Мурасаки Сикибу - Повесть о Гэндзи (Гэндзи-моногатари). Приложение.

• Название: Повесть о Гэндзи (Гэндзи-моногатари). Приложение.
• Автор: Мурасаки Сикибу
• Издательство: .: Наука. Главная редакция восточной литературы
• Жанр: Древневосточная литература
• Год: 1992
• ISBN: ISBN 5-02-016877-7

«Повесть о Гэндзи» («Гэндзи-моногатари»), величайший памятник японской и мировой литературы, создана на рубеже X–XI вв., в эпоху становления и бурного расцвета японской культуры. Автор ее — придворная дама, известная под именем Мурасаки Сикибу. В переводе на русский язык памятник издается впервые, в пяти книгах. В первые четыре книги входят 54 главы «Повести». В настоящей, справочной книге — «Приложение» — помимо обширной исследовательской статьи и свода цитируемых в «Повести» пятистиший из старых поэтических антологий помещены схемы, таблицы, рисунки, которые помогут читателям ориентироваться в сложном мире этого произведения.

---

Убранство домов отличалось необыкновенной изысканностью — все, начиная от одежды и кончая утварью, заказывалось у лучших мастеров. Большое значение в интерьере японского дома придавалось ширмам, занавесям, экранам. Их расписывали лучшие художники столицы. Изображения сопровождались каллиграфическими надписями, чаще всего стихами на ту же тему. Живопись, каллиграфия, поэзия, находящиеся в гармоническом единстве, оказывались тесно связанными с повседневным бытом людей.

Усадьбы обычно бывали довольно велики — иначе трудно было бы разместить многочисленную челядь. Дома покупались и передавались по наследству. Помимо усадьбы в столице аристократы владели обширными земельными поместьями (сёэн), откуда получали определенную часть доходов в виде риса, тканей и прочих натуральных продуктов.

Число аристократических семей, приближенных ко двору, было не так уж велико — не более двадцати. Вокруг них сосредоточивались другие, менее знатные семьи. Существовала и провинциальная аристократия, но положение ее было незавидным (хотя нередко и более выгодным материально). Столица считалась единственным местом, достойным благородного человека. Взгляды же столичной аристократии были устремлены на императорский дворец — средоточие культурных ценностей того времени.

Стр. 6

В конце X в. императорский дворец, перестав быть местом, где вершились государственные дела (императорская власть приобрела к тому времени чисто номинальный характер), стал центром процветания всех видов искусств. Покои соперничающих между собой за влияние на императора наложниц были украшены произведениями лучших живописцев, там собирались выдающиеся поэты и музыканты столицы. Добиться высокого положения при дворе — вот цель, к которой стремились все юноши из благородных семейств. Дважды в год происходили церемонии Назначения на службу: весной распределялись должности в провинции, осенью — в столичных государственных учреждениях.

Система государственного управления, еще в эпоху Нара (645–794) заимствованная из Китая, основывалась на строгом иерархическом порядке подчинения младших старшим. Высшим органом власти являлся Государственный совет (Дайдзёкан), под началом которого были восемь ведомств, выполнявших различные функции по управлению страной.

Защита императорского дворца и столицы находилась в ведении шести отрядов охраны. Кроме того, все влиятельные семейства имели в своем распоряжении вооруженных телохранителей.

Иерархическая структура всех ведомств и управлений была определена кодексом Тайхорё (701 г.). Распределение должностных мест во всех ведомствах, как гражданских, так и военных, было строго регламентировано, занимаемой должности непременно соответствовал ранг. В свою очередь, от ранга чиновника зависели цвет его одежды, пышность выезда, убранство кареты, высота ворот в усадьбе.

Системе управления китайского типа соответствовала и система образования, целиком заимствованная из Китая. Основным учебным заведением для детей знати была Палата наук (Дайгакурё), находившаяся в непосредственном подчинении у Церемониального ведомства (Сикибусё) и имевшая четыре отделения: китайской классики, истории и словесности, юриспруденции, математики.

Помимо Дайгакурё существовала основанная в 828 г. Кукаем (Кобо-дайси) школа для простолюдинов. Многие влиятельные семейства имели собственные школы. К примеру, мальчики, принадлежавшие к роду Фудзивара, посещали школу Кангакуин. В семьях высших сановников было принято обучать детей дома, приглашая для них учителей из Палаты наук. Система образования (как и государственное устройство) базировалась на конфуцианских началах.

Юноша из аристократического семейства должен был знать наизусть основные произведения конфуцианских классиков, сочинения китайских историков. Участие в дворцовых церемониях и празднествах требовало не только прекрасного знания китайской поэзии, но и умения самому слагать стихи на китайском языке. Поэтому мальчики проводили немало времени за изучением образцов китайской классической литературы. Другими аспектами образования юноши-аристократа были каллиграфия, музыка и рисование. Владение японской стихотворной формой (танка) также было необходимо, но в основном в частной жизни. Умение прекрасно слагать китайские стихи и искусно записывать их, играть на нескольких инструментах — духовых и струнных, самому расписать ширму или веер в китайском или японском стиле — таковы были необходимые условия для продвижения по служебной лестнице.

Уже с малых лет мальчиков приводили во дворец, чтобы, выполняя разные мелкие поручения, они постепенно приобщались к придворной службе и усваивали правила этикета.

Стр. 7

В жизни двора большое место занимали устраиваемые по разным поводам церемонии и празднества. К ним готовились задолго и тщательно: шили праздничные одежды, подбирали свиту, украшали кареты. Особенно почетным считалось непосредственное участие в церемонии — в роли распорядителя, исполнителя ритуальных танцев или музыканта. Этой чести удостаивались лишь избранные.

Помимо обычных годовых праздников пышными церемониями отмечались также отдельные события в жизни двора — посещение императором дома экс-императора или регента, возвращение императрицы во дворец из родительского дома, выезд на соколиную охоту и пр.

Во дворце и в домах вельмож часто устраивались поэтические турниры, проводились различные игры, состязания. Многие игры были заимствованы из Китая и требовали знания китайской классической поэзии.

Помимо участия в общих для всех праздниках и церемониях человеку предписано было соблюдать обряды, связанные с определенными этапами его собственной жизни, наиболее значительные из которых также выливались в великолепные празднества с многочисленными гостями, музыкой, состязаниями поэтов и пр.

Женщины в отличие от мужчин были удалены от непосредственного участия в общественной жизни (хотя нередко от них многое в этой жизни зависело), и их сношения с внешним миром были крайне ограниченны. Хэйанская женщина (принадлежавшая, разумеется, к родовитому семейству) почти никому не показывалась. Только очень немногие, самые близкие из ее прислужниц имели право непосредственно общаться со своей госпожой. Помимо занавесей и штор, отделявших внутренние покои от других помещений, помимо ширм и экранов ее скрывал от чужих взглядов стоящий непосредственно перед ней переносной занавес (китё) — несколько соединенных между собой шелковых полотнищ со шнурами, свисающих с укрепленной на небольшой подставке горизонтальной перекладины. Женщина не только почти никогда не покидала своего дома, но и внутри его мало передвигалась. Самое большее, что ей позволялось, — подойти к нижней балке, отделявшей передние покои от окружавшей дом галереи, и под прикрытием занавеса или экрана полюбоваться садом. Выезжать из дома разрешалось лишь в исключительных случаях: либо в дни самых значительных празднеств, либо если возникала необходимость совершить паломничество в тот или иной храм. Подобные выезды обставлялись чрезвычайно торжественно — женщина выезжала в роскошной карете в сопровождении большой свиты.

С самого раннего детства девочку готовили к будущей брачной жизни, рассчитывая, что ей удастся вступить в такой брачный союз, который, упрочив положение семейства, явится залогом дальнейшего его процветания. Счастливыми считались семейства, имевшие многих дочерей. Дочь при благоприятном стечении обстоятельств можно было пристроить наложницей к государю, и, если ей удалось бы снискать благосклонность или тем паче стать матерью наследника, положение семейства оказывалось упроченным. Поэтому рождение девочки было большой радостью, и воспитанию ее уделялось особенное внимание.

Стр. 8

За исключением китайских наук она должна была усвоить все, что знал мужчина. Девушка из благородного семейства превосходно играла на кото — японской цитре, рисовала, красиво писала и, конечно, не только знала наизусть лучшие образцы японской поэзии, но и сама умела складывать приличествующие случаю стихи. Классические японские пятистишия танка играли немаловажную роль в жизни женщины, являясь своеобразным посредником между ней и внешним миром. Не имея возможности видеть женщину, мужчина судил о ней по искусству слагать стихи и по красоте почерка. Недаром в эпоху Хэйан самыми совершенными красавицами считались прославленные поэтессы.

Вообще внешность женщины, как таковая, почти ни на одном этапе любовных отношений не имела особого значения. На первых порах воображение мужчины воспламенялось изящной скорописью писем, утонченными стихами, намекающими на самые возвышенные чувства, а при более близком знакомстве — тихими звуками струн, случайно донесшимися до слуха откуда-то из внутренних покоев, или — как предел возможного — вдруг мелькнувшими сквозь занавеси или щели в ширме волнами черных волос и краешком платья.