Олег Верещагин - Мы живём на границе

• Название: Мы живём на границе
• Автор: Олег Верещагин
• Жанр: Современная проза

Одна довольно известная писательница, которой я имел глупость отослать эту рукопись, тут же забрызгала меня ядовито-либеральной слюной: мол, как я смел живописать нагаечников и сатрапов и оболгать честнейших борцов за свободу Ичкерии?! Я же хочу спросить:

ДО КАКИХ ПОР ЛЮДЕЙ, ПО КРОХАМ СОБИРАВШИХ ДЕРЖАВУ И БЕСПОЩАДНО КАРАВШИХ ЕЁ ВРАГОВ, МЫ БУДЕМ ОБЗЫВАТЬ ПАЛАЧАМИ, А ИНДИВИДОВ, РАЗВАЛИВШИХ СТРАНУ И ПУСТИВШИХ НА ВЕТЕР ТРУДЫ ЦЕЛЫХ ПОКОЛЕНИЙ, ИМЕНОВАТЬ РЕФОРМАТОРАМИ?!

Вообще-то это спросил военный историк Юрий Каторин, но мне это тоже интересно… А книжка, которая перед вами – про казаков (точнее – про казачат…). Не сердитесь, господа казаки, если что не так. Земной поклон вам!

---

– Серёжка, – сказал Петька. Загара на лице у него не осталось. – Теперь вот что… На дырку наплюй, артерии целы, потечет и перестанет, штанина присохнет… А вот правая нога… Штанину режь, давай.

Сергей, сняв с пояса "байкер", располосовал и оборвал ее, не потеряв сознания только потому, что больше Петьке помочь никто не мог. Кость торчала из синюшного мяса, тянулась черная рваная рана. – Красиво… – сказал он, чтобы хоть что-то сказать. Петька засмеялся:

– Дай-ка мне ветку потолще… Сейчас ты эту штуку обратно вправишь… Грязь, конечно, но ничего, снаружи ей нельзя, а то вообще без ноги останусь. Серёжа, давай, – и он закусил зубами деревяшку.

На этот раз он не выдержал. Глаза закрылись дрожащими веками, и из угла рта потянулось:

– Мммммххх… ссаааа…

– Потерпи, потерпи… – шептал Сергей, чуть не плача и окровавленными пальцами делая на живом мальчишке то, что делать нельзя.

У него получилось. Петька вытолкнул палку, раскушенную почти надвое. В дереве торчал сломанный клык. Отплевываясь, Петька сказал не своим голосом:

– Хоть бы сознание потерять…

Сергей зафиксировал кость, использовав куски планера. Перевел дыхание. Сердце билось в горле, все тело дрожало. Петька облизнул губы и оказал:

– Теперь, Бокс, ты пойдешь.

Сергей испугался – не того, что пойдет один, а того, что надо будет оставить Петьку.

– А ты?! – вырвалось у него. Петька пожал плечами:

– Буду лежать… Только вен туда меня перетащи, там ручей. Если все получится – вы за мной вернетесь. А если нет… – он улыбнулся: – Они все равно пойдут здесь.

Этого не могло быть. Не могло. Отчаянно, до тошноты, Сергею захотелось проснуться. Мир расплылся, теряя реальность, теряя очертания – страшный и невозможный мир, Сергей отказывался от него, не хотел его…

Он понял, что сходит с ума и зубами вцепился в руку. Хрустнуло, боль выжгла туман, застилавший мозг. Петька смотрел без насмешки, понимающе.

– Да, я пойду, – кивнул Сергей. – Может, наших встречу.

– Почти наверняка, – согласился Петька. – Они не должны были далеко оторваться, где-то тут… Давай, тащи меня. И оружие не забудь.

3.

К тому моменту, когда солнце село за скалы, Сергей вышел точно к лагерю бандитов.

Они не прятались. Даже костер замаскировали так себе. Около огня сидели четверо. Неподалеку паслись шесть лошадей – приземистых, крепких. Через минуту распластавшийся между двумя валунами Сергей заметил еще двоих и понял причину беспечности: враг ожидал погони, двое стрелков сидели на скальных площадках над тропой, надежно защищая ее хоть от роты преследователей. С ЭТОЙ стороны опасности не могло быть. Над тропой плыл запах разогреваемых консервов, слышался разговор – странно, но говорили по-русски; скорее всего, там были не только чеченцы.

Отчаянье охватило Сергея. Он был один. Их – шестеро. Он был на чужой, враждебной земле, где каждый камень грозил смертью. Петька, может быть, умирал в скалах. Туман сожрал Мирослава и Глеба. Что он может? Что от него можно требовать? Ему четырнадцать лет. Он устал, он голоден. Ему… ему просто страшно. Все так глупо, все так опрометчиво, все так по-детски… А это не игра. Это – ВОЙНА.

Потом он увидел среди поклажи, снятой на землю и сложенной, длинный сверток. И в последних лучах гаснущего дня разглядел раскиданные русые волосы.

И тогда он пополз. Пополз, сливаясь с землей, прячась за валунами – пополз ближе, уже ни о чем не думая и ничего не видя, но с хитростью зверька замирая, когда кое-то из часовых лениво, на всякий случай, оборачивался – всякий раз за миг до этого движения становился камнем, пылью, травой… Или это уже и не он полз, и не автомат был у него в руке, а полз к стану налетчиков, пластаясь, кто-то из его предков, веками вот так отстаивавших свое право жить и зваться своим именем, и никому не кланяться против воли… Он знал: эти, у костра, не увидят его, даже если обернутся и будут всматриваться, и сам старался не смотреть на огонь, привыкая к наступившей темноте.

Двадцать метров до костра, до часовых – подальше, но они все равно различались темными пятнами. Скоро взойдет луна, алая, как кровь. Сергей услышал отчетливо:

– А девчонка красивая, не зря взяли…

– Надо было и младшего щенка прихватить, за них хорошие деньги дают…

– Да ну, хлопот, возни… Как он тебе, Муса, второй-то – нагайкой! Рука болит?

– Ноет. Кость пополам… Ну ничего, он и сейчас мучается, собака… Побольше моего…

– А что не взяли – это правильно. Так и надо. Щенков – под нож, девок – к нам, и через двадцать лет русских как и не было…

Каким-то краем сознания Сергей еще понимал, что ЭТО – люди, люди, человеческие существа, стрелять в которых он не может и не должен, но перед глазами всплывал сандалик на тропе, разбирая головка Феди на руке молчащей матери, штыри в теле Лешки… и за этим накатывал новый туман, он был багряный, клубящийся, воющий, и в нем тонули мысли о милосердии, о прощении, и это было сладко, страшно и сладко. А слова "русских как и не было" словно бы сбросили стопор – Сергей услышал щелчок и не понял, что снял оружие с предохранительного взвода.

Четверо у костра одновременно вскинули головы. И тут же Сергей начал стрелять – не в них, а в темноту, в часовых, влево-вправо, влево-вправо, короткими очередями, прошивая снова и снова корчащиеся и словно бы тающие на скалах пятна тьмы.

– Русские!!! – крякнул кто-то у костра, четверо шарахнулись в стороны, за камни. Один – Сергей заметил – плюхнулся за камень метрах в пятнадцати, и оттуда тут же выставил длинный ствол РПК. Сергей перевернулся на бок и метнул немецкую гранату – так, как учил их всех лучший гранатометчик сотни Серёжка Данченко: задержав гранату в руке, по дуге, так, что она взорвалась сразу за камнем. В воздух взлетело что-то темное, с нелепо раскинутыми ногами, рухнуло, забилось у костра, став странно КОРОТКИМ, издавая нечеловеческие, воющие, мяукающие, булькающие крики, вызвавшие у Сергея довольную улыбку.

– Что ж ты так визжишь, гадина? – прошептал он. – Больно умирать?..

…Сергей допустил одну, но роковую ошибку. Он не дождался, пока враги уснут. Не смог дождаться… И теперь трое бандитов, отвоевавших не по одному году, быстро определив, что стреляет один ствол, поняв, откуда ведется огонь, в два "калашникова" прижали мальчишку, а третий начал ползком и перебежками подбираться ближе и ближе.

Сергей бросил еще одну гранату, вслепую опустошил три магазина – и понял, что проигрывает. Сейчас кто-то подберется вплотную, выждет, навалится, скрутит… Плен?! Мысль о боли и пытках не посетила Сергея – ужасом обожгло то, что его свяжут и будут насмехаться, поняв, конечно, зачем он сюда явился… Плен?! Нет!

Он сорвал с ремня последнюю гранату и, сев спиной к камню, по которому били и били пули, выдернул кольцо.

Он им нужен живым. Пусть так.

Сергей напрягся, собираясь встать и крикнуть: "Не стреляйте, сдаюсь!" Может быть, они подойдут все, и тогда…

…и тогда где-то за камнями, там, где лежали убитые часовые, деловито и напористо заговорил пулемет. "Да-да-да! – выкрикивал он, и Сергей понял, что будет жить, понял это с ликующей радостью, и пулемет подтвердил: – Да-да-да!.." – а кто-то в ужасе заорал:

– Гоб-ли-ны-ы-ы!!! [49]

В свете костра Сергей, приподнявшись, увидел, как рухнул вбок, сложившись пополам, один вскочивший, как поднялся показавшийся очень высоким из-за вскинутых на всю длину рук другой, суетливо и громко повторявший:

– Я сдаюсь, не стреляйте, я сдаюсь!

И как косо, пригнувшись, метнулся в темноту по осыпи третий – вскочивший совсем рядом с валунами, за которыми прятался Сергей.

– Не уйдешь… – процедил тот и, швырнув впереди себя гранату, бросился следом, одержимый одной мыслью – догнать!!! Кажется, ему что-то кричали вслед знакомые голоса; сейчас Сергею было не до этого. Он бросал себя с камня на камень, ориентируясь по звуку, и в голове пульсировала строфа Высоцкого:

И однажды умолкнут друзей голоса.
Сгинут компасы и полюса -
И незримо проляжет у ног полоса,
Испытаний твоих полоса!
Для того-то она и нужна, старина,
Для того-то она и дана,
Чтоб ты знал, какова тебе в жизни цена -
С этих пор и на все времена!

Трраддддададааа!!! Сергею показалось, что очередь выпущена точно в него, но широкий веер огня прошел чуть в стороне, и мальчишка выстрелил в ответ – тоже очередью. Мелькнула на миг вдоль – упасть, чтобы не подставляться под огонь… но это значило убегающему дать шанс уйти, скрыться в темноте. Тот не мог бежать бесшумно, из-под ног срывались камни, и он, конечно, тоже слышал, как бежит следом его преследователь.

Снова очередь! Сергей выстрелил в ответ – и ППШ осекся. Сергей рванул затвор – бесполезно, гильза заклинила его. Мальчишка отбросил оружие и, ни секунды не раздумывая, выхватил ТТ. О том, что он с двумя обоймами преследует вооруженного автоматом бандита, Сергей не подумал. Он два раза выстрелил на бегу… и из-за скал начала выползать сумасшедшая, непредставимо громадная алая луна, быстро выкатываться, словно мандарин из-под кровати. Тени метнулись по скалам, свет вспорол темноту, кромсая ее на лохмотья.