Андрей Кураев - Уроки сектоведения. Часть 1.

• Название: Уроки сектоведения. Часть 1.
• Автор: Андрей Кураев
• Жанр: Религия

КАК УЗНАТЬ СЕКТУ? (На примере рериховского движения)

На свободе надо учиться жить. Государство не гарантирует тебе ни качества предоставляемой тебе кем-то информации, ни качества товаров. Просто люди оказались среди людей. А люди – они разные. Бывают образованные и не очень, честные и лукавые, корыстные, одержимые…

И чтобы было поменьше увечий от взаимных соприкосновений – лучше заранее знать, что есть люди, сами искалеченные в некоторых отношениях, и потому способные и другим причинять аналогичные своим травмы.

---

В язычестве вообще смешение сексуального начала и религиозного несомненно и устойчиво. И книги Блаватской испещрены «лингамами» и «подъемом Кундалини». Но в языческую мистику может сорваться и христианин (ибо язычество – не просто прошлое: это постоянная тень в истории религии).

Сама Рерих испытывала отторжение от чужого мистического эротизма. Говоря о переживаниях вышеупомянутых католических монахинь, она уверяла, будто “Христос скорбит о вреде экстаза этого. К тому же церковь постаралась подчеркнуть эту сторону. Повторяю о вреде Папской церкви. Надо очистить все приукрашенное, не говорю о таких легко украшенных сочинениях (Терезы испанки и Екатерины сиенской)”{501}. «Все видения монахов того времени носили на себе печать Сатаны»{502} (а это, господа рериховцы, обидевшиеся за Терезу и Анджелу – не хула ли?)[159].

Но на православный вкус разница между рериховскими опытами по пробуждению “силы Кундалини” и эротоманией западных визионерок не так уж велика...

Стоит внимания и то, что такого рода мистика оказывается помечена некрофилическими симптомами. Это, во-первых, настойчивая мысль о самоубийстве (скажем, - только что описанный случай с Бодил Моргенсен). Во-вторых, это отрицание брака и деторождения.

Первый мотив сквозит, например, в таких признаниях Блаватской: “Я согласилась бы на двадцать лет страданий, я с готовностью приняла бы жизнь, полную физической боли, если бы могла вернуть простую, теплую веру моей юности!.. В то время я верила, по крайней мере, во что-то, хотя бы в русского Бога. А сейчас, когда я живу в сравнительной роскоши и меня почитают язычники и эти дураки англичане, я утратила веру во что бы то ни было. Я не верю ни во что, кроме бесконечной глупости человечества. Все мои идеалы исчезли навсегда, и у меня больше нет причин жить для чего-нибудь или кого-нибудь. Но я живу, потому что жизнь не оставляет меня в одиночестве, к тому же самоубийство было бы слишком постыдным выходом из положения”[160]. «Он (Хозяин) понимает, что я всего лишь раб и что Он имеет право помыкать мной, не сообразуясь с моими вкусами и желаниями»{503} «Какое мне теперь дело до жизни! Аннигиляция в 10 тысяч раз лучше!»{504}. “Что у меня за судьба такая, которая так влияет на судьбу других людей? Я тебе говорю серьезно: мне страшно! Я перестаю видеть причины и теряюсь! Знаю только одно: я вызвала какую-то неведомую силу, которая связывает судьбы людей с моей. Что я за слепое орудие в руках — надо правду сказать — того, кого я зову Master? Не знаю! Не знаю! И не знаю! Я — слепой его двигатель, но в нем — зрячая великая сила!”{505}.

Частота, с какой к подобного рода визионерам приходят мысли о самоубийстве (вспомним только что описанный случай с Бодил Моргенсен) не случайна. По наблюдению святых Отцов, когда человек вступает в общение с Князем тьмы, в его душу начинает постепенно проникать отчаяние. Вроде бы пробудившиеся в нем страсти должны толкать его к наслаждению жизнью, — но в иные минуты его новый “духовный покровитель” вдруг сбрасывает маску и дышит ему в лицо открытым холодом и жаждой уничтожения.

Несколько примеров общения с этим духом небытия приводит св. Игнатий Брянчанинов в “Аскетических опытах”. Вот один из них: Петербургский чиновник занимается молитвенным подвигом, некстати и без духовного руководства начитавшись преп. Симеона. Приходит рассказать о своих видениях в монастырь и говорит, что видит сияние, исходящее от икон, ощущает благоухание и сладость необычайную во рту и т. д. Монах, выслушав его, задает ему один-единственный вопрос: “А не приходила ли Вам в голову мысль убить себя?” Оказывается — уже пытался бросаться в реку, да оттащили... И монах поясняет, почему он задал такой вопрос: как во время покаянного плача бывает минута тихого и светлого спокойствия — так и в минуты ложных наслаждений, бывает, прелесть выдает себя и сквозь кажущуюся радость проступает конечная цель{506}.

Этот дух ненависти к жизни проявляется и в извращенном аскетизме тех праисторических “девственников”, которых воспевает Блаватская. Война с браком и рождением детей характерна для тех, кто борется с Творцом жизни. Дух, жаждущий небытия, опалил сердце Блаватской. 7 апреля 1883 г. она пишет В. П. Прибыткову: “дети у меня не плачут, потому что никаких детей, слава Богу, и нет”{507}. Посланница Махатм славит Бога (которого, по ее мнению, нет) за отсутствие детей...

Что же касается отрицания брака – то в «западном эзотеризме» от гностиков до богомилов идет проповедь радикального аскетизма, безбрачия и отвержения библейского Бога, столь откровенно благословлявшего брак и многочадие. Вот и Е. Рерих говорит, что «для лиц, посвятивших себя практическому оккультизму, воздержание необходимо»{508}. «Половая жизнь должна уявиться на полном замирании»{509}.

... Ветхий завет не так уж стар, как иногда кажется. Весьма многие жизненные и духовные коллизии, описанные в нем, повторяются вновь и вновь, совершенно не сверяясь с тем, какое у нас тысячелетье на дворе. Как однажды пояснил эту универсальность Ветхого Завета преп. Макарий Египетский, — “так и ныне и Иов тот же, и Бог тот же, и диавол тот же”{510}. Ветхий Завет рассказывает о жизни среди язычников. Пока вокруг нас не было язычников — Ветхий Завет казался непонятным и не в меру требовательным. Но возродилось язычество — и вновь стал ясен Древний Закон и древние пророчества.

Так вот, сны Елены Ивановны также давно уже Священным Писанием взвешены и измерены и найдены тяжкими. “Так говорит Господь: не слушайте слов пророков, пророчествующих вам: они обманывают вас, рассказывают мечты сердца своего, а не от уст Господних... Я не посылал пророков сих, а они сами побежали; Я не говорил им, а они пророчествовали. Я слышал, что говорят пророки, Моим именем пророчествующие ложь. Они говорят: “мне снилось, мне снилось”. Думают ли они довести народ Мой до забвения имени Моего посредством снов своих, которые они пересказывают друг другу? Посему, вот Я — на пророков, которые действуют своим языком, а говорят: “Он сказал”. Вот, Я — на пророков ложных снов” (Иер. 23,16-32).

Психологический портрет «Матери Агни Йоги» будет неполон, если не упомянуть о том, что духи, общавшиеся с Еленой Рерих, прикасаясь к телу Елены Ивановны, вызывали в ней и эротическую радость, и физическую боль. Письма и дневники Е. Рерих полны упоминаниями о болях, которые она испытывает по ходу своего контактерства. Ее и трясет, и взрывает. «Ощутила взрыв в левой стороне головы»{511}. « - Чем объяснить взрыв, раздавшийся в левом ухе? – Взрыв Чаши. Шлю Мой Луч»{512}. «Что за ужасный взрыв был в моем мозгу? - Затронут был нерв мозга»{513}. «Новое возгарание мозгового центра сказалось сильнейшим напряжением в голове и коленях»{514}. « - Перед беседой я ощутила горение и боль в центре груди и боль звездой побежала по нервным разветвлениям – Перст коснулся»{515}. «Возгарание нескольких центров на целый месяц вывело меня из строя»{516}. «При трансмутации центров очень характерны сильные боли в плечах, иногда почти невозможно лежать на боку, но самые болезненные ощущения - от зажигания центров легких. По неделям я не могла двигаться, при этом ни сесть, ни встать, ни лечь»{517}. «Владыка, нельзя ли усилить боли, я уже отдохнула? – Но боль не всегда нужна»{518}. «Урусвати должна мучиться опытом»{519}.

Именно этими муками я могу объяснить одно из самых резанувших меня мест рериховских писем: оказывается, при "видении Богоматери преподобным Сергием трепет потряс его и полная седина волос запечатлела это Посещение!"[161].

Разве седеет человек от радости? Конечно, человек может поседеть при религиозном переживании - когда увиденное ужасно. Но в православной мистической традиции нигде не отмечалось, чтобы святой испытал ужас от прикосновения благодати. Есть ли в истории хоть один случай поседения православных святых при встрече со православными святыми же?[162] Если и рождалась боль - то не боль тела, а боль души, осознающей свое недостоинство и скорбящей о разлуке (см. гимны преп. Симеона Нового Богослова). Но все же Дева Мария - это не богиня Кали...

«Житие Сергия Радонежского» ни о какой седине не говорит. В церковнославянском тексте Жития и в самом деле преп. Сергий предупреждает Михея: "Посещение чюдно и ужасно" идет к нам. Но церковнославянский язык - это не русский язык. Сходство слов может быть обманчивым. Как правило, церковнославянские слова по своему смыслу объемнее нынешних русских (просто в силу большего лексического богатства русского языка). В нем "Оужасный - изумительный, возбуждающий трепетное изумление, трепетный, трепещущий, удивленный, изумленный, объятый ужасом"{520}. Страх Сергия - это радостный страх. Так человек боится впервые взять на руки младенчика, боясь уронить эту хрупкую драгоценность. Вот это и есть страх христианина перед Святыней. От такого страха не седеют…

Тут мы выходим на очень значимую тему сопоставления тех чувств, что испытывала Елена Ивановна в своих мистических опытах (боль, боль и еще раз боль - причем вполне физическая) с тем чувством радости и даже забвения о теле («не знаю - в теле или вне тела», - пишет ап. Павел), которое бывает у христианских святых.