Андрей Кураев - Уроки сектоведения. Часть 1.

• Название: Уроки сектоведения. Часть 1.
• Автор: Андрей Кураев
• Жанр: Религия

КАК УЗНАТЬ СЕКТУ? (На примере рериховского движения)

На свободе надо учиться жить. Государство не гарантирует тебе ни качества предоставляемой тебе кем-то информации, ни качества товаров. Просто люди оказались среди людей. А люди – они разные. Бывают образованные и не очень, честные и лукавые, корыстные, одержимые…

И чтобы было поменьше увечий от взаимных соприкосновений – лучше заранее знать, что есть люди, сами искалеченные в некоторых отношениях, и потому способные и другим причинять аналогичные своим травмы.

---

И к магии я обратился

Чтоб дух по зову мне явился

И тайну бытия открыл

Гете. Фауст.

Четвертый вопрос для религиоведческой экспертизы теософии – это вопрос о том, наличествует ли в ней религиозная, культовая практика.

Одна из форм агни-йоговской религиозной практики кажется довольно необычной для современного человека. Речь идет о ритуально-сакральном использовании текста.

А. Трефилов, уже упоминавшийся «мэтр йоги», говорит о том, какие цели преследует чтение рериховских трактатов в “живоэтических” кружках: “чтение текста выступает также как способ активизации высших структур бессознательной психики... В текстах Агни Йоги одинаково важны как вибрационный, ритмический компонент, так и смысловой, вербальный. Первый способствует формированию особых измененных состояний сознания, подобных тем, которые возникают при чтении мантр или дзэн-буддийских коанов и ведет к особой интерпретации смыслового содержания. Акт чтения Живой Этики выступает актом “сопричастности Шамбале”. В этом специфическая сверхзадача текста”{534}.

Это довольно верное признание. И оно подтверждается самой Е. Рерих – «Родная моя, нужно больше читать и проникаться духом Учения. Пусть каждый день хотя бы пять параграфов будут прочтены со всем вниманием и сердечным огнем. Нужно смотреть на такое чтение как на молитву, как на питание духа»{535}.

Но это же наблюдение как раз и свидетельствует о том, что перед текстами Агни Йоги ставится отнюдь не философская задача. Как замечает современный исследователь индийской философии, такого рода тексты (где бы они ни встречались — в Индии, на Ближнем Востоке или в Европе) не могут рассматриваться как философские размышления. “В отличие от любых описательных или теоретических трактатов, — пишет востоковед В. К. Шохин, — такие тексты должны были создаваться не ради объективного изложения или систематизации какой-либо информации, но ради того, чтобы стать духовным инструментом, служить своеобразным учебным пособием в целях строго плановой перестройки сознания того, кому они предназначались» {536}.

Это «учебно-тренировочные образы»{537}. Так, «в учении Шанкары акцент смещается с непреложных команд и ритуальных предписаний на так называемые «великие речения» (mahavakya): «Ты еси То» («Брихадараньяка-упани-шада», III.9; «Чхандогья-упанишада», VI.8.7), «Этот Атман есть Брахман» («Брихадараньяка-упанишада», II.5.19) и др.; эти речения лишены прагматической ценности, они никуда не ведут и никого не воспитывают, они лишь помогают сменить угол зрения, подводя адепта к моменту, когда для него окажется возможным внезапный переворот и прорыв к истинной реальности»{538}.

Аналогичное предупреждение о своеобразии религиозно-инициационных текстов делает В. С. Семенцов, видящий функциональное своеобразие «Бхагавадгиты» в том, что «То, что мы воспринимаем в ней как "изображение" абсолютной реальности, в действительности не есть объективная система онтологии, не есть описание того, что "существует на самом деле": это скорее предписание, команда применить определенным образом данный стих, данную формулировку, чтобы привести ум (психику) в некое особое состояние длящегося знания (само по себе совершенно неописуемое, поскольку находящееся за пределами субъектно-объектных отношений)»{539}. «Тексты ведийского канона – это не осколки умозрительных систем, но ряд сугубо практических наставлений, сообщаемых ученику для того, чтобы в нужный момент, при совершении нужного действия, он оказался таким, "кто это так знает"… Имея дело не с описанием, а с "инструкцией", можно приблизиться к возможному ее "смыслу" лишь путем некоторого рода примитивных "мысленных экспериментов", подстановок себя на место того, к кому обращено наставление»{540}. Авторов такого типа текстов «не интересовало "познание" мира в том смысле, какой мы привыкли вкладывать в это слово. Для них было важно только одно: любыми средствами привлечь в строго определенный момент внимание участника ритуала к определенному образу (картине, мифологеме), числу и т.д» {541}. «Принцип действия нашего текста чрезвычайно прост. И, однако, понять его - в том смысле, в каком мы говорим о "понимании" литературного текста, - невозможно, поскольку между излагаемыми в нем «предпосылками» и результатом стоит не умозаключение, а определенная деятельность, корую, вообщегворя, восприизвести мы не умеем.. Вместо описания упанишада предлагает нам рецепт, и в этом ее необычность и для нас некая недосягаемость» {542}.

Эзотерические тексты, моделирующие перестройку сознания, призваны совершить своего рода “инициацию”. Философии этот «процесс перестройки сознания адепта через его инициацию в “тайную доктрину” космогонического и антропогонического содержания»{543} может дать интереснейший антропологический, психологический, феноменологический материал, но сам по себе философией он не является.

Если такие тексты счесть обычным, учительным инструктажем, то мы рискуем ошибиться в его восприятии и приписать ему то, чему на самом деле этот тест учить не собирался. Так, например, проповедь радикального имморализма в некоторых эзотерических культах было не инструкцией для поведения в быту, а лишь учебным, инициационным средством для пантеистического воспитания адептов (надо сломать все барьеры межуд собой и Единым, в том числе свое самосознание и в медитативном труде снять вообще все разделения, все дробления – в том числе и различение добра и зла). В гностических текстах женское божество называет себя и блудницей и святой, и невестой и женихом, бесстыдной и скромной, войной и миром{544}. В другом гностическом же гимне тот, кого они именовали Иисусом, повелевает ученикам вести вокруг себя хороводы и на все его взаимоисключающие возгласы отвечать “Аминь”{545}.

По выражению В. К. Шохина, это “способ раздразнить адепта”{546} с тем, чтобы подвести его к “обновленному” состоянию, в котором ему раскроется пантеистическая истина Всеединства, самовыражающегося во всех бытийных оппозициях, в любых проявлениях добра и зла.

Такого типа текст призван расколоть сознание человека и его самосознание, привести – поначалу - в состояние растерянности, утраты привычных ориентиров и тем самым открыть его для действия ранее неведомых ему сил и энергий. Как об этом сказал современный буддолог Э. Конзе, “медитация транса, прорывая интеллектуальную “корку”, открывает разум для оккультных космических сил, наплыв которых приводит к появлению сверхъестественных способностей”{547}.

Как происходят эти текстовые инициации в течениях круга «нью эйдж», поясняет Ширли Маклейн: “Утверждения — это высказанные резолюции, которые, если ими правильно пользоваться, уравнивают физические, умственные и духовные энергии. Если кто-то произносит вслух: “Я есть Бог, звуковые вибрации в буквальном смысле настраивают на более высокий уровень энергии тела». Произнося: “Я Бог в силе”, “Я Бог в счастье”, или “Я Бог в здоровье” и другие подобные утверждения по три раза каждое, она обнаружила: “Мое ощущение, а следовательно, и моя истина, изменились. Эффект ошеломляющий”{548}.

Итак, слова отнюдь не безобидны и не безразличны — от них действительно зависит многое в человеческом восприятии самого себя, мира и Бога. И совсем по-разному видят мир люди, гипнотизирующие себя формулой “Я — Бог” или шепчущие вслед за Псалмопевцем: “Сердце чисто созижди во мне, Боже, и дух прав обнови во утробе моей”.

И все же «вибрация» при чтении рериховских книг не исчерпывает мистического содержания Агни Йоги. Если бы теософия стояла лишь на этом утверждении — ее можно было бы рассматривать как одну из йогических религиозных практик, то есть как одну из “мистических” религий. Но теософия, как мы помним, от истоков своих насыщена диалогизмом, характерным для западных, “профетических” религий. Она ищет себе собеседников в Надземном и находит их. Соответственно, и культ в теософии должен служить раскрытию сознания человека в сторону искомых им астральных собеседников.

Как об этом сказал современный буддолог Э. Конзе, проповедующий буддизм на Западе, “медитация транса, прорывая интеллектуальную “корку”, открывает разум для оккультных космических сил, наплыв которых приводит к появлению сверхъестественных способностей”{549}. Оккультные практики стараются активировать низшие бессознательные пласты человеческой психики[171], и именно в них обрести пространство для экстатической встречи с духами.

Здесь неоязыческие практики очевидно отличаются от классических религий Запада, которые подводили человека ко Встрече через очищение высших структур его психической жизни (через преображение ума, совести, сердца).

Светский исследователь христианского подвижничества С. Иванов приходит к выводу, что “раннее христианство не одобряло экстатических состояний. Хотя недоброжелатели Иисуса и “говорили, что Он вышел из себя (exeste)” (Мк. 3,21), христианские апологеты никогда не поддерживали этого тезиса и не превозносили священного безумия. Ориген писал: “Это не от Духа Божьего — пророчествовать в состоянии экстаза и безумия, теряя контроль над собой”»{550}.