Ясуси Иноуэ - ЛОУЛАНЬ и другие новеллы

• Название: ЛОУЛАНЬ и другие новеллы
• Автор: Ясуси Иноуэ
• Издательство: Гиперион
• Жанр: Современная проза
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-89332-141-8

Содержание:

ЛОУЛАНЬ — новелла

ПОТОП — новелла

ЧУЖЕЗЕМЕЦ — новелла

О ПАГУБАХ, ЧИНИМЫХ ВОЛКАМИ — новелла

В СТРАНЕ РАКШАСИ — новелла

ИСТОРИЯ ЦАРСТВА СИМХАЛА — новелла

ЕВНУХ ЧЖУНХАН ЮЭ — новелла

УЛЫБКА БАО-СЫ — новелла

Впервые читатель держит в руках переведенную с японского языка книгу исторических повестей и рассказов, в которых ни разу не упоминается Япония. Более того, среди героев этих произведений нет ни одного японца. И, тем не менее, это очень японская книга. Ее автор — романист, драматург, эссеист, поэт, классик японской литературы XX в. Ясуси Иноуэ (1907–1991). Широкую известность в России получил его исторический роман «Сны о России» (1968), посвященный судьбе японца, заброшенного в Россию времен Екатерины II. Сын военного врача, родившийся на северном острове Хоккайдо, Иноуэ получил литературную известность довольно поздно: его первое значительное произведение, рассказ «Охотничье ружье», вышло в свет в 1949 г. К этому времени за плечами у автора были учеба в университете Киото, недолгая военная служба в Северном Китае, полтора десятка лет работы в газете «Майнити». В 1951 г. Ясуси Иноуэ принял решение целиком посвятить себя литературе — и всю оставшуюся жизнь напряженно работал, создав множество произведений в самых разных жанрах. Главный вклад в популярность писателя на родине и за рубежом внесли его исторические романы, повести, рассказы и эссе — прежде всего, те из них, что были посвящены Древнему Китаю и сопредельным с ним землям. В его произведениях можно найти элементы исторических хроник, жизнеописаний, эпоса, мифа, легенды, волшебной сказки, притчи и даже фэнтэзи — а чаще всего удивительное соединение этих компонентов, ставшее отличительной чертой стиля Ясуси Иноуэ.

---

Во-первых, скончалась старая принцесса. Это была несчастная женщина: она рано потеряла мужа, а ее сына взяли заложником сюнну. Несколько лет она была прикована к постели, а последних вздох испустила в одном из своих покоев утром того дня, когда столица должна была переехать на новое место. Поскольку покойная принадлежала к царствующей фамилии, ее нужно было похоронить с подобающими почестями. Поэтому начало новой истории народа Лоулань пришлось на один день отложить…

На голову старой принцессы водрузили подвязанную красной лентой шапку, которую она носила при жизни, а тело обрядили в легкую полотняную одежду. Потом останки обернули темно-коричневым покрывалом и положили в гроб.

Похоронная процессия вышла из умирающего города. Гроб внесли на вершину холма в половине ли от крепости и опустили в глубокую могилу, вырытую в глинистой почве. После того как могила была засыпана землей, участники похоронной процессии установили на ней несколько больших камней. Прощание было долгим, причем не только из-за горечи человеческой утраты, но и потому, что люди не могли налюбоваться расстилавшимся пред их взорами озером Лобнор — озером, с которым им вскоре предстояло на время расстаться…

И еще одно печальное событие случилось ночью сразу вслед за смертью старой принцессы: покончила с собой вдова прежнего правителя Аньгуя.

Вне всякого сомнения, это было самоубийство. Первой женщину увидела служанка: госпожа возлежала на ложе в роскошном одеянии, тщательно убранная — и бездыханная. Во рту она держала листик ядовитой травы, но на ее лице не было и следа страданий…

Более всего смерть вдовы Аньгуя опечалила Юйтуци. Новый монарх втайне надеялся сделать прекрасную юную жену покойного ората и своей супругой — при условии ее согласия, разумеется… Впрочем, таково было желание не только Юйтуци, но и всей царской фамилии, а может быть, и всех жителей Лоуланя, ибо ее любила вся страна. Но, конечно, теперь Юйтуци никому и слова об этом не сказал: молодой новый правитель был каждый день занят куда более неотложной проблемой переноса столицы на юг и множеством других сопутствующих этому дел. Между тем, прежде он собирался сразу же после переноса столицы в Шаньшань обсудить вопрос о браке с близкими ему людьми и, заручившись их согласием, объявить об этом открыто…

Итак, вдова предыдущего правителя покончила с собой. Причины ее смерти, ее самоубийства обсуждали в Лоулане все. Одни говорили, что она пошла на этот шаг, переполненная скорбью о несчастной судьбе бывшего правителя. Другие — что ей было горько расставаться с Лоуланем, где похоронен ее муж. Третьи — что ее поступок есть не что иное, как ритуальное «самоубийство вслед» за городом Лоуланем, которому суждено быть брошенным и обратиться в развалины. Истинной причины этой смерти никто не понимал. Тем удивительней, что сама эта смерть не казалась жителям Лоуланя чем-то из ряда вон выходящим. Более того, они вообще не видели в этом событии ничего необычного: произошло то, что и должно было произойти. Удивительно было другое: как это раньше об этом никто не подумал! Только со смертью юной женщины люди поняли, что она и не смогла бы жить нигде, кроме как в Лоулане! Как немыслим был Лоулань в отрыве от Лобнора, так невозможно было даже представить себе молодую правительницу вдали от родного озера.

Из-за кончины старой женщины Юйтуци пришлось на один день задержать уход в Шаньшань. Теперь он был вынужден отложить исход еще на два дня — на этот раз из-за смерти супруги своего старшего брата, бывшего правителя Лоуланя. Похороны молодой женщины состоялись на второй день после ее кончины. Церемония была пышной: две служанки обернули тело в несколько слоев великолепной по красоте ткани, голову украсили тюрбаном. Юйтуци лично положил женщину в гроб и укрыл ее роскошным узорчатым покрывалом, которое он привез из Хань.

Похоронили вдову бывшего правителя на склоне холма неподалеку от горы, где была погребена старая принцесса. Могилу вырыли большую: кроме гроба здесь должны были поместиться многочисленные сундуки с личными вещами и предметами обихода, которые понадобятся покойной в загробном мире. Вместе с ней была даже похоронена одна овца. А украсил свежую могилу молодой женщины пышный, разноцветный закат, блиставший переливами лилового, голубого, темно-багряного — закат, который можно было увидеть только в Лоулане…

Могилу женщины отмстили большим тамариском, выкопанным на берегу озера Лобнор, а перед кустом установили огромный каменный кувшин, который должен был служить вазой для цветов. И Юйтуци, и другие участники траурной церемонии не сомневались в том, что в самом недалеком будущем настанет день, когда они снова придут поклониться могиле правительницы.

На рассвете дня, назначенного для начала переселения на юг, все жители Лоуланя собрались на площади перед главными воротами города. Несколько тысяч лошадей и верблюдов были навьючены тяжелыми узлами с поклажей. Когда первые лучи солнца, поднимавшегося из-за берега Лобнора, окрасили гладь озера в ржаво-красный цвет, люди закончили возносить свою последнюю молитву Речному Дракону, и голова каравана наконец двинулась вперед.

Вереница людей, лошадей и верблюдов оставила за собой город и длинной цепочкой потянулась на север. Каравану предстояло сначала обойти болотистую местность, и только потом, следуя извивам высохших рек, повернуть к югу. Передовая часть отряда уже шла по песку пустыни, когда последние в колонне все еще были у городских ворот…

Не прошло и часа после того, как замыкавшие караван люди покинули город, как три всадника, отделившись от процессии, вернулись в оставленный ими утром Лоулань.

Один мужчина подъехал к дому, в котором недавно жил, спешился, вошел в дом, забрал с полки кладовой забытый им топорик, заткнул его себе за пояс, сел на коня и ускакал прочь.

Второй всадник проскакал через весь город, выехал из него через ворота на противоположной стороне крепости и гнал коня до тех пор, пока не въехал в густой лес, укрывавший берега озера. Здесь он сдвинул каменную крышку с ямы, в которой хранились его сокровища, и поставил в нее красивый маленький кувшин, привезенный из западных краев. После этого он снова закрыл яму каменной плитой, присыпал ее землей, завалил старыми деревьями, забросал опавшими листьями — словом, замаскировал яму так, чтобы никто и никогда ее не заметил, а потом вскочил на коня и вернулся к каравану…

Третий из вернувшихся в город ничего особенного не делал. Он просто объехал на коне все улицы и переулки, вплоть до самых глухих и узких, выехал через те же самые ворота, через которые въехал в город, еще раз оглянулся на его крепостные стены, а потом пришпорил коня и вихрем помчался вслед оставленному им каравану…

Через два дня Лоулань полностью обезлюдел. Казалось, за эти дни город разом постарел на несколько десятилетий. Из-за порывов ветра, но вряд ли только из-за них, быстро осыпались его глинобитные стены, и мелкий, словно пепел, песок покрывал одну улицу за другой. Так или иначе, Лоулань стал быстро терять свои краски и уже больше походил не на город, а на руины города… На третий день вечером, когда ветер наконец стих, в город вошел отряд ханьских всадников из нескольких сот человек. Они пересекли пустыню и прибыли в крепость, чтобы стать здесь на постой. Безлюдный город снова наполнился голосами людей и конским ржанием. А по мутно-желтой воде озера Лобнор в этот день забегала мелкая рябь…

3

В течение почти восьми десятилетий, прошедших с того дня, как в 77 г. до н. э. жители Лоуланя перебрались в Шаньшань, и до 8 г. н. э., когда в Хань началась смута Ван Мана,[19] на просторах Западного края империя Хань чаще всего превалировала над Сюнну. Хань посылала в царства Западного края своих наместников, размещала в разных местах свои военные поселения — словом, в целом постепенно поставила здешние государства под свой полный контроль. Правда, за это время между Хань и Сюнну состоялись крупномасштабные сражения за царства Усунь и Чеши, но Хань все-таки постепенно удалось вытеснить кочевников из Западного края.

Перебравшиеся в Шаньшань жители Лоуланя построили новый город и начали возделывать целинные земли по берегам пресноводного озера, которое ничем не напоминало их родной Лобнор. Па новом месте сюнну ни разу на них не напали, и в этом смысле освобождение от гнета кочевников и переезд в Шаньшань стали для жителей Лоуланя подлинным благом.

Прошло десять лет после того, как жители Лоуланя оставили родные места. В третий год под девизом царствования Ди-цзе (67 г. до н. э.), уже при императоре Сюань-ди,[20] из Шаньшаня вышел караван из сотни людей и такого же числа верблюдов. Караван направлялся в Лоулань. Люди шли забирать сокровища, спрятанные когда-то их соплеменниками в городе и его окрестностях.