Александр Бушков - Нелетная погода (сборник)

• Название: Нелетная погода (сборник)
• Автор: Александр Бушков
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 2005
• ISBN: 5-224-04917-2, 5-85197-241-6

При попытке входа в гиперпространство, космический корабль «Лебедь» потерпел крушение. Связь с ЦУПом и кораблями сопровождения оборвалась, запасы энергии иссякли, приборы сигнализировали о реальных, но неизвестных испытателям опасностях. За всю историю кораблей Дальнего прыжка ничего подобного не случалось. Назад, в обычное пространство экипаж выйти не смог. Командир корабля Панарин не знал, где они, но «Лебедь» должен вернуться домой…

Роман и четыре повести, вошедшие в сборник Александра Бушкова, написаны двадцать лет назад. Сам автор в послесловии называет их полузабытыми.

=====================

Содержание сборника:

Нелетная погода. Роман

Мы никогда не звали его Джо. Повесть

…И навсегда забыть Эдем. Повесть

Страна, о которой знали все. Повесть

Варяги без приглашения. Повесть

---

Назвать его сотрудников бездельниками все же не поворачивался язык. За эти тридцать лет они разработали неисчислимое множество моделей гипотетических конфликтов, критических ситуаций и опасных осложнений, связанных с непредсказуемым развитием новых областей науки или контакта с иным разумом. Злые языки утверждали, что писатели-фантасты вместо того, чтобы самостоятельно искать темы и сюжеты, беззастенчиво пользуются информаторием отдела ЧП. Как бы там ни было (фантасты отчаянно отпирались), отдел располагал богатейшим теоретическим материалом при полном отсутствии практики, и это способствовало иронически-прохладному отношению к нему. Лет десять назад отдел даже хотели закрыть, но не закрыли – опять-таки на всякий случай. Человечество было настолько богато, что могло позволить себе эту маленькую роскошь, тем более что при успехе Проекта «Икар» отделу ЧП найдется какая-нибудь работа. Но пока сотрудников в нем было очень мало, и в последние годы многие о нем попросту забыли…

Панарин вошел в свой коттедж, уселся в большое мягкое кресло. Посидел с закрытыми глазами, вновь вспоминая беззвучно рассыпавшийся корабль, физиков, стоявших унылой кучкой у выхода на летное поле…

Встал. И обнаружил на столе листок бумаги – список пассажиров, которые должны были прилететь завтра на «Кассиопее». Видимо, список принес Кедрин. Одна фамилия была подчеркнута синим карандашом, каким обычно пользовался адмирал.

Каратыгин И. Е. Профессии туристов обычно не указывались, но фамилию каждого, который прилетал в служебную командировку, сопровождало упоминание о роде занятий. Так и здесь – Каратыгин И.Е., член Совета Системы, начальник Управления энергетики Системы. Он же – Дрессировщик Харибды, Скупой рыцарь, Гобсек. Молодежь проекта была остра на язык и порой несдержанна в прозвищах, метко отражавших тем не менее суть дела. А суть была в том, что Каратыгин принадлежал к числу тех, кто ратовал за введение для Проекта энергетического лимита…

«Значит, вот так», – подумал Панарин. Вот, значит, как. Что это – просто очередное выражение недовольства, или Каратыгин собирается осуществить наконец свою прошлогоднюю угрозу – вынести вопрос на референдум Системы? Плохо, если так. Что ж, «Кассиопея» прибудет в девять тридцать, время еще есть…

Он решительно встал и нажал клавишу видеофона.

– Дежурный Главной диспетчерской, – по инерции отчеканил Тоймар. – А, это ты? Доброе утро, Тим.

– Доброе утро, Гуго, – сказал Панарин. – Есть дело. Запроси Землю, где сейчас находится репортер Глобовидения Станислав Снерг. Это срочно. А пока посплю часика три, позвони в девять, заодно и разбудишь. Запомнил фамилию?

– Конечно, – сказал Гуго. – Я его и сам знаю.

– Вот и отлично. Итак, ровно в девять…

Глава 3 Снерг у себя дома

Снерг захлопнул мягко цокнувшую дверцу элкара, отошел на несколько шагов, встал спиной к машине, и больше не было начала двадцать второго столетия, радужных роев мобилей над домами, скоростных трасс и космолетов, многолюдства и строчных экранов Глобовидения. Всего четыре километра от автострады, шесть-семь минут по узкой старой дороге, заросшей сочной высокой травой колее, – и он, приехав в тайгу, вернулся самое малое на десять тысяч лет назад. И в те далекие времена все здесь было точно таким, как сейчас – звезды, тайга и тишина.

Он с наслаждением вдохнул полной грудью эту прохладную свежую тишину. Крупные, как вишни, белые звезды усыпали небо, их свет был чист и прост, как Время, которого не существовало сейчас. Млечный Путь тек по небу алмазным ручейком, и Снерг по неведомой ассоциации вспомнил плывшие по Днепру в ночь накануне Ивана Купала венки со свечками – вереницы зыбких огоньков на темной воде, крохотное пламя, такое слабое над тугой волной, робкое и трепетное, как надежды на то, что самое лучшее и самое главное в жизни – впереди… Он снимал там полтора года назад.

Откуда-то издали долетел самоуверенный, хозяйский вопль рыси и растаял, запутавшись в темной стене сосен. Зверь не чувствовал хода времени, перемены для него заключались только в том, что люди приносили с собой иные, новые шумы. Существо, которое воспринимает мир исключительно через звуки, – привычно представил Снерг сюжет. Нет, оно не слепое от рождения – у них там не слепнут, у них вообще не бывает глаз. Подходит? Вполне. Пусть останется в запасе до того времени, когда я устану делать фильмы и стану писать фантастические романы. Вот только устану ли я когда-нибудь снимать?

Снерг сел в элкар и повел машину вверх по отлогому склону. Миновал гребень, перевалил на ту сторону и медленно стал спускаться в обширную долину. С трех сторон ее замыкала тайга, косо пересекала узенькая, отблескивающая светлым серебром речка, и там, у излучины, Снерг увидел огни, прибавил скорость. Фары он не включал – не хотел мешать репетирующим, да и лунного света вполне хватало, он отчетливо видел полдюжины выстроившихся полукругом мобилей, и рядом с ними – словно бы кусочек солнечного дня, перенесенного сюда с другой стороны планеты, где в этот час был день. Полусфера света, и в ней зеленели иные, не сибирские, деревья, зеленела трава, гуляли люди. До Снерга донеслись звуки старинной музыки.

Он подъехал к крайнему мобилю, остановил элкар, тихонько притворил дверцу, тихонько прошел к месту, откуда мог все видеть и никому не мешать.

Спиной к нему на раскладном стульчике, ссутулившись, подперев кулаком подбородок, сидел человек в черных брюках и черном свитере. Левее, у аккуратной шеренги мигающих синими, зелеными и алыми лампочками приборов сосредоточенно склонились еще пятеро, и тут же, как равноправный, не требующий опеки член коллектива, беззвучно работал, светился дюжиной окошечек, не уступающих в замысловатости калейдоскопу соцветием красок, компьютер сцены «Байкал», правда, так его никто не называл – люди театра по бог знает кем заведенной традиции именовали компьютер Мельпоменом. Справа от человека в черном выстроилась подчиненная Мельпомену аппаратура, давно сменившая архаические прожекторы и ставшая в современном театре привычнее, чем занавес. В свое время Снерг начинал с фильмов о театре и с тех пор неплохо разбирался в постановочном хозяйстве.

Он высмотрел и себе стул-разножку, тихо устроился поодаль и стал смотреть.

Зеленого луга уже не было. Перед ними была комната без одной, обращенной к зрителю, стены, старинная комната с высокими сводами, жилище ученого – большой глобус с непривычными для глаза, словно неумело нарисованными ребенком очертаниями материков (Америка узнавалась с трудом, а Австралии с Антарктидой не было вовсе), на полках, густыми рядами облепивших стены до высоты поднятой руки, – огромные книги в траченных мышами кожаных переплетах, увесистые неуклюжие реторты и какие-то банки. Бледная широкая полоса лунного света косо легла поперек комнаты, наполовину всосанная витражным стрельчатым окном. Освещала комнату не она, а багровое мерцание – оно вытекало из щелей, тянулось к стенам полосами багрового тумана, скрепленного блестками-искорками, бережно овеивало фигуру в мантии бродячего схоласта и черном квадратном берете, наконечниками стрел нацеливалось на старика в тяжелой роскошной одежде. Это было красиво и немного жутковато – самую чуточку.

Старик шевельнулся в кресле с высокой спинкой:

– По специальности прозванье вам дается:
дух злобы, демон лжи, коварства – как придется.

Так кто же ты?

– Часть вечной силы я, – схоласт отвесил поклон, торжественный до иронии:

Всегда желавшей зла, творивший лишь благое.
– Кудряво сказано; а проще – что такое?
– Я отрицаю все, и в этом суть моя.

Сказал Мефистофель с улыбкой, удивительным образом отстраненной от земных эмоций и чувств. Щупальца багрового тумана колыхнулись, словно подтверждая его слова, придвинулись к Фаусту, сплелись сетью за спинкой кресла, готовые опутать, задушить, если будет на то воля хозяина. А хозяин бросал и бросал все отрицающие фразы, быть может, стараясь убедить в своей правоте прежде всего самого себя, доказать себе, что не ошибается и служит истине.

Снерг быстро узнал Фауста, хотя его лицо изменили парик и биогрим, – Кирилл Новицкий. Мефистофеля он узнал сразу – прекрасное женское лицо, черные волосы до плеч, мягкая пластика, темные, как-то странно блестевшие глаза.

«Снова Влад кого-то эпатирует, поручив роль дьявола Алене», – подумал Снерг, покосившись на неподвижного режиссера – казалось, Шеронин и не дышит.

Влад Шеронин был, бесспорно, выдающимся и весьма известным режиссером, но эта нехитрая аксиома оставалась лишь первой ступенькой лестницы – мало кто мог связно объяснить, куда она вела и откуда. Он постоянно экспериментировал, находил оригинальные интерпретации миллион раз интерпретированной классики, применял в спектаклях самые неожиданные технические достижения эпохи, искал новые формы режиссуры или вовсе выводил из игры самого себя, режиссера, писал пьесы, выступал по Глобовидению как исполнитель песен на свои и чужие стихи, и, как это обычно бывает, эксперименты вызывали самые полярные отзывы – одни хвалили взахлеб, другие неистовствовали в отрицании.