Леонид Репин - Параметры риска

• Название: Параметры риска
• Автор: Леонид Репин
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Путешествия и география
• Год: 1987

Документальные рассказы о людях, бросающих вызов стихии.

---

Согласитесь, перспектива безрадостная. К тому же уже на третьи-четвертые сутки эти конфетки застревают в глотке. Если б вы видели их глаза, наблюдающие за нашими "пищевыми вакханалиями", вы бы поняли всю меру их страданий. Ведь мы, НАЗовики (неприкосновенный аварийный запас), съедали в один присест — страшно подумать! — почти 35 граммов шоколада, полторы галеты, кусочек сахара и 50 граммов мясной тушенки!

Но об этом я не могу вскользь. Это достойно отдельной главы.

Голодовка

Обеды первой десятидневки! О них надо бы написать стихами, стихи переложить на музыку, и полученное произведение исполнить силами сводного хора пищевых работников. Они достойны этого. Но, увы, я вынужден обходиться только листом тетради и ручкой. А это трудно хотя бы потому, что в радиусе пятисот шагов от моего дома находятся две столовые, а под ухом урчит холодильник.

Мне трудно представить, как это происходило тогда, но начиналось все, это уж точно, с крика: "Контрольщики! Воду давайте!"

Через «какие-то» два-три часа вахтенный контрольщиков, демонстрируя чудеса эквилибристики, передает на наш плот скороварку с четырьмя литрами горячей воды. ПСНщики зорко наблюдают за дележом и сразу же забирают свою порцию, плотно задраивают вход, чтобы "вид жующих физиономий не травмировал нервную систему". Там, в полной изоляции, они ожесточенно грызут свои конфеты.

У нас дело обстоит сложнее. Я осторожно разворачиваю раскисшую на солнце плитку шоколада и на глазок обламываю третью ее часть. "Эх, — решительно произносит Карпай. — Я сегодня съем два кусочка сахара. Ведь осталось восемь дней, значит, один лишний!" — "Не переедай", — обеспокоенно говорит ему Матвеев.

Дальше едим молча, прислушиваясь к уже почти забытым ощущениям. Оказывается, это огромное удовольствие — жевать. Двигать челюстями, размалывать, растирать кусочки пищи, ощущая ее вкус. Как мог я раньше торопливо заглатывать завтраки и обеды, спеша из-за стола? Безумец! Чего лишал себя!

Отламываю уголок галеты, секунду рассматриваю его и отправляю в рот. Удивительно, какие сложные вкусовые гаммы рождает этот махонький кусочек… Я наслаждаюсь, зажмуриваю глаза, мну его языком, до бесконечности оттягивая печальный момент исчезновения галеты изо рта. Я дожевываю свою пайку, и чем меньше остается еды, тем дольше я ее мусолю, тем длиннее паузы отдыха между порциями.

Но всему приходит конец, кроме разве аппетита. "Постоянно чувствую желудок, какой он стал сморщенный, холодный, маленький". Так на пятые сутки эксперимента написал в своем дневнике Сергей Кромаренко.

За два дня до конца голодовки сильнейший приступ рвоты свалил Юру Гладышева, затем Игоря Селютина. Возник вопрос об их выходе из эксперимента. Но оставалось только двое суток. Только сорок восемь часов. И ребята отказались.

Последние сутки оказались самыми тяжелыми. Прошли они уже на судне "Академик Державин", доставившем нас в Астрахань для клинических медицинских обследований.

Матросы, рассмотрев нас повнимательней, всплесну ли руками и потащили из «заначек» съестные припасы. Они ловили нас в полутемных коридорах, поджидали на палубах, притискивали к фальшбортам и совали в руки продукты, от одного вида которых мы истекали слюной, как бездомные псы, попавшие на полковую кухню.

Мы отказывались. Мы лепетали что-то невнятное о чистоте эксперимента и силе научных идей. А потом долго волчьими глазами следили за удаляющимися кусками мяса или булкой. Ночью мы ожесточенно пережевывали воздух и часто двигали руками, в которых были зажаты воображаемые ложки.

Разгадка таких странных телодвижений была проста: на камбузе варился борщ, и наше по-звериному обострившееся чутье не могло пропустить это событие мимо. Случайно забредший ночью на верхнюю палубу матрос при виде этой картины — пять человек одинаково во сне глотающих и дергающихся — испуганно вскрикнул и опрометью бросился в трюм.

Через несколько минут он вернулся с огромным рыбьим балыком под мышкой. Он шмыгал носом и просил съесть хоть ломтик, так как после того, что он увидел, ему кусок в горло не полезет, а заступать на вахту голодным он не может. Просил пожалеть его… Но мы были непреклонны.

Потом Астрахань, полусуточные обследования и долгожданное обжорство, которое чуть не сорвалось из-за того, что сразу много есть — нельзя. Да и просто трудно: желудок отвык от работы, для которой он предназначен! Были шумные, многолюдные улицы. Был покой, который не надо отвоевывать каждую минуту у стихии. Была обычная сухопутная жизнь. Даже 7-11 килограммов, потерянных "во имя науки", не омрачали нашего настроения.

И все же из 15 человек плыть дальше выразили желание только трое.

Обследования

Утро открывают обследования. С контрольного плота, нагруженная фонендоскопами, весами, градусниками и другими совершенно незнакомыми, но чрезвычайно массивными аппаратами, на наш плот переходит научная бригада. Подтягиваются по канату ПСНщики, перебираются к нам. "Как самочувствие? Мужики!" — голосом ротного фельдфебеля царской армии осведомляется Юра Гольцев — наш физиолог.

Вместо оглушительно-жизнерадостного: "Рады стараться!" из пересохших глоток с патефонным шипением вырывается несколько нелитературных выражений, характеризующих наше отношение к науке вообще и к ее конкретным представителям в частности.

"Ну, ну!" — примирительно бормочет Юра, уже напяливая на подвернувшегося под руку Федю Хисмату-лина маску аппарата, замеряющего кислородный обмен. Несколько секунд ослабевший Федя ожесточенно бьется за свою свободу, но скоро успокаивается, стреноженный мощными объятиями научной группы, и начинает исправно дышать. Лично я помочь ему ничем не могу, так как в это время меня обрабатывает Лев.

Я обреченно смотрю, как его хирургические пальцы нащупывают мой пульс. Пульс, естественно, не находится. "Этот уже готов", — констатирует Чмеленко и медленно стягивает с головы фуражечку, на которой совершенно не к месту веселятся Волк и Заяц.

Лев снова и снова перебирает пальцами клавиатуру моих вен и начинает алчным взглядом вурдалака-пропойцы коситься на мою артерию, недвусмысленно поигрывая кадыком.

Наверное, от испуга, а может еще от чего, мой пульс прорезается немедленно. "Снято!" — довольно говорит Лев, расплываясь в улыбке.

Ромашкин вписывает в мою карту данные. Теперь я должен 15 минут лежать без движения, после чего все замеры повторят еще пять раз. На это время мне суют под мышку градусник. "Не нагреешь до 37 градусов, — угрожающе шипит Матвеев, — поставим клизму!"

Через 40 минут нас ждет следующее испытание — o проба Яроцкого. Кряхтя и проклиная судьбу, как древний дед, которому необходимо влезть на печку без посторонней помощи, мы рассеянным частоколом встаем на плоту: все девять человек.

— Не хочу быть навязчивым, но инструкция рекомендует потерпевшим кораблекрушение лежать и двигаться только в крайнем случае, — между прочим, заявляет Гладышев.

Заглушая вольнолюбивые замечания, Юра тут же кричит: "Начали!" — и торопливо нажимает на пуск секундомера. Мы автоматически сдвигаем ступни, закрываем глаза и начинаем ожесточенно крутить голо вами. Задача проста — как можно дольше удержать равновесие.

Проходит не более 15 секунд, когда непонятно откуда взявшаяся волна резко бьет в корму плота и мы, как подрубленные, валимся на настил во главе с нашим испытателем.

— Взвешиваться в воде сегодня не будем, — объявляет Юра.

Разражаемся гомерическим хохотом.

Взвешивались мы в воде только три раза. Методика этого дела проста, но уж больно неприятна. Как только солнце начинает закатываться и мы подумываем о том, чтобы одеться потеплее, Юра с радостным воплем перебирается на наш плот и начинает готовиться к водяному взвешиванию.

Через некоторое время все мы, в том числе и он, как младенцы — перед первым крещением. При этом отдельные члены экипажа с индейским боевым кличем носятся по плоту и щелкают фотоаппаратом (в дальнейшем пленка "совершенно случайно" засветилась).

После этого каждый в порядке живой или, как сказал Гладышев, «полуживой» очереди затягивает у себя на поясе ремешок, к которому приторочен восьмикилограммовый «мешочек» с песком.

Далее все просто. Ввиду того, что человек в воде теряет более 90 процентов своего веса, его взвешивают простым базарным безменом. Сопровождается эта процедура выкриками примерно такого содержания: "Взвесьте мне пять килограммов того курчавенького! И еще килограмма четыре того, с бородкой… Только гнильцу срежьте пожалуйста. Нет, заворачивать не надо: возьму как есть, у меня авоська!"

К концу взвешивания все напоминают ощипанных гусей, только что вытащенных из холодильной камеры. Слова о том, что такую процедуру надо проводить каждый день, восторга не вызывают. Но когда Юра, перебираясь на контрольный плот, роняет безмен в воду, воздух содрогается от мощного "ура!".