Николай Томан - В созвездии трапеции

• Название: В созвездии трапеции
• Автор: Николай Томан
• Жанр: Научная Фантастика

Героев повести волнуют проблемы общения с разумными существами иных миров.

---

Теперь возле них уже и Ирина Михайловна, и униформисты. Успевают стремительно соскользнуть по канату на манеж и Машины братья.

— Господи, как же это вы так? — испуганно восклицает Ирина Михайловна, склоняясь над Машей. — Что же это такое случилось с вами?.. Не разбились?..

Но всем и без этого ясно, что Маша не разбилась. Она снова уже на ногах. Улыбаясь, благодарно жмет руку Юрию:

— Если бы не он, непременно сломала бы себе что-нибудь…

— И откуда вы взялись, Юра? — удивляется Ирина Михайловна. — Просто чудеса какие-то творятся сегодня.

— Раз Маше грозила беда, — убежденно говорит за Елецкого Мушкин, — Юра не мог не «взяться»…

— Ну ладно, хватит вам разводить мистику, — сердится Ирина Михайловна. — Как оказались вы тут на самом-то деле?

— Да ведь очень просто, Ирина Михайловна. Мы как раз в этот самый момент вошли с Антоном в зрительный зал, — объясняет Юрий. — Ну и увидели, что Маша падает…

— Увидели! — перебивает его Мушкин. — Я лично ничего не увидел. Я только услышал, как затрещала какая-то лестница, которую Юра опрокинул, устремляясь к Маше.

Долго еще не утихает шум удивленных, восторженных и благодарных голосов, а Ирина Михайловна, уже успокоившаяся за Машу, тревожится теперь о другом. Как же работать Зарницыным дальше?

— Но ведь это же явная случайность! — уверяет ее Маша.

— Правильно, случайность, — соглашается Ирина Михайловна. — А где гарантия, что она не повторится?

— Опять, значит, сеточку расстелем? — морщится, как от реальной физической боли, Алеша.

— А что было бы с Машей, если бы Юра не подоспел? А разве вы, Алеша, не можете сорваться? Я тоже не за сетку, это вам известно, но тогда нужно придумать что-то другое…

— И чего вы голову ломаете над этим? — удивленно пожимает плечами Маша. — Проще простого решается вопрос. Юра показал нам его решение. Нужно поставить пассировщиков с четырех сторон манежа. Мы ведь срываемся с большой высоты, и падение наше происходит довольно плавно. За это время можно подоспеть в любую точку манежа.

— А если мимо? В зрительный зал, как Маша только что?

— Ну, это я сама виновата, — смущенно улыбается Маша. Нужно было затормозить полет задним сальто. Да и вряд ли вообще случится такое еще раз. Просто нужно быть немножко повнимательнее.

— Ну что ж, — соглашается наконец Ирина Михайловна после некоторого раздумья. — Давайте ограничимся пока лишь этой мерой предосторожности — поставим у барьера манежа униформистов.

Кроме своей лаборатории в научно-исследовательском институте, Лева Энглин и Илья Нестеров встречаются почти ежедневно на квартире Левы. И разговор у них теперь об одном и том же — в чем суть достигнутого Ильей эффекта? У Левы множество гипотез, но все они таковы, что Илья почти умоляет его никому о них больше не рассказывать, на что неунывающий Лева отвечает словами Циолковского:

— "Если мы не будем свободно высказывать новые мысли, то и наука не будет идти вперед".

А сегодня они собрались у Ильи. Поужинали в компании с Михаилом Богдановичем, сидят теперь в кабинете Андрея Петровича, не торопясь высказывают друг другу свои мысли.

— Ты знаешь, что говорят о нас в институте? — спрашивает Леву Илья.

— Догадываюсь, — усмехается Лева. — С точки зрения тех скудных познаний, которыми располагает современная наука о гравитации, наше предположение, что в твоем эффекте действуют гравитационные или антигравитационные силы, конечно, кажется им невероятным. Но ведь еще совсем недавно невероятным казалась и идея гиперболоида инженера Гарина из фантастического романа Алексея Толстого. Опровергал ее даже такой крупный авторитет в области оптики, как профессор Слюсарев. А у нас теперь квантовые генераторы света — лазеры. Устройство их, конечно, иное, но в принципе самого явления много общего с гиперболоидом инженера Гарина.

Замолчав, Лева пристально всматривается в хмурое лицо своего друга.

— Не нравишься ты мне в последнее время, Илья, — недовольно произносит он. — Похоже, что стал сдавать…

— И ничего похожего! — злится Илья. — Просто устал немного. Я ведь целыми днями в сплошных контратаках. И с отцом, и со всеми нашими… Ты же знаешь. Но могу я позволить себе высказать хоть тебе-то свои сомнения?

— А сомнения, значит, уже завелись?

— Они, по-моему, просто необходимы. Это только самовлюбленные дураки ни в чем не сомневаются.

— Ах, это, стало быть, творческие сомнения! Ну, таких-то и у меня хоть отбавляй. Такие побуждают к поискам, не дают успокаиваться.

Лева берет с полки какую-то книгу и, машинально перелистывая ее, продолжает:

— В последнее время я много думаю о гравитационных волнах. То, что они являются физической реальностью, следует из общей теории относительности Эйнштейна. А раз это так, то любое тело, излучающее гравитационные волны, должно терять часть своей энергии, а следовательно, и массы.

— Гравитация носит, значит, энтропийный характер! — сразу вдруг оживляется Илья. — Есть тут, стало быть; что-то общее с энтропией термодинамических явлений. Ты знаешь что-нибудь о работах Константина Эдуардовича Циолковского в области, общей термодинамики? Или тебя, специалиста по ядерной физике, вопросы термодинамики не волнуют?

— Почему же? — обижается Лева. — Мне хорошо известны его высказывания против энтропийных постулатов Томсона — Клаузиуса, утверждавших непрерывное обесценивание энергии в природе и неизбежность "тепловой смерти" Вселенной. Циолковский же считал, что все явления в природе обратимы и что с той же закономерностью, с которой тепло переходит от более горячих к менее горячим телам, оно должно течь и в обратном направлении.

Илья, прищурившись, смотрит на Энглина. Понял ли Лева, к чему завел он разговор об этой гипотезе Циолковского?

— И я догадываюсь, почему ты вспомнил об этой убежденности Константина Эдуардовича в обратимости всех явлений в природе, — угадав его мысли, продолжает Лева. — Это ты для подтверждения своей идеи о возможности концентрации гравитационных волн, рассеянных во Вселенной подобно теплу? Прямой аналогии тут, конечно, быть не может, но если удастся с помощью какого-нибудь генератора «принудить» тепло течь от менее нагретых к более нагретым телам, то не исключена вероятность концентрации и гравитационной энергии. Весьма возможно даже, что именно этот процесс осуществляется в твоей установке. Я, однако, должен напомнить тебе, что Циолковскому не удалось поставить ни одного эксперимента, в котором тепло текло бы от менее нагретых к более нагретым телам.

— Дело ведь не только в эксперименте. Для нас с тобой важнее сейчас теоретическое обоснование возможности такого эксперимента. А это у Циолковского есть. Читал ты его "Второе начало термодинамики", изданное еще в тысяча девятьсот четырнадцатом году в Калуге? Не читал. А жаль. Непременно прочти. Я с величайшим трудом раздобыл один экземпляр этой книги.

Покопавшись в книжном шкафу, Илья достает небольшой томик в выцветшем от времени переплете и торопливо перелистывает, его в местах многочисленных закладок.

— Вот послушай-ка, что пишет Циолковский по поводу оговорок, имеющихся в постулате Клаузиуса. "Слова постулата "сама собой", — замечает Константин Эдуардович, имея в виду теплоту, которая, по утверждению Клаузиуса, не может сама собой перейти от холодных тел к теплым, — делают его не совсем ясным. Что значит "сама собой"? Может быть, теплота от холодного тела к нагретому может переходить особенным, неизвестным действием природы? Человеческой силой, умом, искусством? Не чудом же? Выходит, что сама собой теплота не переходит, но не сама собой переходит. Стало быть, и Клаузиус признает какие-то условия, при которых совершается этот обратный переход.

Томсон тоже думает, что вообще теплота не переходит от менее нагретого тела к более нагретому, но… этот переход может (хоть иногда) совершаться…

Итак, сами ученые не устанавливают новый закон, потому что в противном случае они бы сказали: теплота никогда не может переходить от более холодного тела к более теплому. А раз теплота то переходит, то не переходит, то и закона никакого нет, а есть наблюдение, часто повторяющееся, но как будто нарушаемое, по словам самих же ученых.

Не виноваты ли их последователи, принимая постулаты за законы и начала?"

Илья закрывает книгу и вопросительно смотрит на Леву:

— Не худо ведь сказано?

— Вопросы круговорота энергии во Вселенной всегда волновали умы не только ученых, но и философов, — глубокомысленно замечает Лева. — Еще Энгельс говорил…

— А ты знаешь, — перебивает его Илья, — что Циолковский познакомился с основными трудами Энгельса лишь в конце своей жизни? И он совершенно самостоятельно пришел к тем же самым выводам, что и Энгельс. "Излученная в мировое пространство теплота должна иметь возможность каким-то путем снова сосредоточиться и начать активно функционировать…" — писал Энгельс в "Диалектике природы", опубликованной у нас лишь в тысяча девятьсот двадцать пятом году. А в "Кинетической теории света" Циолковского, напечатанной в тысяча девятьсот девятнадцатом году в Калуге, мы читаем почти то же: "Получается вечный круговорот материи, вечно возникающая юность Вселенной".