Андрей Волос - Маскавская Мекка

• Название: Маскавская Мекка
• Автор: Андрей Волос
• Издательство: Издательство: Зебра Е
• Жанр: Альтернативная история
• Год: 2005
• ISBN: ISBN 5-94663-178-0

Мастерский роман Андрея Волоса «Маскавская Мекка» относится к жанру антиутопии. Из-под причудливых построений этого фантастичного произведения отчетливо проглядывает столь знакомая действительность. Прошлое и будущее России сходятся здесь вплотную, и едва ли позавидуешь тому, кто угодил между ними.

---

— Какие сапоги?

— Болотные! Забыл?

— Сапоги? А-а-а, сапоги! Болотные, что ли?.. А твои-то где?

— О моих и говорю: у тебя они.

— А вторые-то были?

— Были, да сплыли: порвал недавно левый сапог… не заклеишь.

— Как это?

— Вот так это! Об железку. Тырк — и готово. Да тебе-то что? Давай, да пойду.

— Так они у Горюнова, — простовато развел руками Кирьян.

— Как у Горюнова?!

— Так — у Горюнова. Ты ж сам при мне ему и отдавал — забыл?

Твердунин сморщился.

— Это в тот раз, что ли? Когда мы… а, черт!

— Ну да, когда еще… — Кирьян посмотрел в сторону перегородки. Помнишь?

— Е-мое! — сказал Твердунин, ударив себя кулаком по лбу. — Точно! Ну, собирайся тогда быстренько, проводишь меня…

— Да некогда же мне, Михалыч! — взмолился Кирьян. — Дел невпроворот!

— Не дел, а грязи у тебя невпроворот! Подавишься ты когда-нибудь своей грязью! Давай, давай, не морочь мне голову. Мне без сапог домой ходу нет. Собирайся, кому сказал!

Через три минуты они вышли из дома и темным переулком двинулись в сторону станции.

Маскав, четверг. «Маскавская Мекка»

— Вот так! — повторял толстяк-биржевик. — Вот так!..

При начале событий он вскочил из-за столика и кинулся в глубину ресторана, а теперь стоял возле Найденова, глядя на него растерянно и жалко. Цветозона сузилась и стала фиолетовой, широкая зона турбулентности слева, под сердцем, отливала темной синевой, едва ли не опасной для жизни. Кроме того, на биржевика напала икота, и при каждом содрогании он говорил «пардон» и подносил к губам ладонь. Толстые щеки тряслись.

— Да, вот так, — повторил за ним Найденов. — Вот так.

— Ну вы подумайте! — слабым голосом сказал биржевик и снова икнул. Ведь это совершенно нелегально!.. Вы что! Видели? Женщину и… господи, вот так!..

— Да уж, — кивнул Найденов. — Выпейте коньяку. Всего хорошего.

Встревоженно галдя, арабы покинули свой столик и двинулись к выходу. Сойдя с террасы, они дружно достали из карманов телефоны и принялись куда-то названивать. Только один стоял спокойно, сунув руки в карманы широких белых штанов и, поцыкивая зубом, с равнодушным любопытством глядел вверх, на искусственное небо Рабад-центра.

Найденов тоже сошел вниз и двинулся дальше по бульвару к площади Напоминаний.

Все вокруг притихло и выглядело испуганным. Так смолкает шумный праздник, когда поступает известие, что припозднившийся гость задержался навсегда: где-то на другом конце Маскава красно-синий эвакуатор тащит его исковерканный мобиль, сам он, накрытый простыней и с лязгом задвинутый в чрево перевозки, трясется на колдобинах по дороге к ближайшему моргу, а гости растерянно жмутся по углам, не зная, куда девать бокалы с вином, налитым для веселого тоста.

Даже негаснущее лазурное небо Рабад-центра уже не выглядело таким ярким и свежим, как двадцать минут назад. Казалось, оно с немым изумлением смотрит вниз, на привычный, на косный мир — плохой, неправильный, несправедливый и жестокий, — но способный, оказывается, в мгновение ока повернуться такими сторонами, по сравнению с жестокостями и несправедливостями которых прежние выглядят просто милыми шалостями.

Найденов и сам чувствовал тревогу и испуг. Он шагал, посматривая по сторонам. Посетители Рабад-центра спешно доделывали начатые дела, то есть торопливо допивали и доедали заказанное прежде; магазины опустели; толпа фланирующих поредела и обрела свойства, несовместные с приятным времяпрепровождением, — собранность и целеустремленность: теперь ее течение было направлено преимущественно в сторону Восточных ворот, то есть к главному выходу. У большинства цветозона побледнела, зона турбулентности стала шире и окрасилась в темные цвета.

Короткая стычка закончилась, но вся она, эпизод за эпизодом, сменяющими друг друга с противоестественной быстротой, впечаталась прямо в радужную оболочку. Куда бы он ни посмотрел — на ресторанные столики, на смущенную толпу, на увитые плющом стены заведений, на перламутровые и радужные струи фонтанов, — поверх трепетали призрачные картины жестокого побоища, стремительно развернувшегося и через несколько минут столь же стремительно завершившегося.

Сигналом к нему стало падение безногого.

Погромыхивая, коляска прокатилась еще метра полтора. Сразу после этого возник безобразный и шумный хоровод, в центре которого оказался десяток мамелюков во главе с майором; торговка недвижимостью, мгновенно захваченная его стремительным вращением, вскрикнула и, кажется, попыталась снова замахнуться зонтиком — но тут же исчезла в толпе. Первым подлетел к ней худощавый парень в тельняшке и вытертых джинсах; после его толчка женщина упала, взмахнув-таки зонтом, но уже так, как взмахивает руками человек, стремящийся схватиться за воздух; а потом уже нельзя было разобрать, случайно возле нее теснятся клочья торопливой пляски или, напротив, целенаправленно — потому именно, что упавшую бьют ногами.

Все это заняло три четверти секунды.

— Р-р-р-р-р-р-ра-а-а! — разноголосо и страшно летело под своды Рабад-центра.

Этот вопль многократно усилился, когда оказалось, что мамелюки вовсе не пребывают в ошеломлении. Пошли в дело дубинки — при соприкосновении с телами нападающих они рассыпали снопы электросварочных искр; кому не удавалось увернуться, падал и слепо полз, мыча и содрогаясь. Желто-синяя машина взревела, разворачиваясь, и уже била в толпу струей какой-то пенной дряни из невесть откуда взявшегося на ее крыше брандспойта. Большая часть нападавших, отступив на несколько метров, извлекла из кошелок припасенные обрубки железа и обломки кирпичей. Эти снаряды (некоторые издавали в полете неприятный свист) полетели в мамелюков. Половинка кирпича угодила майору по уху; к сожалению, тот был без каски, а бесполезная в отношении защиты фуражка скатилась на брусчатку. Майор пошатнулся и поднес руку к голове. Посмотрев затем на ладонь, он матерно крикнул и дал яростную отмашку. Мамелюки гаркнули «Ур-р-р!» и ударили дубинками в щиты. Под этот грохот они двинулись вперед, тесня нападавших и поражая их разрядами. Человек с мегафоном на фонтанной чаше, все это время поддерживавший толпу неразборчивыми криками, хрипло заорал: «Назад! Назад!» — и сам спрыгнул с чаши и спешно потрусил в сторону Восточных ворот. Нападавшие стали беспорядочно отступать; тех, кто не смог подняться, затолкали в желто-синюю машину. Уже выла сирена «скорой», куда так же споро задвинули носилки с торговкой недвижимостью; еще через две минуты могло бы показаться, что здесь ничего не происходило — если бы не несколько пятен крови да горки клочковатой пены, медленно оседающей на брусчатке…

Найденов последний раз обернулся и прибавил шагу.

* * *

Почти правильный квадрат Площади Напоминаний, широко раскинувшейся под синим небом Рабад-центра, ограничивался с одной стороны набережной Маскав-реки, с другой — разновысотной махиной Аквапарка, с третьей зигзагообразным рядом небоскребов, с четвертой — комплексом захоронения.

Комплекс захоронения представлял собой сооружение в виде толстой дуги, отделанной мясо-красным гранитом и протянувшейся метров на двести пятьдесят. С внутренней стороны эта дуга являлась колумбарием: на многочисленных табличках поблескивали скупые надписи — только имена, ни единого намека на то, какая скорбная роль была сыграна некогда их владельцами на пространствах России. Верхнюю плоскость сооружения украшали семь небольших храмов — по числу конфессий, упомянутых в Хартии Великого Слияния. Православная церковь, мечеть и пагода занимали ее центр, прочие лепились по краям. В самом фокусе дуги возвышалась пятнадцатиметровая лабрадоритовая стела, логически замыкавшая пространство. Немногословная трехъязычная надпись на ней сообщала о приблизительном числе жертв кровавых и жестоких беспорядков, случившихся когда-то при выносе праха из мавзолея, в незапамятные годы стоявшего у стен маскавского Кремля. Обычно сюда во множестве стекались дети — их привлекал рыжий огонь, который плясал над художественно расколотой стальной чашей. Сейчас площадка перед стелой была безлюдна.

Ближайшая к комплексу захоронения часть площади в просторечии именовалась Лысодромом, и в силу своей сугубой однообразности вызывала интерес разве что у иностранцев. Однако через Лысодром пролегал кратчайший путь к «Маскавской Мекке».

Разбитая на сегменты множеством взаимоперпендикулярных аллей, площадь походила на соты. В каждой ячейке стояла скульптура, а у постамента росло соразмерное ей растение: возле больших изваяний шелестели листвой липы или березы, возле меньших — осинки или аккуратно постриженные кусты жасмина и горькой жимолости. Возле совсем мелких торчали из горшков карликовые сосны в стиле бансай, а то и просто ромашки или ноготки.