Станислав Лем - Диалоги

• Название: Диалоги
• Автор: Станислав Лем
• Издательство: АСТ, Транзиткнига
• Жанр: Философия
• Год: 2007
• ISBN: 5-17-023030-3, 5-9578-0903-9

Размышления знаменитого писателя-фантаста и философа о кибернетике, ее роли и месте в современном мире в контексте связанных с этой наукой – и порождаемых ею – социальных, психологических и нравственных проблемах. Как выглядят с точки зрения кибернетики различные модели общества? Какая система более устойчива: абсолютная тирания или полная анархия? Может ли современная наука даровать человеку бессмертие, и если да, то как быть в этом случае с проблемой идентичности личности?

Написанная в конце пятидесятых годов XX века, снабженная впоследствии приложением и дополнением, эта книга по-прежнему актуальна. Многое из того, что предвидел Лем, сбылось, многому еще, возможно, предстоит осуществиться...

---

Изменение условий среды является тем же самым, что и изменение правил игры. Фактором же, способствовавшим прогрессу цефализации, или, в более общем смысле, «личному потенциалу обучаемости» организмов – было систематическое отставание максимального темпа обучения, на который генотип способен, от темпа изменений окружающей среды. Причем в силу вещей, чем длиннее цикл жизни особи, тем медленнее должен быть темп «усвоения знаний хромосомами». Потому что «квантом» урока является отдельный проход организмов через среду. Упрощенно дилемма адаптации представляется таким образом: как создать регулятор, который бы справился с актуально протекающей игрой, а одновременно – с любым возможно значительным и возможно быстрым изменением ее правил? На этот вопрос эволюция давала конструктивно разнообразные ответы. Во-первых, такой: если изменение правил значительное и внезапное, необходимо временно выйти из игры – в «пережидательном виде». Однако эта тактика предполагает возврат – через некоторое время – начальных условий (игры, которую организм вести умеет). Потом такой: следует максимализовать предпрограммное разнообразие регулятора и само это предпрограммирование сделать эволюционно пластичным. И наконец: следует отказаться от предпрограммирования регулятора, если только это возможно, а зато снабдить регулятор потенциалом самопрограммирования на основе обучения.

На практике «ответы» в виде организмов «смешанны». Первый ответ охватывает класс «переживательных» решений. Этот ответ был дан раньше других, потому что состояние обратимого гомеостаза тем достижимее, чем проще гомеостат.

Второй ответ охватывает класс решений, представленных насекомыми. Потому что насекомые разыгрывают огромное количество предпрограммных игр, а это предпрограммирование стабилизировалось в формах, проверенных многомиллионными прохождениями через сито окружающей среды.

Третий ответ охватывает класс решений, типично цефализированных. Третье решение является безальтернативно лучшим, чем второе, потому что между ними возможны самые разнообразные компромиссы. Первое же решение остается в своем роде совершенством, непревзойденным последующими. Зимняя спячка млекопитающих есть некоторое к нему приближение.

Когда сравнивают насекомых с формами высших животных, то утверждают часто, что это низшие формы, в которых виден некоторый эволюционный успех. Но успех и прогресс – это разные вещи.

Насекомые существуют несколько сотен миллионов лет. Одни насекомые строят подземные города, другие выращивают определенные растения для собственного пропитания и «одомашнивают» животных (других насекомых); это единственная животная форма, которая создала простой, но эффективный язык для инструментальных договоренностей (пчелы), и это язык наследственный. Видов их в четыре раза больше, чем видов остальных животных вместе взятых. Их можно обнаружить в любой земной среде за исключением океана. Ни одна из высших форм, появившихся значительно позднее, не вытеснила насекомых из их экологических ниш. За это время планета успела пройти все характерные для нее фазы случайных осцилляций. Горы вздымались и рушились, пустыни превращались в джунгли, а джунгли – в пустыни, высыхали гигантские болота, что привело к гибели ящеров, проходили ледниковые эпохи, замерзали некогда тропические экваториальные территории, изменялась флора целых континентов – а насекомые прошли невредимыми через все эти сита окружающей среды. В конце концов появился человек с технологией производства инсектицидов. За короткое время насекомые приспособились и к нему, и к его ядам. Итак, налицо успех, но он не свидетельствует о «прогрессивности» их строения. Однако если прогрессивность их строения является чем-то иным, нежели оптимизацией выживаемости, характеризующейся вариантностью для многочисленных сред обитания, то гомеостатических критериев для ее измерения не существует. Насекомые по сути не удовлетворяют тому условию «прогрессивности», которое, если следовать Гексли, лежит в основе возможности постоянного эволюционирования. (Данная форма не только должна быть оптимально приспособлена, но, кроме того, она должна «пропускать» к высшим формам.) Легко заметить, что вся неясность этого определения сосредоточена вокруг обоснования подобной «обязанности». Аналогом эволюционной ситуации в науке будет ситуация эмпирической теории, которая должна не только предсказывать факты, но и иметь свойство опровержимости – то есть должны быть возможны такие факты, которые фальсифицируют теорию.

Однако если оказывается, что теория по-прежнему эффективна в предвидении, то она обретает все новые подтверждения в фактах, а если не обнаруживаются противоречащие ей факты, то со временем мы признаем эту теорию блестящей. По крайней мере мы не считаем, что обнаруженное в этой теории отсутствие необходимости ее перерабатывать и изменять плохо о ней свидетельствует. Наоборот, чем дольше, чем на большем количестве фактов, чем в большем промежутке времени и пространства она верна, тем она лучше.

Можно сказать, что эти отношения теории – «внешние», то есть касающиеся отношений с реальным миром, с окружением; мы оцениваем теорию согласно особенностям этих отношений. Также возможна и другая оценка – ее внутренних особенностей (обозначенная применяемыми нами критериями структурной простоты, логических отношений следования и т.д.).

И если теперь нам кто-то предложит совсем иную теорию, значительно более сложную внутренне, которая в области предсказаний может то же, что и прежняя, то мы никогда не признаем новую «более прогрессивной» – лишь на основании того, насколько она более искусна конструктивно, насколько в ней больше изысканности, математического искусства вложено в ее построение!

Потому что теорию мы оцениваем в основном по ее способности предсказания; а чем способность предсказания является в науке, тем в эволюции является способность выживать. Следовательно, ни «возвышенная радость», которую животное с большим объемом мозга получает от жизни, ни совершенно исключительная усложненность его структуры, ни продуманность регуляторных решений его тела не дают оснований для подобной инструментальной оценки, которая благодаря этим состояниям превозносила бы млекопитающее в сравнении с насекомым. Мы, конечно, можем применить другую оценку: потому что в принципе возможен компаративизм «по уровню сложности». Но тогда самая высокая оценка – самой большой сложности – обусловлена выбранными нами принципами, которые не являются инструментальными. Потому что, прежде всего мы обязаны признать, что то, что труднее создать, именно этим как раз и заслуживает высшей оценки. Другими словами, тогда оказывается, что вероятность произвольно взятого состояния обратно пропорциональна его ценности. Но почему? Неизвестно.

Игра с Природой, которую ведут насекомые, не отличается от игры с Природой, которую ведем мы, более низкой результативностью, потому что это неправда. Вид, просуществовавший сотни миллионов лет, уже не должен так «показывать себя» в смысле выживания, как вид, насчитывающий еще только шестьсот тысяч лет. Первый уже сдал экзамены; второй к ним еще только приступает. Без сомнения, насекомые находятся ближе к «гомеостатическому минимуму», чем мы. Их решения проще; эти решения оказались, что и говорить, надежными. Является ли цефализирующее решение более прогрессивным, поскольку оно лучше, – вот вопрос, над которым стоило бы задуматься.

Постулат сохранения постоянной пластичности относителен. Он соотносится с совокупностью возможных помех в процессе гомеостаза. Если возникнет форма, нечувствительная к любым препятствующим возможностям, то уже «лучшей», чем она, не возникнет; может быть только другая, которая иначе решает принципиально ту же самую задачу.

Но действительно ли не подверглась изменению сама эта задача? Не добавила ли к ней цивилизация новых условий решения, которые частично противоречат установленным процессом эволюции? Когда, к примеру, цивилизация стремится к минимизации смертности особей, то тем самым она обнаруживает некий аналог «инженерной экономичности», чуждой эволюционной деятельности, поскольку эволюция нисколько не минимизирует фактора индивидуальной смертности; сохранение вида представляется в ней главенствующей задачей по отношению к сохранению индивидуумов, а в свою очередь, сохранение, то есть продолжение самого биосферного процесса – задачей еще более высокого уровня. Всю эту иерархию цивилизация пытается изменить. Все это правда, но ведь и компаративизм мы можем применять только там, где речь идет об аналогичных задачах. Если летающая форма не является автоматически лучшей, чем наземная, тем, что способна летать, то форма, организующая космические полеты, не является тем самым автоматически лучшей, раз она может что-то, чего никакой другой вид до сей поры не смог. Потому-то не на основании избыточности определенных решений, но прежде всего сравнивая реализацию «задачи-минимум», надлежит сравнивать организмы.