Эмиль Офин - Фронт[РИСУНКИ К. ШВЕЦА]

• Название: Фронт[РИСУНКИ К. ШВЕЦА]
• Автор: Эмиль Офин
• Издательство: Детская литература
• Жанр: Детская проза
• Год: 1971

Душа писателя отдана настоящим труженикам, таким, как механик Горшков из повести «Фронт», шофер Василий Кузьмич из рассказа «Водитель первого класса», щедрый на выдумку Петр Павлович из рассказа «Дачник» («Он всем только подсказывает, а работа идет»), неутомимый и проницательный подполковник милиции Данилов из цикла «Недостающее звено».

---

Кстати, этот камыш сыграл особую роль в жизни нашего города, который называется Степной-Рудный и находится в семидесяти километрах от железнодорожной станции, оттуда мы возим все материалы. Ведь у нас в степи нет ни леса, ни цементного, ни кирпичного заводов, и поэтому мы на первых порах прозвали наш город Степной-Трудный. Когда к нам приезжал секретарь обкома Семен Семенович, все спрашивали его, почему нам не присылают достаточно стройматериалов, особенно кирпича. И Семен Семенович сказал: «Делается все возможное. Но ведь в стране не одна ваша стройка. Всем нужен кирпич. Вот и трудно. Следует оглядеться получше, поискать вокруг себя».

После этого-то Федя Сухарев и стал «искать вокруг себя». Каждый вечер он брал у Гриши Залеткина мотоцикл и куда-то уезжал. Возвращался ночью грязный, усталый. А через неделю созвал комсомольское собрание и рассказал, что в совхозе «Восточный» рабочие собирают камыш, мелко рубят его, смешивают с глиной, прессуют в формах и сушат. «Получается добротный кирпич: легкий, прочный, главное — свой. Я все обследовал. На Заозерных лугах камыша пропасть. Нужно составить план…» Так говорил Федя, а я смотрел на его глаза, мигающие за круглыми очками, на пыльные волосы и порыжевшие сапоги и прикидывал: сколько же часов за эту неделю провел Федя на тряском мотоцикле? Ведь до «Восточного» больше сотни километров.

И, наверно, все так думали, глядя на нашего маленького комсорга, а у Лены лицо было такое, будто она слушает самого прекрасного человека на земле. Конечно, мне далеко до Феди, если даже строгая Лена так смотрит на него…

Федя прямо-таки «заболел» этим новым кирпичом, и дело пошло так хорошо, что главный прораб распорядился «перевести на камыш» и строительство новой школы и кое-каких подсобных помещений горнообога-тительного комбината.

Словом, я целый день возил на строительную площадку камыш с Заозерных лугов, а вечером того же дня мы, по обыкновению, собрались в большой палатке Антона Петровича. Федя Сухарев тихонько, чтобы не разбудить маленького Антошку, настраивал радио; Жора Корягин и «крошка» Кирилл дулись в шахматы; Надя откинув занавеску, стирала белье в Антошкиной ванночке, а моя жена сидела возле своего бывшего фикуса сосредоточенная, молчаливая, и я не знал, о чем она думает.

— Как не стыдно! — воскликнула Надя.

— Называют стиральный порошок так громко — «Новость».

— Она держала в покрасневших от стирки пальцах бумажный пакет.

— Смотрите, товарищи, здесь написано; «Бесследно удаляет пятна с шерстяных и шелковых тканей». Черта с два! Антошкина фуфайка как была вся в пятнах, такой и осталась. По-моему, если уж новое, так оно действительно должно быть хорошим, особенным.

— Вот и я все время думаю о том же, — вдруг отозвалась Лена.

Она сказала это таким тоном, что Жора и Кирилл оторвались от шахмат и повернули к ней головы, а Надя удивленно посмотрела сначала на Лену, а потом на свой пакет с порошком.

— У нас же все новое, — тихо, словно разговаривая сама с собой, продолжала Лена. — И город — его еще, наверно, и на карте нет, и я — ведь я совсем новая учительница, и ученики у меня новые — первогодки, и школа — новая. А учу я в ней по-старому, как учили до меня. Вот мать Гены Крахмальникова спросила: «Кем только станет мой сын, когда вырастет?» И я ничего не смогла ей ответить. А ведь я Генкина учительница.

Лена замолчала, вздохнула. Жора Корягин, как всегда невпопад, сказал насмешливо:

— Ну, Елена Ивановна, тебе-то за твоих учеников беспокоиться нечего. Они же работяги, новаторы, вроде нашего Феди. Он в формах, а они в пеналах формуют кирпич. И бригадир есть — Генка Крахмальников.

За такую насмешку мне захотелось тут же дать Жоре по шее, и я сделал бы это, если бы меня не вызвали к диспетчеру. Такая уж наша шоферская участь: день ли, ночь — пришел на станцию срочный груз — поезжай.

Когда целыми днями ездишь один в кабине, успеваешь о многом передумать. Но одна мысль засела во мне плотно: нужно сделать что-то такое, чтобы Лена увидела: я не хуже Феди.

Я и прежде работал неплохо, а тут, как говорят, стал нажимать на всю железку.

Если в баке кончается бензин, приходится возвращаться из степи в город для заправки, на это уходит время. Я поставил на свою машину второй бак. Или вот засорится в пути диафрагменный насос — останавливайся и прочищай. Я пристроил под капотом маленький бачок. Теперь, если насос отказывал, бензин продолжал поступать в карбюратор по резиновой трубочке. Я доезжал до места и, пока рабочие нагружали машину, прочищал насос. Я приварил к раме кронштейн и начал возить с собой вместо одного — два запасных колеса. Я сделал высокие съемные решетки к бортам кузова и, когда попадался легкий, но объемный груз, вроде того же камыша или, скажем, фанеры, увязывать его не было надобности; другие шоферы возятся с веревками, а я уже мчусь по степи к месту назначения. А для погрузки бревен, бочек и разных круглых предметов я возил под кузовом специальные жерди-покаты: из-за них на складах постоянно очереди.

Короче говоря, я научился беречь время. Я стал прямо трястись над каждой минутой. И вот однажды — как сейчас помню, во вторник, четырнадцатого октября — на перевалочной базе, когда я грузил в машину цемент, ко мне подошел какой-то парень. Он оказался корреспондентом областной газеты. Поздравил меня с успехом и сказал, что ему поручено написать обо мне.

Я так обрадовался, что впервые за целый месяц решил украсть у себя десяток минут — заехать в школу, рассказать Лене. Я подкатил к бараку на полной скорости, вошел… Д пустом классе сидела за партой старая нянечка и, чуть шевеля спицами, вязала чулок.

— Тетя Настя! А где же все? Где Лена?..

— Известно где. Вторник, пятница. С Федей Сухаревым уехавши.

— Вторник, пятница… — ничего не понимая, повторил я и растерянно огляделся.

На классной доске висел разграфленный лист бумаги:

ПИОНЕРСКИЙ ТАБЕЛЬ

1. Крахмальников Геннадий — 5.

2. Ларионова Вера — 5.

3. Мурин Иван — 5…

И так далее. У всех — пятерки. Только о моей пятерке не удалось рассказать Лене!

Я вышел из класса, сел в машину и от досады включил передачу так резко, что стукнулся затылком о заднюю стенку кабины. Не проехал я и километра, навстречу мне попался трактор. За рулем был Федя а в прицепе на камыше, нагруженном вровень с бортами, сидела Лена, как квочка, окруженная своими птенцами, и счастливо улыбалась.

«Небось когда я предлагал катать малышей на быстроходном автомобиле, так не надо. А с Федей — пожалуйста. Хотя и на каком-то тракторе!» — с обидой подумал я и даже не притормозил, пролетел мимо.

В тот день я поздно задержался на работе — готовил машину к дальнему рейсу, и, когда пришел домой, Лена уже спала. На столе лежала записка. «Олег, не осталось ли у тебя краски, которой ты недавно красил машину? Мне очень нужно. Ужин — под салфеткой».

Мне хотелось рассказать Лене про разговор с корреспондентом, но жаль было будить ее. Я принес из машины банку с остатками зеленой краски и поставил на видное место, а на обороте Лениной записки написал: «На рассвете я уезжаю в Кустанай. Посылают за электролебедками для новой шахты. Постараюсь вернуться скорей».

Я и раньше не признавал медленной езды, а теперь, после разговора с корреспондентом, и подавно стал водить машину только на предельной скорости, ведь в степи это вполне допустимо. К тому же я не люблю уезжать надолго от Лены. Поэтому я не проехал — "прошил пятьсот километров за восемь часов, как самолет прошивает небо от Москвы до Камчатки. Я примчался на завод раньше срока и поднял шум в отделе сбыта:

— Нужно сначала полностью закончить сборку лебедок, а потом уже вызывать транспорт! Нужно экономить время!

Сгоряча я еще покричал и обозвал всех бюрократами. А сам подумал: «Сейчас меня выставят за дверь». Но заведующий отделом сбыта внимательно поглядел мне в лицо и сказал уважительно:

— Извините, Олег Васильевич. Мы примем меры, чтобы выдать вам груз по возможности скорее.

И тут я увидел на его столе газету с… моей фотографией. Я взял газету в руки.

Да! Это был мой портрет. А под ним подпись:

«Олег Васильевич Светлов—передовой водитель сборной комсомольской автоколонны. Если другие шоферы делают в день 5 рейсов, то Светлов успевает съездить 6–7 раз. Подтянитесь, товарищи комсомольцы! Равняйтесь на Олега Светлова».

Я так растерялся, что стал извиняться перед всеми работниками отдела по очереди. Мне еще никогда не было так стыдно за свою грубость, как в ту минуту.

А потом я узнал, что заводские комсомольцы решили дать нашему строительству две лебедки сверх плана, и уже не горевал, что пришлось прождать на заводе лишний день.

Но вот в четыре часа утра я получил груз и пустился в обратный путь. Земля так и горела у меня под колесами. Я надеялся первым привезти в наш город газету и показать ее Лене. В глубине темно-синего неба таяли последние звезды, а на востоке одинокая тучка уже посветлела с края; ее позолотил первый солнечный луч. Наверное, он осветил и наш город.