогда меня бешено ревновала ко всему, связанному с музыкой, концертами, тусовками, и у нее были проблемы с алкоголем. У меня не было, а у нее были. Но я еще настолько незрелым себя чувствовал, что ничем помочь ей не мог. Когда общий разлад в моей жизни – с супругой, с институтом (откуда нас, кстати, изгоняли вместе с Макаром) – достиг какого-то пика, я решил, что можно чем-то пожертвовать, и пожертвовал «Машиной Времени».

Ты просто пропал тогда…

Пропал. Буквально. Пропустил пару репетиций…

А нехорошо ведь так поступать с коллегами?

Нехорошо. Но я находился в алкогольном клинче. В двадцать три года он физически переносится организмом достаточно легко, но психика, думаю, у меня уже была изуродована к тому времени. Тем более, то, что мы тогда киряли, трудно назвать вином. Эрзац портвейна. Некоторые из тех напитков оказывали просто фантастическое нервно-паралитическое воздействие. Тот же «Агдам». Коэффициент его полезного действия был высочайший. Там же крепость двадцать градусов и сколько-то процентов сахара. Настоящее пиратское пойло. Башню сносило на фиг. Не надо вашего героина…Деградация происходила с первого стакана. А «Сахра» была из разряда рвотно-удушающих…Ее пили от полной безысходки.

Макар тебя все же разыскал в тот момент…

Да, он приехал ко мне домой. Мы с ним вышли на улицу, пообщались. Наших личных отношений произошедшее никак не касалось. Я никого в группе не проклял, не возненавидел…Мне просто внутренне стало невозможно продолжать выступать с «Машиной». Я не могу это прокомментировать. Так вышло.

Когда я начал ходить на первые московские сейшены «Воскресения», в 1979-80 годах, то от старших знакомых не раз слышал версию, что твоя песня «Дороги наши разошлись» – скрытый ответ группе «Машина Времени» и Андрею Макаревичу.

Клево, что ты про это вспомнил. Тогда существовала такая игра. Внутри богемы рождалась некая мифология. Казалось, что вот эти небожители, то бишь, музыканты, весь этот советский или антисоветский рок – одна большая семья или экипаж какого-то космического корабля, где происходят невероятного морального накала разборы на уровне политики, нравственности, внутрицеховой этики. Это было важно для публики. Ни Ситковецкий, скажем, ни Макар, ни Матецкий, ни я или еще кто-то из музыкантов всерьез так не думали, но все об этом восприятии знали. Уходит Маргулис, у Макаревича появляется новая песня с какими-то, якобы, намеками – ага, народ начинает говорить, это про Маргулиса. Да фиг с два! И «Дороги наши разошлись» – отнюдь не про Макара. Песня про девушку.

В 75-м распадается не только альянс «МВ» с Романовым, неожиданно группу вновь покидает Кутиков, получив заманчивое предложение из Тульской филармонии поиграть в местном ансамбле, за официальную зарплату, на хорошей аппаратуре и с перспективой ввести в репертуар некоторые кавер-версии западных рок-хитов. Впрочем, и Макаревич, и Романов считают, что другой причиной рывка Саши на профессиональную сцену стала необходимость положить куда-то трудовую книжку, ибо после некоторых эпизодов, связанных с участием в «Машине», Кутиков не только лишился работы и побывал в лапах сотрудников милиции, но и мог быть привлечен по статье «за тунеядство».

Александр Кутиков

Насчет «тунеядства» – это отдельная история в моей жизни. Сначала я уволился из радиокомитета для того, чтобы на пару месяцев поехать с «Машиной» работать на юг. Отпуск-то мне давали, но на месяц. А вот второй месяц отдыха, «за свой счет», никто предоставлять не собирался. Ну, и в силу, опять же, своего характера, я сказал: «Ладно, тогда до свидания», и ушел с работы.

Мы съездили с группой на юг, а потом я попытался устроиться звукооператором на киностудию Минобороны, поскольку мой дед имел, в свое время, косвенное отношение к этому ведомству. Он был управляющий делами наркомата авиационной промышленности. Все шло к тому, что я получу там работу. В цехе звукозаписи меня ждали, создали соответствующую штатную единицу. Я прошел проверку, сдал какие-то экзамены. И вдруг началась очень странная история. Больше трех месяцев меня мурыжил отдел кадров. Подробности опущу, но было весьма неприятно. Тут появились и милиционеры с намеками на мое тунеядство. Напряглись они, что я, вроде, нигде не работаю, хожу лохматый, личность в районе известная… И затем выяснилось, что проблемы мои исходят от полковника, возглавляющего тот самый отдел кадров. Когда я пришел к нему, он, без особого смущения сказал, глядя мне в глаза: «Вам объяснить, почему я вас не оформляю на работу или сами все поймете? Что у вас записано в пятом пункте анкеты? Еврей…» Что я мог сказать? Хотел ему пресс-папье залепить по башке со всей дури. Но сдержался. Правильно сделал. В семье были примеры – несдержанность одного моего родственника во время войны повлекла за собой штрафбат.

В общем, на киностудию я не устроился. Зато получил приглашение от Тульской филармонии. И ушел из «Машины» без всяких конфликтов. Просто ушел и все. Мне было интересно попробовать, что такое профессиональная сцена. И я научился там многому из того, что отсутствовало в московском рок-андегрунде. Скажем, умению правильно выстраивать репетиции. И потом, приятно же, когда тебя приглашают из самодеятельной группы в профессиональную.

«Если делить историю „Машины“ на какие-то этапы, – размышляет Макаревич, – то первый закончился в 1975 году». Пожалуй, так оно и есть. За шесть самых романтических, наивных, бескомпромиссных, бессребренических лет своего существования «Машина» отъехала на приличное расстояние от той обочины, с которой стартовала. Те «монстры» столичного рока «палеозойской» эры, на которых «машинисты» равнялись или взирали, словно на полубогов, так, в сущности, и остались на прежних позициях. Со всем своим исполнительским умением, на порядок превосходившим квалификацию основных участников «МВ». Добротные копиисты, версификаторы англоязычного рока, без собственного языка и идей, они постепенно отступали на второй план и в воспоминания аксакалов московского андеграунда. Макар пошел другим путем. И повел за собой тысячи адептов. Недавний школьный ансамбль понесли на руках. «Марионетки» и «Черно-белый цвет» в 75-м уже являлись всесоюзными хитами, при том, что у «Машины» еще не появилось не только какого-нибудь официального «миньона» (про диск-гигант и речи не шло), но даже качественно записанного, полновесного магнитоальбома. И выступала группане дальше, чем в ближайшем Подмосковье. Однако, слово и интонация, предложенные «Машиной», оказались универсальными для молодежи 70-х и нигде более в ту пору в родимом роке не звучали.