Владимир Шатаев - Категория трудности

• Название: Категория трудности
• Автор: Владимир Шатаев
• Издательство: Мол. гвардия
• Жанр: Прочие приключения
• Год: 1982

Книга известного советского альпиниста удостоена первой премии на Всесоюзном конкурсе «Лучшая спортивная книга года». Второе издание дополнено рассказом о подготовке группы советских альпинистов к штурму высочайшей вершины мира – Джомолунгмы (Эвереста). Рассчитана на массового читателя.

---

Они были бы правы во всем, будь они правы в главном – в равенстве женской и мужской жизнестойкости. Думаю, что многое в современной жизни было бы куда совершеннее, если бы правильно толковалось слово «эмансипация». Если бы слово это иногда не влекло за собой искаженных взглядов на реальность, смещения расставленных самой жизнью акцентов и приятия желаемого за действительное. К сожалению, альпинизм – удобная штука для женской «игры в мужчин».

Оговорю, однако, – я вовсе не выступаю против того, чтобы женщины ходили в горы. Я только сделал вывод на основании опыта, что нужно реалистично смотреть на соотношение сил, на женские возможности в этом виде спорта.

Понять этих ребят отчасти можно. Клокова – первая женщина, которая вышла на пик Коммунизма. Как она поведет себя? Каков предел ее возможностей, даже если она сильнейшая из лучших? Кроме того, женщина в такой маленькой группе, где каждому нужно вытоптать четверть маршрута, поднять четверть веса общего снаряжения, усложнит дело то ли физически, то ли морально, поскольку перед группой стоит выбор: или разделить между тремя обязанности четвертого (хотя бы часть их), тем самым усилив и без того тяжкую нагрузку, или позволить женщине работать на равных – тогда всю дорогу будет гнести чувство мужского стыда. (Впрочем, я только предполагаю мотивы, побудившие группу к такому поступку. Подлинные причины мне неизвестны.) …После обеда мы вышли из пещеры и вдруг услышали голоса, доносившиеся снизу, из-за перегиба, где отлогость переходит в крутизну. Потом на плато стала выходить связка за связкой. Это украинская экспедиция.

Их было очень много – человек тридцать пять. Они шли торжественно, устремив взгляды вперед, не замечая нас. В голове колонны шли сильнейшие… с развернутыми знаменами.

Я подумал, что знамена лучше бы развернуть на вершине, а по склону двигаться не церемониальным, а альпинистским шагом и экономить силы, чтобы дойти до нее.

Клокова схватила меня за рукав и кивнула в сторону приближавшейся двойки. Я всмотрелся и понял, что это женщины. Они прошли мимо, не поздоровавшись, может быть, не заметили…

Ася вдруг наклонилась, будто поправляла завязку шекльтона, потом резко повернулась и ушла в пещеру. Возможно, она решила, что одна из главных целей этой экспедиции – поднять женщин на вершину пика Коммунизма.

Мы вернулись в пещеру. Ася, увидав нас, украдкой спрятала платок. Но глаза, влажные, покрасневшие, не скроешь. Кавуненко, умевший разрядить обстановку, не умалчивая, не обходя больную тему, сказал гром-ко, без тени сомнения, что поступает правильно:

– А где сила характера? Вся в платочек ушла? Тогда отожмем – прольем силушку наземь…

– Тебя бы в женскую шкуру… Может, тогда бы понял…

– Женщину понимаю. Я тоже честолюбец, но на трон непальского короля не претендую.

– Факты вас не убеждают. Вы их в упор не видите…

– Точно. Расскажи нам про Жанну д'Арк и Софью Ковалевскую. Только заруби себе на носу: история допустила случай, когда дамочка стала полководцем, но не было еще так, чтобы она была кузнецом.

– Посмотрим, что ты скажешь через пару дней, когда эти двое спустятся с вершины!

– Эти двое?! – Он подчеркнуто расхохотался. – Им до вершины и на чужих руках не добраться. Хочешь, я тебя успокою? Тогда слушай: ты поднимешься на пик Коммунизма. Ты… Шатаева, Рожальская… и еще два-три имени – не больше. В составе сильных мужских групп, при хорошей погоде и особой подготовке, но отсюда не вывод, что ваше восхождение откроет женщинам дорогу к этой вершине. Потому как оно не более чем вымученный всем скопом рекорд. Плохо, что после этого любая значкистка сочтет его нормой и станет выпархивать из себя, чтобы допорхнуть до семи с половиной тысяч. Очень стараетесь вы во всем становиться на равную ногу с мужчиной. А эмансипация – равенство прав, но не возможностей

– Ладно, Володя, спасибо за «орден», только, я думаю, нас не пяток, а легион…

– Знаю я твой «легион». Каждая внизу очень современна. С эйнштейновской дерзостью ставит под сомнение старые истины: кто, дескать, сказал, что мужчина сильнее меня? Дело, мол, вовсе не в мышцах – я зато терпеливей и духом крепче. Это внизу. А наверху, как высота да непогода прижмет, немедленно вспомнит: ах! Я всего лишь слабая женщина, у меня нет сил бороться, я останусь здесь…

– А я знаю мужчин, которые на высоте вели себя так же.

– Бывает… Только вы же первые говорите про таких: не мужчина, а баба. А про женщин наоборот: что, мол, поделаешь – женщина!

Спору этому не было бы конца, и я прервал его предложением сходить на пик Правды, имея в виду «прогулять» Асю. Со мной согласились Чтобы пройти эту небольшую, трехсотметровую вершину, нам понадобилось несколько часов. Полюбовавшись видами, быстро спустились вниз.

Не успели мы подойти к пещере, как на плато снова появилась экспедиция с Украины. Только двигались они теперь не так торжественно и без знамен.

– Рановато, – удивился Кавуненко – Даже раньше, чем думал. Небось и до семи тысяч не дотянули…

На этот раз они остановились. Многие подошли к нам, в том числе и руководитель. Верный себе Кавуненко сказал ему:

– Ты мне напоминаешь Наполеона... – И добавил: – После русского похода.

– Куда с такой махиной на семь с половиной тысяч?!

– Не в том дело. Просто вы перепутали склон пика Коммунизма с мостовой Крещатика. Парад на вершине проводили только боги. Да и то на Олимпе. Так разве это вершина? Пупырь!

В альпинизме, как и во всяком деле, есть свои дефициты, «узкие места», проблемные узлы. Часто сюда приходят люди, которые смотрят на него слишком приземленно, ожидая получить некую вещественную пользу. Они порождают в нашем деле много неприятных явлений. К счастью, чем выше класс альпинизма, тем больше очищается он от этих явлений, хотя сложность отношений между восходителями, так сказать, соревновательный накал порою, наоборот, увеличивается. В большом альпинизме накал достаточно велик, но от него и духу не остается на самих восхождениях: чем искусней мастер, тем больше отработана в нем готовность к жертве ради товарища в трудных условиях маршрута. Если и случается по-другому, то это вовсе не правило. Позднее я все же коснусь таких случаев, хотя бы для того, чтобы подтвердить правило исключениями.

ГЛАВА II. СТРАННЫЕ ГОРЫ

…Откуда они взялись, эти горные птицы, похожие на кур? Улары, облепившие кромку скалы, гомонят напряженно, истерично, как на птицебойне. То и дело суматошно вспархивают, панически мечутся в воздухе и, приземлившись на мгновение, снова устремляются вверх, не находя себе места. Откуда взялись безумно кричащие галочьи тучи? Я никогда не видел в горах столько птиц сразу…

Горы нынче странные – необычно шумно, гулко. Лавины идут с частотой проносящихся автомобилей на междугородном шоссе. Беспрерывно падают камни – обвалами и по одному…

Ничего подобного не было, когда шли вверх. И на душе было спокойней, хотя к вершине нас вел маршрут категории трудности 56.

На Кавказе нет изнурительной высоты. Вместо нее, чтобы потянуть на 56, подъем нашпигован несусветными скалолазными сложностями. Вертикаль Домбай – Ульгена, где мы находимся, немногим более четырех тысяч, но, пока доберешься до вершины, оставишь половину себя на отрицательных скалах, каминах, внутренних углах, карнизах, гладких как стекло плитах.

Теперь, слава богу, в кармане у руководителя группы Саши Балашова снятая записка, а на вершине – наша. Мы – на спуске, в трехстах метрах от высшей точки. У нас отличный бивак – палатка в скальной нише. Казалось бы, все, что нужно для безмятежного отдыха. Но от всей этой непонятной, необычной кутерьмы в горах на душе неспокойно. Друг другу в этом не признаемся: нет видимых причин для тревоги – ниша спрятана от лавины, камни здесь вроде бы не предвидятся… Что еще может быть? Не рухнут же горы?!

Пока я так думаю, булыжник, по форме и величине похожий на говяжью печень, пробивает палатку и падает к нашим ногам. Внезапно проснулся Балашов, ошалело оглядел нас и сказал:

– Я сейчас летал!

Борис Матвеевич Уткин, по возрасту самый старший, ответил;

– С младенцами это бывает.

– Да нет, не то, – не поняв спросонья шутки, уверяет Балашов. – Что-то меня толкнуло и подбросило.

В семь часов вечера, когда обычно летнее солнце еще над землей, небо вдруг задернулось наглухо, стало темно. Горы затихли, и сумерки прорезала прямая, как копье, молния. Стало понятно: то, что происходило в горах, не больше чем предгрозовая увертюра. Мы тог-да не знали, что и сама гроза лишь фрагмент увертюры.

Молнии раскалывали тревожный, рокочущий мрак вдоль и поперек, ярко, напористо, безостановочно. Я считал от вспышки до раската: раз, два, три… Умножал на триста и определял близость удара. Иногда звук почти совпадал со вспышкой – значит, совсем рядом, меньше трехсот метров…