Михаил Авдеев - У самого Черного моря. Книга II

• Название: У самого Черного моря. Книга II
• Автор: Михаил Авдеев
• Издательство: ДОСААФ
• Жанр: О войне
• Год: 1970

Автор этой книги — Михаил Васильевич Авдеев — известный морской летчик. В авиацию пришел в 1932 году. Великую Отечественную войну встретил в Крыму заместителем командира эскадрильи, через год стал командиром полка: талантливые офицеры всегда быстро поднимались по должностным ступеням. В жестоких воздушных боях сбил 17 вражеских самолетов. Познал горечь отступления и радость побед. Дрался за Севастополь, Перекоп, участвовал в освобождении Кавказа, войну закончил в Болгарии. Летчики полка, которым командовал М. В. Авдеев, сбили 300 вражеских самолетов, совершили около 1500 вылетов на штурмовку. За боевые успехи полк преобразован в гвардейский, дважды награжден орденом Красного Знамени, получил наименование Севастопольского. После войны, окончив Академию Генерального штаба, генерал Авдеев занимал ряд ответственных должностей в авиационных соединениях. Военный летчик 1-го класса. Летал на сверхзвуковых истребителях. В настоящее время М. В. Авдеев находится в запасе, активно участвует в общественной жизни, часто выступает перед молодежью фабрик, заводов, учебных заведений. В 1968 году в Издательстве ДОСААФ СССР вышла документальная повесть М. В. Авдеева «У самого Черного моря», рассказывающая о героических подвигах защитников Севастополя. Во вступлении к книге говорилось: повесть — «начало большого повествования, задуманного автором». И вот перед вами — продолжение этого волнующего рассказа.

---

В ходе войны уже выросли новые боевые кадры, которые личным примером могли показать, как надо драться с противником. Почти в каждом боевом вылете участвовали командиры эскадрилий, полков и даже дивизий. Это вселяло уверенность в летчиков, придавало в бою дополнительную энергию.

В пример приведу Денисова. Его назначили командиром полка в Анапу. Он прилетел туда ночью на истребителе. И это оценили пилоты. И полюбили его. В полку было десять самолетов МиГ-3, тяжелых, неповоротливых на малых высотах, но над Таманью разыгрались жестокие схватки, и летчики, сражаясь бок о бок со своим командиром, дрались отважно и мастерски.

Гитлеровцы, развязав себе руки под Севастополем, перебросили крупные силы авиации на Кавказ. Враг бомбит Новороссийск, Краснодар, Туапсе и другие крупные города и порты.

Командование ВВС флота спешно организовало ремонт и бросило в бой даже такие устаревшие типы истребителей, как И-15-бис. И это было от великой нужды. Это были последние наши ставки. Чтобы добиться коренного перелома в силах, нужны были более современные самолеты. И чем больше, тем лучше.

Промышленность же наша, только что перебазировавшаяся на восток, не успевала удовлетворять потребности фронта.

Словом, вторая половина сорок второго года была для авиации флота наиболее тяжелой: предельно малым числом самолетов нужно было прикрыть от противника все побережье от Новороссийска до Батуми, а после овладения немецкими войсками большей частью Северного Кавказа — и прибрежную морскую коммуникацию, питавшую наши войска на горном хребте, тянущимся с севера на юг на сотни километров.

— Я помню, — рассказывал впоследствии Денисов, — как моему полку, перелетевшему после оставления Анапы в тыл с целью переформирования, приходилось прикрывать наши войска в районе горы Эльбрус. Располагая тремя-четырьмя самолетами, полученными из мастерских Кутаиси для тренировки прибывающих летчиков, мы по очереди ходили на боевые задания…

Полк майора Охтень, вооруженный также старыми типами самолетов непрерывно ходил на перевал, сбрасывал питание и боеприпасы нашим войскам. А под Туапсе и Новороссийском шли в то время ожесточенные воздушные схватки, и 32-й полк майора Павлова и 6-й гвардейский истребительный полк, которым довелось мне командовать, приняли на себя основную тяжесть удара противника. Фашисты, чувствуя свою силу, буквально наглели. Они штурмовали прибрежную дорогу, бомбили Туапсе, Лазаревскую.

В такой сложной обстановке командование авиации флота в октябре осуществило дерзкую операцию по выброске воздушного десанта на фашистский аэродром Майкоп. Цель: уничтожить самолеты противника и тем самым снизить его активность в прибрежной зоне.

Тяжелый бомбардировщик ТБ-3, приспособленный для перевозки десантников, и пассажирский самолет Ли-2 в ночь на 24 октября поднялись в воздух и взяли курс на Майкоп. В условленное время машины появились над целью, и с высоты 400–600 метров при сильном зенитном огне выбросили на парашютах несколько десятков смельчаков-матросов. В исключительно сложных условиях обстановки герои выполнили поставленную перед ними задачу. Они уничтожили 22 самолета противника и, потеряв всего лишь несколько человек, ушли в горы, а затем вернулись на свою территорию.

Так мы начинали воевать на Кавказе.

Наш саманный домик, расположенный недалеко от КП, с воздуха, пожалуй, был совсем неприметен. Во всяком случае, не один налет противника мы относительно спокойно отсиживались в нем, ожидая, когда пройдет очередная волна бомбардировщиков и можно будет снова идти на стоянку.

Во время налета подниматься в воздух было бессмысленно: и себя погубишь, и капониры с самолетами демаскируешь.

Но однажды немцы задели наш домик. В это время я чистил свой пистолет. Алексеев, мой заместитель, улыбаясь чему-то, дописывал письмо.

Неожиданно послышался гул моторов, душераздирающий свист бомб и грохот.

Оконная рама с визгом пролетела мимо меня и мелкой щепой рухнула на кровать Алексеева…

Мы очнулись под грудой штукатурки, досок и соломы.

— Костя, ты жив?

Алексеев бормочет что-то невразумительное, потом отвечает:

— Кажется, жив. А ты?

— Вроде бы.

— Пощупай себя. Может быть, ранен?

— Нет. Все нормально.

— Что делать будем?

— Спать. «Юнкерсы» вроде уходят.

— Уснешь тут.

Вбежал перепуганный хозяин хаты.

— Скажите, они, наверное, знали, что здесь командир и его заместитель?

«Они» — это немцы.

— Что вы, отец! Обыкновенное совпадение. На войне так бывает.

— Зачем утешаете? Почему же они не бомбили другие хаты?

Так нам и не удалось переубедить старика. Ворча что-то себе под нос, он принялся собирать доски. Вскоре окно было заколочено. Но до рассвета мы так и не заснули.

Коротая ночь, я втайне наблюдал за Алексеевым.

Бесстрашный в небе, отлично летающий днем и ночью, он здесь, на земле, был каким-то по-домашнему спокойным.

Что ж, война ко всему заставит привыкнуть, даже к бомбежкам.

Мы — на Кавказе. А что стало с теми, кому не удалось уйти с Херсонеса? Об этом страшно было подумать…

Забегая немного вперед, скажу, что те, кого мы считали погибшими, неожиданно воскресали.

Как-то раздался звонок из штаба:

— Вы знаете Сапрыкина?

— Ивана Ивановича?

— Да. Каково о нем ваше мнение?

— Был отличный боец. Заместитель командира эскадрильи.

— Вы могли бы дать на него письменную характеристику?

— С радостью. Но кому это нужно? Сапрыкин же погиб.

— Мы тоже вначале так думали…

— Жив?!

— Жив… А с характеристикой поторопитесь. Здесь сложные обстоятельства, и нужно поскорее все поставить на свои места.

— Слушаюсь!.. Характеристику высылаю через час… Дорогой ты наш, Иван Иванович!

Мне сразу представилось его смуглое лицо, волосы с черным отливом. Вспомнился веселый, неунывающий характер боевого товарища.

А мы-то тебя, дорогой наш друг, похоронили… Как здорово, что ты жив!

Когда мертвые возвращаются

И вот он сам рассказывает мне о своих «сложных обстоятельствах…»

— На рассвете вы улетели. Нельзя сказать, чтобы, оставшись один, я чувствовал себя уютно. Нет. Но нужно же было кому-то принимать и отправлять последние самолеты, которым удавалось приземлиться на Херсонесе. К тому же я был твердо уверен: на последнем эвакуируюсь сам…

Кто мог знать, что последнему самолету сесть не удастся…

А тогда меня сразу же вызвали на командный пункт:

— Наша задача, — сказал начальник группы полковник Дзюба, — встречать Ли-2. Ты будешь выбирать места для посадки, показывать летчикам, куда заруливать. Быстро их разгружать и производить посадку раненых.

На следующее утро мы проводили на Кавказ всю боевую авиацию. Аэродром был пуст. Оставалось лишь три искалеченных истребителя. Но мы их тоже надеялись отремонтировать и перегнать.

Ночью пришли Ли-2. Хитроумной сигнализацией, чтобы не привлекать внимание гитлеровцев, я указывал летчикам места стоянок.

Все это происходило под непрерывным артиллерийским обстрелом.

Первые две ночи Ли-2 вылетали с Херсонеса дважды. В темное время я был на старте, в светлое — «на отдыхе», рядом с КП, если, конечно, тот ад, что там творился, можно было хоть в какой-нибудь мере соотнести со словом «отдых».

А люди все прибывали и прибывали: пехотинцы, моряки, артиллеристы. Из последних отрядов, прикрывавших отход войск. Уже тогда было видно, что всех эвакуировать не удастся. Командование это знало. Потому и отдало приказ: группами пробиваться в горы. Всем, за исключением раненых.

Но так уже устроен человек: слабая надежда уйти к своим, на Кавказ, у людей теплилась до последней минуты.

Я хотел отправить на Большую землю оставшихся летчиков: Романенко, Соболева и Мусатова. Но улететь посчастливилось только Мусатову. Романенко погиб при прорыве в горы. Соболев был тяжело ранен. Ему пришлось пройти через плен.

Обстановка же накалялась все больше и больше. Немцы били по аэродрому. Как могли, мы торопились с ремонтом оставшихся истребителей. Наконец на рассвете первого июля они ушли на Кавказ.

Летчики сердечно попрощались со мной. Говорили:

— Ты свое дело сделал. Тебе нужно уходить. Давай затолкаем тебя в фюзеляж. Видишь, что здесь творится!

Но я не мог уйти без приказа! А потом, если Ли-2 появятся, кто же их примет? Одним словом, уходить мне было нельзя.

Наступила ночь, и самолеты уже не пришли. Но, честно говоря, если бы они и появились, то сомневаюсь, что им бы удалось сесть… Артиллерия немцев неистовствовала…

На КП было полно людей. Многие ранены.

Солдаты занимали оборону вокруг аэродрома. Наши капониры превратились в дзоты.