Вирджиния Эндрюс - Свет в ночи

• Название: Свет в ночи
• Автор: Вирджиния Эндрюс
• Издательство: АО „Издательство «Новости»"
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 1999
• ISBN: 5-7020-0960-6

Чистая, нежная девушка, в младенческом возрасте разлученная с семьей, возвращается к отцу и сестре. Но это, казалось бы, радостное событие приносит ей нелегкие испытания. Отец вскоре умирает, мачеха ненавидит ее, эгоистичная и избалованная сестра тиранит. Но героиня не теряет надежды на счастье и находит в себе силы противостоять судьбе.

---

– Да. Только скажи когда, – твердо ответил он.

– А как же твои родители? Они не будут сердиться?

– Им необязательно об этом знать. Так когда?

– Завтра. Мы должны съездить как можно скорее.

– Я пропущу тренировку. Тренер поймет. Я заеду в три часа, – пообещал Бо.

– Дафна меня не отпустит, я уверена. Мы просто встретимся с тобой у ворот. Я не люблю делать ничего тайком, но она меня вынуждает.

– Все в порядке, – проговорил Бо, обнимая меня за плечи. Мне было так хорошо в его объятиях. – Нет ничего плохого в том, чтобы сделать что-то тайком, если в результате будет что-то хорошее.

– Ах, Бо, я теперь так одинока. Правда! – воскликнула я с чуть большим отчаянием, чем собиралась.

Его глаза затопила печаль.

– Нет, это не так, Руби, у тебя есть я. И я всегда у тебя буду, – поклялся он.

– Не давай обещаний, Бо, – поправила его я, прикасаясь пальцем к его губам. – Лучше совсем не давать обещаний, чем дать слово и не сдержать его.

– Это обещание я смогу сдержать, Руби, – пообещал он. – И я скреплю его поцелуем.

Его губы приблизились к моим. Мне было так хорошо, но я чувствовала себя виноватой в том, что наслаждаюсь поцелуем, когда папа лежит там, в гостиной. Мои мысли и моя душа должны быть заняты только им, подумала я и отстранилась.

– Нам лучше вернуться, пока нас не хватились, Бо.

– Ладно. Значит, завтра, в три, – повторил он. Хотя посетители ушли довольно рано, мне казалось, что уже очень поздно. Я не представляла, насколько эмоционально утомительной может быть печаль. Бо и его родители ушли одними из последних. Мой приятель заговорщически подмигнул мне, но вел себя официально и в соответствии с обстоятельствами, пока мы прощались.

После того как все ушли, Брюс Бристоу и Дафна пошли в кабинет отца, чтобы обсудить срочные дела, а Жизель и я отправились по своим комнатам. Я слышала, как среди ночи она говорит по телефону со своими старыми приятелями. И под жужжание ее голоса и ее глуповатый смех я погрузилась в долгожданный сон.

Дафна не спустилась к завтраку, но на ленч прибыл священник, чтобы обсудить последние детали похорон. К Жизель пришли некоторые из ее друзей, влекомые, как мне показалось, скорее любопытством, чем преданностью. Я оставила их развлекать самих себя и отправилась в свою студию. Мне вспомнилось, каким счастливым и взволнованным был папа, когда впервые привел меня сюда. И тут мое сердце забилось быстрее, в груди потеплело, когда я подумала о том дне, когда начала рисовать обнаженного Бо. А потом все случилось так быстро, с такой страстью, что даже теперь я могла пережить снова восхитительно возбуждающее падение в глубины моей сексуальности, когда я обняла Бо, поцеловала его, подчинилась его растущему желанию. Я так увлеклась этими воспоминаниями, что чуть не опоздала на наше свидание перед домом.

Я торопливо вышла через боковую дверь, спустилась по подъездной аллее до тротуара, чтобы подождать его до трех часов. Бо приехал вовремя. Я быстро села к нему в машину, и через секунду мы уже уносились прочь, направляясь к тому заведению, где бедный младший папин брат проводил свои дни в путаном мире психических страданий. Я ничего не могла с собой поделать – нервничала, мне было страшно. Бо знал, что Дафна уже однажды пыталась меня определить в это же учреждение, чтобы выкинуть из своей жизни.

– Мне ясно, насколько пугающим должно быть для тебя это место. Ты уверена, что можешь сделать это? – спросил он.

– Нет, – ответила я, – но я чувствую, что это мой долг перед папой, нечто такое, что он попросил бы меня сделать.

Чуть больше, чем полчаса спустя, мы подъехали к пятиэтажному серому оштукатуренному строению с решетками на окнах. Я медленно выбралась из машины и вместе с Бо вошла в санаторий. Медицинская сестра, за стеклянной перегородкой прямо перед нами, не подняла головы до тех пор, пока мы не подошли к ее столу.

– Я Руби Дюма, – назвалась я. – Я хочу увидеть моего дядю Жана.

– Жана Дюма? – переспросила сестра. – Да, конечно. Мы сегодня утром как раз перевели его в другое отделение.

– Другое отделение? Но он все еще здесь, так?

– Да, здесь, но сейчас Жан Дюма не занимает больше отдельную комнату. Он теперь в общей палате.

– Но… почему? – удивилась я. Сестра самодовольно улыбнулась.

– Потому что тот, кто за него платит, прекратил дополнительные выплаты, и в настоящее время Жан Дюма может рассчитывать только на свою страховку, – объяснила она.

Я взглянула на Бо.

– Дафна времени не теряет, верно? – заметила я. – Так мы можем увидеть дядю? Прошу вас, – обратилась я к сестре.

– Да. Одну минуту. – Женщина нажала кнопку, и вскоре появился санитар. – Отведи их в палату С к Жану Дюма.

– К лорду Дюма, – улыбнулся тот. – Конечно. Сюда, пожалуйста, – произнес он, и мы пошли за ним по коридору.

– Почему вы зовете его лорд Дюма? – поинтересовался Бо.

– А, да это просто небольшая шутка среди персонала. Несмотря на свои проблемы, Жан любит свою одежду и следит за собой. Во всяком случае, раньше это было так.

– Что вы подразумеваете под словом «раньше»? – спросила я.

– С тех пор как его перевели в другую палату и даже незадолго до этого, он перестал о чем-либо заботиться. Доктора беспокоятся. Обычно мы отводим его в игровую комнату после ленча, но последнее время депрессия у него усилилась, и он возвращается обратно в палату.

Я посмотрела на Бо.

– Как выглядит палата? – поинтересовалась я вслух.

Санитар помолчал минуту.

– Ну это не «Ритц», конечно, – сказал он.

Это было преуменьшением. Мужская палата представляла собой дюжину коек, стоящих в ряд, каждая со своим металлическим шкафчиком. По одной стене три окна, по другой два, все забраны решетками. Цементные пол и стены выкрашены в глухой коричневый цвет. Лампочки светили тускло, но мы смогли разглядеть дядю Жана в дальнем конце палаты. Он сидел на краю кровати. Сестра только что дала ему что-то и теперь направлялась к нам.

– Со мной тут парочка посетителей к Жану, – сказал ей санитар.

– Он сегодня немного более подавлен, плохо ел за ленчем. Мне пришлось дать ему лекарство. Вы родственники? – спросила нас сестра.

– Я его племянница Руби.

– Ах вот как, – заулыбалась женщина. – Та самая Руби, что посылает ему письма время от времени?

– Да, – ответила я, радуясь, что дядя их получает.

– Жан так бережет эти письма, хотя сомневаюсь, что он на самом деле прочел хоть слово. Иногда ваш дядя часами сидит, просто разглядывая их. Когда Жан находился в отдельной палате, я их иногда ему читала. Очень милые письма.

– Спасибо. Ему становится хуже?

– Боюсь, что так. Переезд и все остальное тоже не пошло ему на пользу. Жан так привык гордиться тем, что у него собственная комната.

– Я знаю, – отозвалась я. – Помню.

– Ах, так вы видели его здесь?

– Не совсем так, – проговорила я. Эта сестра не работала здесь, когда меня заставили остаться в санатории, так что она меня не помнила. Но я не видела смысла вспоминать обо всем этом снова.

Я пошла к дяде Жану, сидевшему, уставившись на свои руки. Бо по-прежнему не отставал от меня. Золотые волосы дяди были растрепаны, он был одет в пару мятых брюк и мятую белую рубашку с пятнами от еды на груди.

– Привет, дядя Жан, – поздоровалась я, присаживаясь на кровать рядом с ним. Я взяла его ладонь в свою. Дядя повернулся, взглянул сначала на Бо, потом на меня. Я заметила искорку узнавания в его сероголубых глазах, легкая улыбка чуть приподняла уголки его губ.

– Ты меня помнишь?.. Руби? Я вторая дочка Пьера. Я та, кто посылала тебе все эти письма. – Улыбка дяди стала шире. – Я вернулась домой из школы, потому что… потому что произошла трагедия, дядя Жан, и я приехала к тебе, так как считаю, что ты имеешь право знать. Я думаю, тебе следует знать. – Я подняла глаза на Бо, чтобы узнать его мнение – продолжать мне или нет. Он кивнул. Дядя Жан все так же смотрел на меня, его глаза медленно двигались из стороны в сторону, словно он изучал мое лицо.

– Это из-за папы, дядя Жан… Его сердце не выдержало, и он… умер, – договорила я. – Поэтому папа не приехал повидать тебя. Поэтому тебя перевели в эту палату. Но я собираюсь пожаловаться Дафне, и я прослежу, чтобы ты вернулся обратно в свою комнату. Во всяком случае, я попытаюсь.

Постепенно улыбка на губах дяди увяла, и его губы еле заметно задрожали. Я положила руку ему на плечо и осторожно пожала.

– Папа захотел бы, чтобы я приехала сюда, дядя Жан. Я уверена. Он очень переживал из-за того, что произошло между вами, из-за твоей болезни. Ему так хотелось, чтобы тебе стало лучше. Он очень тебя любил. Правда, – сказала я.

Его губы задрожали сильнее. Он замигал, и я почувствовала, как дрожит его рука. Неожиданно дядя замотал головой из стороны в сторону, сначала медленно, потом все сильнее и сильнее.

– Дядя Жан…

Он открыл рот, закрыл и все сильнее тряс головой. Сестра и санитар подошли ближе. Я взглянула на них, и в эту минуту дядя Жан завопил нечто нечленораздельное.