Урсула Ле Гуин - Глоток воздуха

• Название: Глоток воздуха
• Автор: Урсула Ле Гуин
• Жанр: Социально-психологическая фантастика
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-699-25672-3

СБОРНИК ФАНТАСТИЧЕСКИХ РАССКАЗОВ

Содержание:

В ПОЛОВИНЕ ПЯТОГО

ДОМА ПРОФЕССОРА

РУБИ В АВТОБУСЕ № 67

«ЛИМБЕРЛОСТ»

СУЩЕСТВА, О КОТОРЫХ Я ЧАСТО ВСПОМИНАЮ

СТОЯ НА СВОЕМ

ЛОЖКИ В ПОДВАЛЕ

ЛЕТНЕЕ ВОСКРЕСЕНЬЕ В ПРИМОРСКОМ ГОРОДКЕ

ВО ВРЕМЯ ЗАСУХИ

ИТЕР, ИЛИ…

ГЛОТОК ВОЗДУХА

ДЕВОЧКА-ЖЕНА

НАВСТРЕЧУ ЛУНЕ

ПАПИНА БОЛЬШАЯ ДЕВОЧКА

НАХОДКИ

СТАРШИЕ

МУДРАЯ ЖЕНЩИНА

БРАКОНЬЕР

Семья, где участники действия меняются ролями, город, который путешествуете места на место, ночные призраки на морском берегу, животные, которые понимают о людях больше, чем люди сами понимают о себе, — это мир Урсулы Ле Гуин. Но это только внешние его проявления… Нелинейность мышления, особый эмоциональный настрой, обманчиво простые сюжеты или их отсутствие позволяют сосредоточиться на главных человеческих вопросах: кто мы? зачем мы приходим в этот мир и что остается после нас? — и не закрывать книгу, пока ответы не будут найдены.

Впервые на русском языке!

---

— Да. Конечно, — сказал ее брат тем тоном, какой лишь изредка у него бывал, — тоном взрослого муж чины, уверенно и просто; казалось, этот взрослый мужчина на самом деле скрывается где-то в другом месте и просто время от времени говорит его устами. Тодд стоял на коленях, выпрямив спину и опершись руками о свои толстые, обтянутые синими джинсами ляжки; его голова и плечи оставались в тени, но на лицо падал яркий отблеск солнечного света, отражавшегося от травы. — Но папа ведь уже пожилой, он старше мамы, — заявил он вдруг.

Да он вообще бывший папа, хотелось сказать Энн, но она вовремя прикусила язык.

— Это верно. Ну и что?

— У пожилых родителей часто родятся дети-дауны.

— Это бывает, если мать уже немолода. Но, в общем, ты прав. И что дальше?

Она посмотрела Тодду прямо в лицо, круглое, тяжелое; над верхней губой прорастали редкие усики; глаза у него были очень темные. Он отвел глаза и сказал:

— Значит, твой ребенок тоже может быть дауном.

— Конечно, может. Но вообще-то я еще совсем не старая, милый.

— Зато папа пожилой.

— О! — воскликнула Энн и, помолчав, пробормотала: — Да, конечно. — И, тяжело ступая, передвинулась в тень, оставив на только что вскопанной Тоддом земле отпечатки босых ног. — Ладно, Тодд, слушай. Папа — это твой отец. И мой тоже. Но отец этого ребенка — не он. Ясно тебе? — Кивка не последовало. — У моего ребенка совсем другой отец. И ты отца этого ребенка не знаешь. Он живет не здесь, а в Дэвисе, где раньше жила и я. А папа… папа к этому вообще никакого отношения не имеет. И ему это совсем не интересно. У него новая семья. Новая жена. Возможно, у них будет ребенок. И вот они тогда действительно станут пожилыми родителями. Но этот, мой, ребенок будет не у них. Он будет у меня. У нас. Это наш ребенок. И у него вообще нет никакого отца. И никакого дедушки у него тоже нет. У него есть я, твоя мама и ты. Понял? Ты будешь его дядей. Ты это знал? Хочешь быть для него дядей Тоддом?

— Да, — с несчастным видом сказал Тодд. — Конечно.

Пару месяцев назад, когда она только и делала, что плакала, она при этих словах, конечно же, расплакалась бы, но теперь та вселенная, что существовала у нее внутри, и ее окружила неким защитным ореолом, и сквозь эту защиту любые переживания пробивались с таким трудом, что в итоге как бы успокаивались, сглаживались и становились похожи на глубокие и спокойные волны в открытом море, большие, округлые валы, лишенные пенных гребней и довольно ленивые. Энн не заплакала, а лишь подумала о такой возможности, ощутив при этом нечто вроде слабой, солоноватой на вкус боли. Она взяла садовый трезубец и хотела было почесать им голову Тодду, но он не дался — отодвинулся от нее.

— Привет, ребятки, — услышали они голос матери и услышали, как хлопнула затянутая сеткой дверь, ведущая из кухни в сад.

— Привет, Элла, — сказала Энн.

— Привет, мам, — откликнулся Тодд и тут же, вновь склонив голову, принялся копать.

— В холодильнике есть лимонад, — сказала Энн.

— Что это вы делаете? Решили посадить старые луковицы? Я эти гладиолусы так давно выкопала, что уж и не помню когда. По-моему, они и не прорастут теперь. А вот канны должны. Господи, как мне жарко! В городе просто пекло! — Элла подошла к ним, шагая через лужайку в босоножках на высоких каблуках, в колготках, в желтом хлопчатобумажном платье рубашечного покроя, украшенном шелковым шарфиком, аккуратно подкрашенная, на руках маникюр, высветленные волосы тщательно уложены и закреплены лаком — короче, секретарша в полных боевых доспехах. Она наклонилась, поцеловала сына в макушку и шутливо отпихнула носком босоножки голую ступню Энн. — Эх вы, грязнули! — сказала она. — Господи! Какая жара! Все, я пошла в душ! — И она тут же повернула к дому. Хлопнула дверца. Энн представила себе, как она снимает ремешок, высвобождая мягкие складки платья, как по ее лицу стекает макияж под струйками теплого душа, омывающего внешнюю оболочку ее вселенной, эту мягкую спасительную оболочку, внутри которой она теперь живет, восстановив свою целостность и воссоединившись с ними.

Тигр

На Элле было ее желтое платье без рукавов с черным Фирменным ремнем и недорогие серьги из черного гагата. Волосы тщательно уложены с помощью лака.

— Кто придет? — спросила Энн, лежа на диване.

— Я же тебе вчера говорила. Стивен Сэндис. — Элла процокала по полу своими босоножками на высоченной танкетке, точно цирковая лошадь на ходулях, оставляя за собой целый шлейф запахов — лака для волос, духов и косметики.

— Что это у тебя?

— Как что? Мое желтое платье, купленное в бутике.

— Что у тебя за духи, чучелко ты мое!

— Мне это название ни за что не выговорить! — со смехом крикнула Элла уже из кухни.

— «Jardins de Bagatelle»![1]

— Да-да, именно так. Что касается слова «багатель», тут все понятно. Я часто играла такие пьески на фортепиано. А в магазине я просто ткнула пальцем и сказала: «Вот эти». Я пробовала разные духи в «Крим». А эти тебе нравятся?

— Да. Я и сама вчера такие же украла.

— Что?!

— Да не имеет значения.

Энн лениво подняла ногу и, точно прицеливаясь, посмотрела вдоль нее куда-то вверх. Потом смешно растопырила пальцы, поджала их и снова растопырила.

— Рано утром по порядку дружно делайте зарядку! — пропела она, поднимая вторую ногу. — «Жарден, жарден — в них вся жизнь багатель…»

— Что?

— Ничего, мамочка!

Элла, цокая каблуками, вернулась в гостиную, неся вазу с красными каннами.

— Глядя на эти канны, я вижу Лондон, я вижу Францию, — мечтательно сказала она.

— А я вот зарядку делаю. И когда придет Стивен Сэндмен, я по-прежнему буду лежать здесь и делать дыхательные упражнения: вдох-выдох-вдох-выдох-вдох-выдох. Он кто?

— Его фамилия Сэндис. Он из бухгалтерии. Я пригласила его зайти к нам выпить, а потом мы с ним уйдем.

— Куда же вы пойдете?

— В новый вьетнамский ресторанчик. Они пока лицензию только на пиво и вино получили.

— Ну и что, он милый? Этот твой Стивен Сэндпайпер?

— Да я его пока не очень-то хорошо знаю. — Элла чуть поджала губы. — То есть знаю, конечно, мы уже много лет вместе работаем. Он года два назад с женой развелся.

— Вдох-выдох-вдох-выдох-вдох-выдох, — приговаривала Энн.

Элла чуть отступила от вазы с каннами, еще раз полюбовалась своей работой и спросила:

— Ну что? Неплохо, по-моему?

— Потрясающе. А со мной ты как поступить намерена? Мне что, так и лежать тут, демонстрируя свои трусики и сопя, как щенок?

— Я думаю, мы с ним посидим снаружи, в саду.

— Значит, канны только для того, чтобы он мимо них прошел?

— И мы будем очень, очень рады, дорогая, если и ты к нам присоединишься.

— Мы могли бы произвести впечатление на этого типа, — сказала Энн, тщетно пытаясь сесть в позу лотоса. — Я, например, могла бы надеть фартук и изобразить служанку. У нас есть фартук? И такая маленькая штучка, которую на голову надевают? Я могла бы подать канапе. Канапе, мистер Сэндпаппи? Не хотите ли прилечь на канапе, мистер Сэндпупу?

— Ох, замолкни, — сказала ей мать. — Глупая ты все-таки. Надеюсь, в саду будет достаточно тепло. — Она процокала каблуками обратно в кухню.

— Если ты действительно хочешь произвести на него впечатление, — крикнула Энн ей вслед, — то тебе меня лучше спрятать.

Элла тут же появилась в дверях кухни — губы поджаты, голубые глазки горят, как сигнальные огни аэродрома.

— Я не желаю слушать подобные разговоры, Энн!

— Ну, я ведь о том, что я — неряха, валяюсь тут, трусики всем показываю, и башка у меня давно не мытая, и ноги у меня грязные, нет, ты посмотри, грязь какая!

Элла еще некоторое время постояла в дверях, гневно на нее глядя, потом повернулась и снова исчезла в кухне. Энн, с трудом выпутавшись из своего «полулотоса», встала с дивана и сама подошла к кухонной двери.

— Понимаешь, мне просто показалось, что вы бы предпочли остаться наедине…

— Я бы предпочла сперва познакомить его со своей дочерью! — отрезала Элла, яростно перемешивая мягкий сыр с зеленью.

— Ладно, пойду оденусь. Пахнешь ты обалденно! Он просто умрет, это точно. — Энн старательно обнюхала материну шею, молочно-белую, с легкой россыпью веснушек и двумя неглубокими складочками, которые появлялись, когда она поворачивала голову.

— Не надо, не надо, щекотно! — слабо сопротивлялась Элла.

— Ам! — жарко выдохнула Энн у нее за ухом.

— Прекрати!

Наконец Энн удалилась в ванную. Стоя под душем и наслаждаясь плеском воды, теплым паром и горячими струями, бегущими по телу, она и не думала торопиться. Потом совершенно голая вышла в коридор, но, услышав мужской голос, тут же юркнула обратно и заперлась на задвижку. Выждав минуты две, она снова чуть приоткрыла дверь и прислушалась. Мать и гость уже прошли туда, где стояли канны. Энн выскользнула из ванной и бросилась по коридору в свою комнату. Натянула трусики и бесформенное трикотажное платье, которое, приятно скользнув по чистой коже, скрыло во всепрощающей глубине складок ее округлившийся живот. Затем она высушила волосы феном, слегка взбивая их пальцами, подкрасила губы, но тут же стерла помаду; потом, взглянув на себя в большое зеркало, степенно двинулась босиком по коридору, миновала вазу с каннами и вышла из гостиной на маленькую, вымощенную плиткой террасу.