Дана Посадская - Рассказы

• Название: Рассказы
• Автор: Дана Посадская
• Жанр: Ужасы и Мистика
• Год: 2006
• ISBN: 5-98408-048-6

Это — мир по ту сторону зеркала, по ту сторону добра и зла. Мир, где лев раздирает ягнёнка, у ангелов чёрные крылья, а люди — всего лишь игрушки в чьих-то холодных руках со стеклянными ногтями. На призрачных лицах горят окровавленные губы. Шуты и убийцы в белых перчатках, прячущие рты за веерами из траурного кружева. Всполохи черных свечей, над которыми пляшут летучие мыши, аромат могильных цветов и болотные огни. Мир ночи, хищников, теней…

---

Белизна её рук сомкнулась несокрушимым кольцом; она притянула его к себе. Он упал на неё, и в тот же момент зубы принцессы вошли в его шею.

….Ниже и ниже… глубже и глубже… всё горячее и горячее…

Алый поток разрастался и расцветал, опускаясь вниз по бледно-голубой атласной мягкости её округлого трепещущего горла…

Принц нисходил в мёртвое тело принцессы, точно багровый туман в ледяное ущелье. Словно мерцающий алый шёлк, неумолимо струящийся вниз по могильному белому мрамору…

Принцесса скользила губами — по-кошачьи лениво, неспешно, — от его обмякшего рта, щедро окрашенного кровью, к распоротой шее, безвольно натянутой. На его сереющей пепельной коже оставались разводы всех оттенков красного — словно потёки зари на пасмурном сером небе.

Она сжимала его, ласкала, играла на нём, как на арфе. И кровь была звуками, кровь была музыкой — целая гамма от бледно-розового до багрового, почти чёрного.

Он не вырывался и не стонал. Быть может, он покорился судьбе. Судьбе, лежавшей перед ним в отчётливо звенящем полумраке; свободно раскинувшей тело, точно на свадебном ложе. Судьбе, так пристально смотревшей на него стремительно темневшими глазами цвета дикой вишни.

Что она видела? Слишком мало или слишком много? Всё или ничего? Кем он был для неё — всего лишь сосудом, наполненным алым горящим нектаром, который она осушала до дна, без мысли, без чувства, без тени сомнений? Или она — юная, вечная, древняя, плоть от плоти разбитой луны и жгучего горного ветра, — понимала, как не способен понять ни один человек, всю его тайную неизъяснимую суть? Видела его одновременно и ярко-розовым щебечущим ребёнком, которым он был когда-то, и седым стариком, скорченным, словно коряга, которым уже никогда не станет?

Она прикасалась к брони его гордости, предубеждений и полудетских иллюзий, — и латы слетали, как лепестки порыжевших осенних цветов. Его тело стало совсем прозрачным; вся его жизнь кровавым дождём излилась в холодную плоть мёртвой Данаи и напитала её.

Его душа вырывалась наружу вместе с последними клейкими сгустками, сползавшими с полиловевших губ. Она заплясала в теплеющей чаше ладоней принцессы….

Он был ещё жив. Сердце, спотыкаясь и содрогаясь, сотрясало рваные струны выпитых вен. Души не было; не осталось больше ничего; ничего, во что можно было бы верить…Только холод и тьма — два глаза на белом пустынном лице невесты, богини, спящей принцессы, без сожалений отнявшей его молодую кипящую кровь, его волю, его бесполезную жизнь…

Последние вспышки угасающего пламени зашипели и растворились в ледяной воде. В эти доли секунды, длившейся вечно, он вдруг увидел весь мир — гобелен, заткавший и небо, и землю. А она небрежно спарывала острыми зубами почти неразличимую маленькую жалкую фигурку … Его…

Вся жизнь, рассыпаясь, точно упавшая колода карт, промелькнула перед его глазами. Каскад образов — болезненно чётких и мучительно расплывчатых, ослепительных и акварельно прозрачных. Но не было в этой колоде ничего, подобного этому мигу. Мигу, когда он, ничтожный и полузабытый, растворялся в каменной плоти принцессы, возившей в его цепеневшую шею два острия, и пившей вино его жизни…

Всё поплыло. Она окружила его золотисто-алым маревом глаз, дурманом густо увлажнённых губ, кровавыми снами, цепями волос и призывно изогнутых рук. И он без оглядки шагнул в никуда, в её бездну, в её пустоту, в её холод, в её чёрное лоно, где всё исчезает и ничего не рождается…

И вот всё ушло, осталась только она. Единая, как темнота, связавшая небо и землю.

Он ни о чём не жалел…

…Я встала. Алые перчатки до локтей пылали на моих руках, алые мазки обжигали полураскрытые губы. Эту кровь не смыть. Она вечно со мной. Но я и не хотела.

Я опустила веки, смакуя, вспоминая, прислушиваясь к собственному телу. Моё сердце отстукивало новый ритм; новая жизнь оживила мою смерть.

Мир вокруг был цельным сияющим чёрным янтарём.

Мир был моим. В эту ночь и во все бесконечные ночи. Вчера и сегодня, и завтра…

Завтра явится новый отважный герой, чьё сердце томится по невозможному. Новый принц, жаждущий постичь непостижимое, совершить невероятное, разрушить весь мир и разбудить поцелуем ту, что спит от рассвета и до заката вот уже много веков…

И он тоже найдёт то, что ищет.

Так было сто лет назад, так есть и так будет…

Но об одном только старые сказки молчат. Чтобы разбудить спящую принцессу, нужно заснуть самому.

Навсегда…

Спокойной ночи, прекрасный принц.

ИМЯ

Когда-то она была другой. Когда-то её называли иначе. Но это время ушло без возврата, как уходит под землю дождевая вода — питать незримые запутанные корни.

Теперь у неё было новое имя. Имя, вобравшее в себя все вздохи и шёпоты леса. Такое же нежное, манящее сплетение звуков; но где-то в глубине, в чаще, за спиной таится угроза. Где-то тяжёлые когти царапнули дёрн, листья увяли в горячем дыхании, или змея со свистом окольцевала камень. И вновь, как ни в чём не бывало — пасторальное рукоплескание деревьев. Только в висках затаились холод и боль.

Таким был её лес. Таким было её имя. Такой была она сама.

Это должно было случиться сегодня. Совсем скоро. Она это знала.

Небрежно, почти равнодушно, она взяла привязанное к поясу зеркало в простой деревянной оправе, потемневшей от времени. Каждый раз, когда она смотрела в зеркало, первым выражением, пойманным стеклом, было недоверие. Брови вскинуты, зрачки расширены. Как, всё ещё я? Всё ещё такая? Всё то же полудетское лицо с округлым подбородком и беспомощными мягкими губами?

Волосы цвета древесной коры, пышные, как дубовая крона. Вдоль пробора серебрится полоска света. И глаза — то карие, то чёрные, то золотистые, то…

Она вздрогнула, зеркало скользнуло из руки. Вдалеке послышался конский топот.

Она вскинула голову, сузила веки, провела рукой по бархату платья. Ей нравилась эта мода — прямые, ниспадающие складки, округлые, как колокола соборов.

Что ж, она выглядит именно так, как и надо. Прекрасная дама, воплощение невинности. Не хватает лишь благородного воина.

Он был рядом. Она ощущала это всем существом. И он не проедет мимо этой поляны. Все дороги ведут в Рим, солнце всегда садится на западе, а мотыльки неизменно летят к горящей свече.

И в этот же миг на поляне, тлевшей в огне вечерней зари, показались они — и замерли скульптурной композицией.

Сначала её восхищённый взгляд был прикован к коню. Великолепный гнедой скакун, лёгкий, порывистый, как тетива. Его шея, изгибаясь, трепетала упругой морской волной.

Затем, почти неохотно, она взглянула на всадника. Молод, силён — это прекрасно. Даже слишком молод — не больше двадцати, хотя… Руки, сжимавшие повод — грубоватые, но ловкие. В седле сидит не изящно, но зато уверенно. Рыжеватая прядь прилипла к вспотевшему лбу. В глазах было всё, что угодно, кроме ума. Но, в конце концов, она не собирается вести с ним философские дискуссии.

Он весь был в какой-то грязи, коричневая кожаная куртка протёрлась, сапоги давным-давно ни на что не годились. Что же, в этом есть своя романтика. Истинный рыцарь, запылённый в дальних странствиях. Именно то, что нужно. И, главное, у него был меч. Это было и плохо, и хорошо.

Всё время, пока она его изучала, стараясь не упустить ни одной детали, он тоже смотрел на неё. Почти не моргая, слегка приоткрыв большой беспомощный рот. Интересно, о чём он думал в эти минуты. Впрочем, нет. Скорее всего, это нисколько не интересно.

Он соскочил с коня — мешковато, по правде сказать, но спишем это за счёт его волнения. Церемонно раскланялся. Вернее, попытался. Нет, церемонии явно не его стихия.

— Госпожа, — произнёс он, наконец, высоким срывающимся голосом. — Что вы делаете одна в таком глухом и опасном месте? Вы заблудились? Если так, то позвольте предложить вам мою помощь. Я весь к вашим услугам.

Прекрасное начало.

— Нет, сударь, — она улыбнулась и слегка качнула головой. — Я не заблудилась, и помочь вы мне не можете. Лучше покиньте скорее это проклятое место. Я это сделать уже не могу.

— Но почему? — вскричал он в возбуждении. Чудесный мальчик, как хорошо подаёт он реплики.

— Дело в том, что я пленница. — Это было сказано именно так, как надо: тонкое, как паутина, сочетание смирения, беспомощности и несломленной гордости. А за этой вуалью — явственный призыв о помощи. — Видите это? — Она приподняла руку. На запястье сверкнул в лучах заходящего солнца узкий браслет из чистого золота. От него отходила и терялась в траве золотая цепочка.

— Много лет назад меня похитило чудовище, живущее в этом лесу, в той пещере. — Почему правда порой звучит столь нелепо? Она махнула рукой туда, где за испуганно столпившимися серыми осинами чернел, как огромная, вечно раскрытая пасть, вход. Вход в никуда. — Теперь я его игрушка, и не могу отойти от пещеры дальше, чем на длину цепочки.