Мария Барышева - Мутные воды дельты

• Название: Мутные воды дельты
• Автор: Мария Барышева
• Жанр: Ужасы и Мистика

Недавно принесли мне посмотреть один старый фильм ужасов — «Челюсти». Думаю, вы его видели — отвратительно сделанная акула, и большую часть героев в лучших американских традициях красочно рвут на куски. Вы знаете, я смеялся — до того ненастоящим и глупым мне там все казалось, и в течение всего фильма жена смотрела на меня как на сумасшедшего. Ужасы, да? Но я-то знаю, что такое ужас — настоящий. И оттого мне было особенно смешно…

---

— А ты что ж, лодку пропорол? — спрашивает отец, и Архипыч сердито пыхтит, возясь с заплаткой.

— Я, как же!.. Зять вчера одалживал, за остров сходить… вот и сходил! А тесть, значит, чини, а то у них-то времени нету, они ж… и Люська…

Он начинает подробно рассказывать отцу о новых прегрешениях своей дочери и ее мужа, и я нетерпеливо топчусь на месте, потому что мне это совершенно неинтересно. Отец замечает это, быстро заканчивает разговор, и тянет меня за собой, и, уже уходя, спрашивает через плечо:

— А что ж ты не дома-то лодку чинишь?! Опять Клавдия Степановна не в духе?

Архипыч с безнадежным видом машет рукой и углубляется в работу, а мы идем вдоль парапета. Рыбаков уже немного — близится «пересменка», и долго мы не задерживаемся. Завидев Виту, которая все так же упорно сидит на своем месте, втянув в плечи голову в вязаной шляпе-колокольчике, я отворачиваюсь.

— Вот беда-то, а? Совсем плохая девчонка стала, — говорит отец сокрушенно. — Все сидит и сидит, а чего сидит? Может, ее к врачу сводить? Конечно, уследить теперь некому…

Я нервно передергиваю плечами, потому что мне кажется, что голос отца звучит обвиняюще, хотя на самом деле это не так. Идя вдоль парапета, я спрашиваю себя — ела ли Вита сегодня и вообще за эти дни хоть что-нибудь, и этот вопрос лишний раз дает мне понять, что я повзрослел.

На рынке мы задерживаемся дольше, чем рассчитывали — отец встретил старого приятеля, с которым давно не виделся, и они разговаривают и разговаривают, и в конце концов отец, вручив мне авоську с демьянками и талончик на трамвай, отправляет меня домой.

По дороге я опять заворачиваю на набережную и лениво бреду вдоль парапета, словно смотритель, которому давно надоели вверенные ему владения. На реку, ослепительно сияющую под солнцем, я стараюсь не смотреть. Демьянки тяжелые, и, перекинув авоську через плечо на спину, я воображаю, что несу золотые слитки, отобранные мною у неких злодеев, и поэтому нести авоську немного легче.

У парапета почти пусто — я вижу только троих людей, рассеянных вдоль бетонной полоски: Вита, Архипыч и незнакомый мне рыбак. Вита все так же упрямо сидит на своем месте, глядя в сторону острова, и кажется странным изваянием, кем-то забытым здесь. Архипыч уже починил свою лодку и накачал ее, чтобы проверить, насколько хорошо сделана работа. Возле него лежат весла, и я спрашиваю, для чего они ему сейчас, и он отвечает, что скоро сюда придет зять и лодку заберет. Потом Архипыч оттаскивает лодку к ныряющей в воду лестнице и начинает внимательно осматривать. Я ставлю авоську на землю и замечаю, что Вита теперь смотрит в нашу сторону, чем-то заинтересовавшись. Но она слишком далеко, и выражения ее лица я не вижу.

Возле Архипыча, сетующего на непутевого зятя, я долго не задерживаюсь. Вскоре со стороны реки доносится приближающийся звук моторки, и я заставляю себя посмотреть за парапет, чтобы узнать, кто едет. Это Валерий, и я машу ему рукой, и он машет мне в ответ и кричит, что пристанет к другой лестнице, левее.

— Туда иди! — он снова машет, указывая направление. Я подхватываю свою авоську и быстро иду к следующей лестнице. Когда я сбегаю вниз, Валерий уже заглушил мотор и теперь осторожно подводит лодку к ступенькам. Я спрашиваю, не нашел ли он чего, и Валерий отрицательно мотает головой.

— Не, ничего, даже рыбы никакой не поймал сегодня. Нашел… ха, пацан, если б я нашел то, про что ты спрашиваешь, то я может сейчас и не… — но, заметив выражение моего лица, он обрывает себя и тут же заговаривает о другом: — Слушай, мне тут надо по делу смотаться — за лодкой не приглядишь? Я недолго.

Я киваю, и Валерий вылезает на ступеньки и привязывает лодку к торчащей из парапета арматуре, а потом уходит, шутливо погрозив мне кулаком.

— Смотри, Ленька, если с лодкой что случится!..

— Только вы быстро! — кричу я ему вслед и сажусь на одну из ступенек подальше от воды, прислонив набитую авоську к стенке. Похоже, матери сегодня долго придется ждать продукты, ну, что ж — не в первый раз. Я с удовольствием разглядываю вверенную мне лодку-дюральку. Это — «Казанка-5» — небольшая, простенькая, даже без дистанционного управления — нашим оно ни к чему — они прекрасно управляются и с румпелем. Вся эта музыка вместе с подвесным мотором стоит около тысячи рублей, и мне приятно и в то же время немного не по себе от того, что я сейчас несу ответственность за такое богатство.

Внимательно осмотрев лодку, я с видом знатока проверяю, насколько хорошо она привязана, убеждаюсь, что мне этот узел не развязать, потом снова сажусь на ступеньку, достаю из авоськи большую тугобокую демьянку, а из кармана — швейцарский нож, и начинаю рассеянно царапать на демьянке свое имя. Солнце припекает вовсю, но здесь я в тени и сидеть мне совсем неплохо. Со своего места я вижу пустынный участок реки и западную часть острова, на которой едва-едва заметны несколько закаливающихся — наверное, приезжие — свои в такое время дома сидят. Тихо, спокойно, и даже река уже не кажется такой страшной, и я надеюсь — то, что было в ней, ушло от нас, вернулось к себе — в ту подводную яму, где оно пряталось много лет.

Я недолго наслаждаюсь безмятежностью — вскоре издалека, с правой стороны доносится истошный крик и плеск воды. Голос мне незнаком, и я предполагаю, что это — тот самый одинокий рыбак.

— Архи-и-ипыч! — кричит он нетерпеливо и со страхом. Такие крики мне известны прекрасно — слышал не раз, да и сам иногда так же кричал. Это крик рыбака, который вот-вот упустит на редкость крупную рыбину. Я вскакиваю, обуреваемый желанием пойти посмотреть, что там такое, но тут же вспоминаю о лодке. Идти нельзя. А Архипыч, тем временем, с удивительной для его возраста и здоровья скоростью пробегает мимо моей лестницы, крича:

— Бегу! Уже бегу! Ох! Бегу!

Я прячу нож в карман и топчусь на месте, нервно поглядывая то на лодку, лениво покачивающуюся у нижней ступеньки, то наверх. Мне отчаянно хочется знать, что случилось — вдруг зацепили того самого… или кого-нибудь, как Серегу… Я должен узнать, но я пообещал стеречь лодку. Впрочем, здесь сейчас никого кроме нас нет, на реке затишье, лодка привязана надежно. Если я всего лишь на минуточку сбегаю посмотреть, с лодкой ничего не случится. И, успокаивая себя этим, я опрометью взбегаю по ступенькам и лечу к тому месту, где рыбак и уже добежавший до него Архипыч свесились за парапет так далеко, что рискуют свалиться в воду. Бежать до них далеко, и я еще раз оглядываюсь, чтобы убедиться — нет ли кого подозрительного. Но наш участок набережной пуст, только Вита сидит на парапете, а ближайшие рыбаки — крохотные фигурки аж возле моста — в километре отсюда. «Казанке» ничто не грозит, и я покидаю свой пост со спокойной совестью.

Архипыч и незнакомый мне рыбак возятся с леской и кругом и отчаянно пыхтят и ругаются, пытаясь вытащить рыбу. Их добыча — осетр сантиметров семьдесят в длину, и, перевесившись через парапет, я уже вижу, как он то и дело показывает из воды злую остроносую морду и шипастую спину. Упустить такого запрещенного красавца — величайшее горе, и оба рыбака скорее дадут себя утопить, чем отступятся. Но осетр сражается отчаянно, и пока что у них ничего не получается.

— Силен! — хрипит рыбак. — Ничего, на судачьем крючке сидит, гадюка! Не уйдет! Да ты туда круг веди! Да что ты с хвоста?!..

Архипыч злобно кричит, что рыбак вместо того, чтобы вести осетра в круг, просто полощет его в воде для собственного увеселения, и вскоре они начинают так ругаться, что осетр, уже подуставший, превращается в частность, и смотреть на все это ужасно интересно.

— Помочь? — спрашиваю я.

При моей комплекции этот вопрос, конечно, можно принять за шутку, но рыбакам сейчас выбирать не из кого. Старик Архипыч после сердечного приступа уже мало на что способен, потенциальный владелец осетра и вовсе седой и хилый дедок, и если к ним прибавить еще и меня, то втроем мы составим более-менее силу.

Вначале мне все-таки предлагают сбегать и позвать кого-нибудь, потом тут же рыбак говорит, что мне бы лучше подлезть в воде под удочки и попробовать подвести круг там или подержать осетра за хвост что ли. Но от этого я поспешно отказываюсь, и Архипыч, спохватываясь, понимающе кивает.

В конце концов, осетра мы все же вытаскиваем, убив на это кучу времени, — он оказался невероятно сильным и жадным до жизни. Воровато осмотревшись, мы закрываем его своими телами и разглядываем. Это настоящий красавец, и сколько я уже рыбачу на Волге — на моем веку такого крупного не вытаскивали. Рыбак шепотом предлагает мне и Архипычу зайти к нему вечером за кусочком осетринки, прячет еще бьющегося осетра в сумку, чуть ли не сложив его пополам, поспешно сматывает оставшиеся удочки и, словно дух, растворяется в пыльных зарослях тутника, а мы с Архипычем остаемся — запыхавшиеся, потные и довольные. Еще несколько минут мы обсуждаем во всех подробностях только что совершенный рыбацкий подвиг, с жаром выясняем, от кого при этом больше было толку, а потом, оставшись каждый при своем мнении, разбредаемся по своим лестницами еще более довольные.