Энн Райс - Царица Проклятых

• Название: Царица Проклятых
• Автор: Энн Райс
• Жанр: Триллер
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-699-21395-5

Царица Египта, Мать всех вампиров, пробудилась наконец от своего сна, длившегося шесть тысяч лет. Она мечтает «спасти» человечество и вместе с Лестатом царствовать в новом, построенном по ее законам мире. Но разве первородное зло способно создать красоту и гармонию?

Могущественные Дети Тысячелетий должны решить непростую проблему: найти способ противостоять Царице Проклятых, отомстить ей за причиненные многим страдания и при этом выжить, ибо ее уничтожение грозит гибелью всем вампирам.

---

Так вот что это был за аромат – кровь! Его пальцы горели. Невероятно, но он ясно видит даже сосуды под кожей! И отчетливо слышит биение ее сердца. Оно становится все громче, и звук такой… такой влажный. Он попятился.

– Господи, да убери же ее отсюда! – вскричал он.

– Возьми ее, – прошептал Арман. – И сделай это немедленно.

5. Хайман, мой Хайман

Никто не слушает.

Пой вольно и свободно,

пой только для себя —

как птица, что поет

не ради власти на земле иль в небе,

а ради счастья выйти за пределы

самой себя.

Пусть из ничего возникнет что-то.

Стэн Райс «Техасская сюита»

До этой ночи, этой ужасной ночи, он любил подшучивать над собой: он не знает, кто он и откуда, но знает, что ему нравится.

А ему нравилось многое из того, что его окружало: цветочные лотки на углах, сияющие по вечерам молочно-белым светом огромные здания из стали и стекла, деревья и, конечно, трава под ногами. И купленные им вещи из блестящей пластмассы и металла, будь то игрушки, компьютеры, телефоны – неважно. Ему нравилось разбираться в них, осваивать, а потом сминать в крошечные разноцветные шарики, которыми можно жонглировать или вышвыривать их из окон, когда поблизости никого нет.

Ему нравились звуки рояля, кино и стихи, которые он находил в книгах.

Еще ему нравились автомобили, сжигавшие, подобно лампадам, добытую из-под земли нефть. И огромные реактивные самолеты, летавшие на основе тех же научных принципов выше облаков.

Каждый раз, когда над его головой пролетал самолет, он останавливался и прислушивался к доносящимся сверху людским разговорам и смеху.

Самым большим наслаждением для него было вождение машины. В течение одной ночи он мог промчаться в своем серебристом «мерседесе» по гладким пустым дорогам от Рима до Флоренции и до Венеции. Ему также нравилось телевидение – крошечные пучки света и весь электронный процесс в целом. Как спокойно чувствовал он себя в обществе телевизора, наедине с огромным числом мастерски накрашенных лиц, дружески разговаривающих с ним со светящегося экрана.

Рок-н-ролл ему тоже нравился. Ему нравилась любая музыка. Ему нравилось, как Вампир Лестат поет «Реквием для маркизы». Он не вслушивался в слова. Важнее была печальная мелодия и мрачный аккомпанемент барабанов и тарелок. У него возникало желание танцевать.

Ему нравились гигантские желтые машины, которые поздней ночью взрезали землю в больших городах, в то время как вокруг суетились люди в униформе; нравились двухэтажные лондонские автобусы и, конечно же, люди – умные и ловкие смертные.

Он любил прогуливаться вечерами по Дамаску, когда перед его глазами внезапно вспыхивали картины разрозненных воспоминаний о том, каким был этот город в древности. Он вновь видел на этих улицах римлян, греков, персов, египтян…

Ему нравились библиотеки, где в больших, глянцевых, приятно пахнущих книгах можно найти фотографии древних памятников. Он и сам фотографировал новые города, в которых бывал, и иногда накладывал на изображения те образы, которые по-прежнему присутствовали в его памяти. Например, на фотографии, сделанной в Риме, вместо современных жителей города в их тяжелой, грубой одежде он мог увидеть людей в туниках и сандалиях.

В общем, вокруг было множество вещей, достойных восхищения: скрипичная музыка Бартока, церковные певчие – девочки в белоснежных платьях, выходящие в полночь из храма после христианской мессы.

Конечно же, ему нравилась и кровь его жертв. Об этом и говорить не стоит. Кровь не имела отношения к его развлечениям. Смерть вовсе не казалась ему забавной. Он преследовал добычу молча и не желал с ней знакомиться. Достаточно было смертному просто заговорить с ним, как он тут же поворачивался и уходил. Неприлично, считал он, разговаривать с этими нежными, ласково смотрящими на вас созданиями, а потом торопливо поглощать их кровь, ломать им кости и слизывать мозг, превращать их тела во влажное месиво. А охотился он теперь именно так, с невероятной жестокостью. Он больше не испытывал острой потребности в крови, но хотел ее. Им руководила не жажда, но овладевавшее всеми помыслами неистовое желание. За одну ночь он мог выпить кровь трех, а то и четырех жертв.

И все же он был уверен, абсолютно уверен в том, что когда-то был человеком. Да, когда-то он гулял под жаркими лучами полуденного солнца, хотя сейчас, конечно же, это ему недоступно. Ему виделось, как он сидит за простым деревянным столом и маленьким медным ножиком разрезает спелый персик. Лежащий перед ним плод очень красив. Ему был знаком вкус персика. Он знал вкус хлеба и пива. Он помнил, как солнце освещало простирающееся на многие мили вокруг тускло-желтое песчаное пространство. «Приляг и отдохни под полуденным солнцем», – кто-то когда-то сказал ему эти слова. Был ли это последний день его жизни? Да, нужно было отдохнуть, ибо вечером царь и царица призывали к себе всю знать, и что-то ужасное, что-то…

Но что именно, он вспомнить не мог.

Нет, он просто знал об этом – точнее, до этой ночи. До этой ночи…

Он не вспомнил даже тогда, когда услышал песни Вампира Лестата. Надо сказать, что этот рок-музыкант, называющий себя тем, кто пьет кровь, слегка заинтриговал его как личность. Он действительно обладал какой-то неземной внешностью – но ведь это телевидение. Многие люди из головокружительного мира рок-музыки выглядели как существа из другого мира. А голос Вампира Лестата был так по-человечески эмоционален.

В его голосе звучали не только эмоции, но и человеческие амбиции, причем совершенно специфического рода. Вампир Лестат хотел быть героем. Когда он пел, то заявлял: «Вы должны признать важность моего существования! Я – символ зла; и если я подлинный символ, значит, я творю добро».

Очаровательно. Только человек способен додуматься до такого парадокса. Ему это было хорошо известно, поскольку он и сам когда-то был человеком.

Теперь же он обладал сверхъестественным восприятием окружающего. Это правда. В отличие от него люди не способны с одного только взгляда постичь принципы работы любого механизма. Именно сверхъестественными силами можно объяснить тот факт, что все вокруг казалось ему «знакомым». Ничто в мире не могло его теперь удивить – ни квантовая физика, ни теории эволюции, ни картины Пикассо, ни тот факт, что детям вводят вирусы, чтобы защитить их от болезни. Создавалось впечатление, что задолго до своего появления здесь он уже имел представление обо всем этом. Даже задолго до того, когда мог сказать: «Я мыслю, значит, я существую».

Но, несмотря ни на что, он во многом сохранил человеческое восприятие мира. Этого нельзя отрицать. Он мог чувствовать человеческую боль, причем настолько сильно, что иногда это даже пугало. Он знал, что такое любовь, что такое одиночество – о да, эти чувства были ему известны, пожалуй, лучше всего, и особенно остро он переживал их, слушая песни Вампира Лестата. Вот почему он не обращал внимания на слова.

И что еще важно: чем больше крови он пил, тем более походил на человека.

Когда он впервые появился в этой эпохе, он даже отдаленно не был похож на человека – ни в собственных глазах, ни в глазах окружающих: отвратительный скелет, бредущий по обочине автострады в сторону Афин, – кости, плотно обтянутые тугими венами и покрытые загрубевшей белой кожей. При виде его людей охватывал ужас. Они резко и до упора выжимали педаль газа, лишь бы только поскорее умчаться прочь. Но он успевал прочесть их мысли, увидеть себя их глазами – он понимал их и, конечно, испытывал перед ними неловкость.

В Афинах он раздобыл перчатки, свободного покроя шерстяную одежду с пластмассовыми пуговицами и эти забавные современные ботинки, целиком скрывающие стопу. Он обмотал лицо тряпками, оставив только отверстия для глаз и рта. Грязные черные волосы он прикрыл серой фетровой шляпой.

На него по-прежнему смотрели с любопытством, но хотя бы не убегали с воплями. С наступлением сумерек он бродил в густой толпе на площади Омония, и никто не обращал на него внимания. Как приятно видеть современную суету в этом древнем городе, где и в старину, много веков назад, царило такое же оживление, когда со всего мира съезжались сюда студенты, чтобы изучать философию и искусство. Он смотрел на Акрополь и видел перед собой не современные развалины Парфенона, а тот храм, который возвышался здесь когда-то в древности, – совершенный и прекрасный, истинный дом богини.

Греки, как всегда, были чудесными людьми – деликатными и доверчивыми, хотя теперь из-за примеси турецкой крови их волосы и кожа стали более темными. Они не обращали внимания на его странную одежду. Он идеально имитировал их язык, лишь иногда допуская забавные ошибки, и им нравилось мягкое, успокаивающее звучание его голоса. Оставаясь один, он замечал, что его плоть постепенно восстанавливается. На ощупь она оставалась твердой как камень. И тем не менее внешность его изменялась. В конце концов, развернув однажды тряпки, он увидел очертания человеческого лица. Так вот, значит, как он когда-то выглядел!