Урсула Ле Гуин - Глоток воздуха

• Название: Глоток воздуха
• Автор: Урсула Ле Гуин
• Жанр: Социально-психологическая фантастика
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-699-25672-3

СБОРНИК ФАНТАСТИЧЕСКИХ РАССКАЗОВ

Содержание:

В ПОЛОВИНЕ ПЯТОГО

ДОМА ПРОФЕССОРА

РУБИ В АВТОБУСЕ № 67

«ЛИМБЕРЛОСТ»

СУЩЕСТВА, О КОТОРЫХ Я ЧАСТО ВСПОМИНАЮ

СТОЯ НА СВОЕМ

ЛОЖКИ В ПОДВАЛЕ

ЛЕТНЕЕ ВОСКРЕСЕНЬЕ В ПРИМОРСКОМ ГОРОДКЕ

ВО ВРЕМЯ ЗАСУХИ

ИТЕР, ИЛИ…

ГЛОТОК ВОЗДУХА

ДЕВОЧКА-ЖЕНА

НАВСТРЕЧУ ЛУНЕ

ПАПИНА БОЛЬШАЯ ДЕВОЧКА

НАХОДКИ

СТАРШИЕ

МУДРАЯ ЖЕНЩИНА

БРАКОНЬЕР

Семья, где участники действия меняются ролями, город, который путешествуете места на место, ночные призраки на морском берегу, животные, которые понимают о людях больше, чем люди сами понимают о себе, — это мир Урсулы Ле Гуин. Но это только внешние его проявления… Нелинейность мышления, особый эмоциональный настрой, обманчиво простые сюжеты или их отсутствие позволяют сосредоточиться на главных человеческих вопросах: кто мы? зачем мы приходим в этот мир и что остается после нас? — и не закрывать книгу, пока ответы не будут найдены.

Впервые на русском языке!

---

Кроткое лицо Эммы, слушавшей очень внимательно, выражало то потрясение, то сочувствие, то стоически насмешливое терпение. Эмма и Руби никогда не были близкими подругами, но знали друг друга уже лет семьдесят.

В итоге этими драматическими событиями заинтересовались и другие пассажиры; какая-то женщина лет пятидесяти, сидевшая через проход, протяжно вздохнула, качая головой: «Ох-хо-хо!» Руби сидела на продавленном неудобном переднем сиденье спиной к водителю, а Эмма — прямо перед ней. Склоняясь под неким углом к аккуратно причесанной седой голове Эммы, Руби как бы замыкала собой пространство, создавая ощущение интимности, которое не могли нарушить ни сидевшая рядом с ней трясущаяся от старости старушка, которая под ее напором попросту вжалась в стенку, ни та пятидесятилетняя женщина через проход, ни девушка с продуктовыми пакетами, которая с любопытством прислушивалась к их разговору, ни молчаливый внук Эммы, который смотрел в окно.

— Джонни приезжает из Кембриджа… Энн — из Уэлсли. Съезжаются все наши внуки! Вся семья собирается на День благодарения, как всегда. И она ведь несколько месяцев только об этом и говорила! Но уверяю тебя, я прямо-таки печенкой чувствовала, что этому не бывать. Представляешь, она ведь всего за неделю до этого из больницы выписалась, где с бронхитом лежала. Да еще эти аэропорты! И холод. До чего же у них там холодно, на Востоке! Ужасные зимы! Аэропланы просто к земле примерзают. Нет, я чувствовала: не бывать этому. Что-нибудь да случится. Но чтобы такое!..

— Это с вашей мамой случилось несчастье? — участливо спросила женщина, сидевшая через проход.

— С сестрой. Ей восемьдесят три года! — гордо ответила Руби и снова повернулась к Эмме, которая сказала:

— Как же это говорится в таких случаях… Не помнишь? Ну, на идише?… Еще отец твой часто эти слова повторял…

— Знаю, знаю! Только вспомнить не могу! — Обе дружно рассмеялись, и Руби вздохнула: — Всё куда-то уходит, всё уходит…

— Она где, в больнице?

— Да нет, я вчера вечером ее домой привезла. Да и что они могут сделать для нее такого, чего я не могу? Она держится хорошо, просто сама ничего делать не может, ну совсем ничего. Берта с ней осталась, чтобы я могла наконец выбраться в банк. Я давно собиралась. Представляешь, у меня всего доллар и восемь пенсов осталось!

— Значит, обе руки? И еще нога, кажется?

— Да, оба запястья. Так что себя она совершенно обслуживать не в состоянии. И большой палец на ноге, и трещина сзади на ребре — она ведь на спину грохнулась. А она все из-за каких-то пустяков волнуется! Не хочет, чтобы я обтирала ее влажной губкой. — Руби сильнее наклонилась вперед, совершенно подавив мешавшую их разговору старушонку, стараясь говорить потише, раз уж речь зашла о столь деликатных материях. — Это я-то! Ее единоутробная сестра! И о чем она только думает, эта Роза? Сумасшедшая. И всегда была сумасшедшей.

Эмма снова засмеялась, поцокала языком и сказала с искренней теплотой:

— Бедный Мейер! Какой это был чудесный человек!

— Да уж.

— Теперь вокруг меня одни вдовы остались.

— Неужели и еще кто-то жив? Слушай, Эмма, у тебя ведь дети здесь, в городе? Тебе здорово повезло!

— Следующая — больница, — заметил внук Эммы, и она тут же послушно застегнула верхнюю пуговицу своего пальто и покрепче сжала в руках сумочку.

— Я езжу сюда Сюзи навестить; она здесь с эмфиземой лежит. Ты же знаешь Сюзи Уайз, Руби? Жену Нормана Уайза? Он в прошлом году умер. Послушай… — Автобус замедлил ход и остановился прямо у мощной оштукатуренной стены больницы; Эмма встала, держась за стойку, и сказала: — Выше нос, Руби! Все образуется.

— Да я и так не сдаюсь. И вы оба тоже берегите себя!

Старушонка, сидевшая рядом с Руби, весьма энергично закивала трясущейся головой; пятидесятилетняя особа через проход улыбнулась, а молоденькая девушка с пакетами из продуктового магазина смотрела на них во все глаза. Когда Эмма двинулась к выходу и медленно спустилась по ступенькам, опекаемая своим индифферентным внуком, вся передняя часть автобуса как бы ненадолго пропиталась сухим теплом одобрения. Грузный пожилой мужчина справа от Руби, севший в автобус где-то в середине их разговора, как-то странно кашлянул и с восторгом спросил: «А?!» — словно обращаясь ко всем пассажирам, но так и не найдя нужных слов.

Через шесть остановок Руби тоже сошла — медленно, щадя протез в тазобедренном суставе, спустилась по ступенькам. Тот грузный мужчина сошел следом за нею и, свернув в другую сторону, остановился, ожидая зеленого сигнала светофора и глядя, как она осторожно поднимается по склону холма. Ноябрьский воздух был теплым и влажным, на тротуаре полно скользкой палой листвы. «Не хватало только грохнуться сейчас, когда у меня столько дел! — думала Руби. — Нет уж, спаси и помилуй, господи!» Она вспомнила негромкий, ровный голос Эммы и кивнула, соглашаясь с нею. Даже теперь она держалась очень прямо, гордо подняв голову. Этого у нее всегда было не отнять. Эх, хорошо себя несет! — говорил в таких случаях дедушка. Девочкой она думала, что он имеет в виду лошадь и ездока. Молодые женщины теперь не очень-то думают об осанке, а ведь это так важно. А Роза-то, Роза в молодости какой красавицей была, особенно когда шла! Обе они до замужества были очень хороши. Одной было двадцать два, другой — восемнадцать. Роза и Руби… Боже мой! Они-то обе еще держатся, а вот улицы эти совершенно изменились, и старого их дома больше нет… Руби шла осторожно, но подбородок так и не опустила, в сероватом осеннем воздухе величаво плыла ее светло-рыжая голова, ибо последние лет сорок она красила волосы именно в этот теплый цвет.

«ЛИМБЕРЛОСТ»

Поэт медленно развернулся и поплыл против часовой стрелки по темной воде маленького и не слишком глубокого пруда. Писательница сидела на стволе здоровенной ольхи, который перегораживал ручей в качестве плотины. На том же стволе лежала одежда поэта; он прыгнул в воду в одних трусах. Когда они шли вдоль ручья к запруде, то видели, как на берегу голышом загорает какая-то девушка, и без того уже покрытая темно-ореховым загаром; вот только девушка была молода, а они оба — нет; и к тому же поэт вообще был не из Калифорнии.

— Вас не раздражает моя старомодная скромность? — спросил он тогда с обезоруживающей честностью. И писательница, урожденная калифорнийка, ответила, что ничуть не раздражает.

Массивное тело поэта выглядело впечатляюще, хотя возраст, конечно, сказывался: тут слегка отвисло, там излишне выпирает — а ведь в юности это сильное мужское тело, безусловно, было гладким, ровным, мускулистым. Впрочем, даже и сейчас оно смотрелось очень неплохо в темноватой воде пруда. На фоне узловатых корней и мрачных теней руки и плечи поэта так и сверкали белизной. Босые ноги писательницы, раньше казавшиеся ей достаточно загорелыми, тоже бледно светились в коричневатой воде. Кое-как устроившись — не слишком, правда, удобно — на ольховом бревне и болтая в пруду ногами, она размышляла о том, что, может быть, и ей стоит снять рубашку и джинсы и нырнуть в пруд, присоединившись к поэту? Она провела на устроенной им конференции менее часа и здешних правил поведения пока не знала. Нужен ли ему компаньон или просто зритель? Имеет ли это какое-то значение? Она болтала ногами в воде и сожалела, что так и не способна ни сделать, ни понять того, что нужно ей самой — пятидесятипятилетней женщине, которая нелепо застыла на этом бревне, точно неуверенный подросток. «Может, все-таки и мне стоит поплавать? Нет, не хочу. Нет, хочу! Но стоит ли? И что на мне за трусики? Господи, как девчонка в первый день своего пребывания в летнем лагере! Я хочу уехать домой. И все же стоило бы, наверное, искупаться. Стоило бы? Прямо сейчас?»

Поэт избавил ее от дальнейших споров с самой собой, выбравшись на дальний конец бревна. Его трясло от холода. Хотя солнце буквально заливало бревно, но воздух становился уже прохладным. Обнаружив, что его мокрые «боксеры» и не думают сохнуть, он попросту стянул их с себя, однако сделал это со всей скромностью, повернувшись к ней спиной, и снова быстро сел. Трусы свои он расстелил на бревне, чтоб подсохли, и тут же затеял разговор со своей гостьей.

Описывая ей события первой недели конференции и весьма экспансивно жестикулируя, он взмахнул рукой, и его носки полетели в воду. Один он, правда, тут же поймал, но второй, увлекаемый течением, отплыл на недосягаемое расстояние и медленно затонул. Поэт оплакал его гибель, а писательница от души ему посочувствовала. Подумав, он выбросил и второй носок.

— Мужчины построили там дальше, вверх по реке изображение Великого Фаллоса, — улыбаясь, сказал он. — Это была целиком их идея. Я бы вам показал, но женщинам туда вход воспрещен. Очень интересно! Причем отчасти их ритуалы возникли буквально на минувшей неделе! И я постоянно слышу теперь, что мужчины разговаривают… не о полученных очках и спортивных победах, не о бизнесе, а о…