Хамза Есенжанов - Яик - светлая река

• Название: Яик - светлая река
• Автор: Хамза Есенжанов
• Жанр: История

---

Кабыл засуетился, не зная, что сказать. Ему на выручку бросился какой-то толстяк, сидевший ниже Шугула.

- От хаджи он не отстанет. Запишите от Кабыла пятьдесят коней, - сказал он, взглянув на Калыбая.

- Пятьдесят коней, - объявил Калыбай. - От Кабыла Ахметова - пятьдесят коней. От вас, почтенный, тоже пятьдесят. Писать меньше пятидесяти неудобно, да и бумаги не хватит. Числа сорок семь, сорок восемь займут полстроки, бормотал интендант, доказывая толстяку преимущества цифр "пятьдесят" и "сто".

Немало времени ушло на составление списка. В кабинете оживились, поднялся шум, как на базаре.

- Теперь пойду к тем, кто остался в прихожей и во дворе, - и Калыбай устремился к двери.

- Писарь, подожди-ка, - остановил его Тобанияз. - Записывай. Сто джигитов в кадетскую школу Уила. Расходы по учебе ста джигитов - за мой счет. После окончания учебы всю сотню офицеров конями и седлами снабжаю я. Пиши. - Тобанияз взглянул на Жаханшу: - Да сопутствует тебе удача! Пусть исполнятся твои желания! Род Адай поддержит тебя, мирза. К каждому из той сотни джигитов я добавлю еще по двадцать адайцев. Пусть это будет Адайский полк. Он станет твоей опорой и защитой. Можешь всегда рассчитывать на мою помощь.

Жаханша пожал Тобаниязу руку, искренне поблагодарил его.

3

Сегодня уже три дня, как не было Кульшан. И эти три дня показались Мендигерею тремя месяцами. Разговаривать не с кем, и на допрос не вызывают. О чем он только не передумал за эти дни! Пытался предугадать, чем кончится его дело, мечтал о лучшем, но рассудком все больше склонялся к худшему: "Уральский военный суд приговорит всех своих заключенных к смертной казни. От суда атаманов милостей ждать нельзя. Ну, а что будет делать Джамбейтинское правительство? Подражать уральским палачам. Будет судить, наказывать... Если правительство собирается в Уил, то оно поспешит с судом. Но почему не допрашивают и не ведут следствия? Или без суда..." Эти думы не покидали его ни днем, ни ночью.

В камеру вошел солдат и приказал:

- Почтенный, одевайся! Быстро!

От неожиданности Мендигерей не сразу понял его.

День клонился к вечеру. Смеркалось. Ничего не говоря, Мендигерей задумчиво уставился на солдата, как бы силясь вспомнить, где он его видел.

- Одевайся, говорят тебе! Глухой, что ли?

Мендигерей смолчал. Открылась дверь камеры, показалась голова надзирателя.

- Ну, поживее!

Бывает, что от горьких мыслей, от подавленности или неожиданности человек как бы лишается дара речи и никак не может прийти в себя. В таком состоянии был сейчас и заключенный.

- Да в уме ли он? - спросил первый солдат надзирателя. Тот, не отвечая, медленно отчеканивая каждый слог, проговорил:

- Поч-тен-ный, бы-стро оде-вай-ся!

- Я готов, - помедлив, ответил Мендигерей.

- Ну, тогда пойдемте. - Солдат повернулся к надзирателю: - В уме, оказывается.

Истощенный, мертвецки бледный заключенный с глубоко запавшими глазами мог и в самом деле показаться сумасшедшим.

- Ну, пойдемте, пойдемте, - уже мягче сказал солдат, довольный тем, что заключенный оказался в здравом уме.

- Куда?

- Потом узнаете.

Поверх рваной рубахи заключенный набросил старый, пропыленный бешмет, который ночью служил ему одеялом. Шапка то ли осталась в маленькой комнатке, откуда выволокли его джигиты Аблаева, то ли он уронил ее в телеге неизвестно.

Кульшан, потеряв голову от радости, что он жив, как-то и не подумала об одежде для него. Да и денег у нее не было, чтобы купить...

- Куда? - снова невольно вырвалось у Мендигерея, но только теперь он осознал полностью, что за люди пришли за ним.

"Их дело маленькое. Скажут: приведи - приведут, прикажут расстрелять расстреляют, - думал он. - Куда ведут? На допрос? Или без следствия..."

- Быстрее шагайте! - приказали конвоиры.

Они направились к центру города. Заключенный отметил про себя, что конвоиры не очень суровы. "Наверное, все-таки на следствие..."

"Самое плохое - расправа без суда, лучшее в моем положение - следствие, допрос", - рассуждал Мендигерей. Уже в темноте его привели к воротам большого дома, и солдаты, отдав честь, передали его офицеру-казаху.

Не говоря ни слова, офицер привел заключенного в кабинет Жаханши Досмухамбетова.

Глава валаята не поздоровался, лишь жалостливо покачал головой. Измученному арестанту, который к тому же был старше Жаханши, он не предложил даже сесть и сам тоже продолжал стоять около своего большого стола, в упор разглядывая Мендигерея.

"Что это он - власть свою хочет показать? Или строит из себя опытнейшего прокурора? Или думает унизить, нагнать страху?.."

Гнев охватил Мендигерея. Он забыл о своем тяжелом состоянии.

- Допрашивайте, мирза, коль вызвали! - жестко сказал Мендигерей, вперя в Жаханшу ненавидящий взгляд.

Жаханша даже не шелохнулся, молчал. Он смотрел на дверь комнаты в глубине, словно стараясь отвести от себя пронзительный взгляд арестанта. Мендигерей тоже взглянул туда. Дверь была открыта, но комнату скрывали тяжелые шторы. "Видно, там кто-то притаился".

Стало тихо-тихо. И глава правительства и узник - оба молчали.

Времени прошло немного, но Мендигерею, нервно прислушивавшемуся к каждому звуку, к каждому шороху, показалось оно целой вечностью. Неожиданная встреча с этим высокомерным адвокатом, изваянием, застывшим у своего стола, загадочный прием не предвещали ничего доброго. "В своих речах сладко поешь о народе, а на деле выжимаешь последние соки из обнищавших, последнюю кровь высасываешь у несчастных, образованный лакей ханов и султанов!" - яростно думал Мендигерей.

Заключенный думал об одном, а правитель валаята - совершенно о другом. Жаханша только сейчас беседовал с Халелом. Ни с одним словом Жаханши Халел не согласился, и тогда глава валаята вызвал Мендигерея, чтоб Халел мог с ним поговорить с глазу на глаз.

Уже на другой день, после того как Мендигерея привезли в Джамбейту, Жаханша подумал о том, что если в будущем он окажется на шатком мосту изменчивой судьбы, то не мешает заблаговременно, пока более или менее спокойно, заручиться спасительным канатом. Если большевики возьмут верх, прогонят с треском атамана Мартынова и генерала Толстова, то - кто знает, чтобы сохранить свою голову, придется протянуть руки к Абдрахману и Мендигерею?.. Поэтому он счел разумным обращаться с Мендигереем помягче, ласковей, не подвергать его пыткам и держать как бы в почетном заключении. Об этом Жаханша не говорил Халелу открыто, но довольно ясно намекнул, сказав как-то: "В конце концов настанет мир, мы все забудем о вражде, станем жить на одной земле и заботиться о ее благе, учтите". Он распорядился, чтобы в тюрьме Мендигерея содержали в чистоте, кормили хорошо и обращались вежливо.

Конечно, Мендигерей не знал этого, неприглядная деятельность Джамбейтинского правительства проходила на его глазах: и то, что под предлогом уничтожения партизанского гнезда сожгли дотла села Алексеевку и Александровку, и то, что дружинники Арупа и Жаханши расстреливают невинных, грабят, избивают, бросают в тюрьмы молодых и старых, детей и женщин, - все это дело рьяных автономистов. Услужливый пес Аруна - Аблаев прямо на глазах Мендигерея зарубил двух мальчиков и крестьянина Фроловского. Даже Кульшан, беззащитную женщину, связали и увезли в город. Но "высокое начальство" освободило ее, видимо побоявшись слухов, что хан и тюре начали уже воевать с женщинами...

- Господин Жаханша, - снова не выдержал Мендигерей, - я заключенный. Измывательство над невольником не делает чести образованному юристу. Если угодно, или допрашивайте меня, или отправьте назад, в мою камеру.

- У меня к вам вопросов нет, доктор, - процедил Жаханша, не оборачиваясь и по-прежнему поглядывая на дверь в глубине кабинета. Мендигерей удивился: Жаханша хорошо знал, что он всего лишь фельдшер, для чего его именовать доктором?

- Вот это и называется измывательством над человеком. Зачем же тогда вызвали?

Жаханша снова промолчал и настороженно, будто ждал кого-то, прислушался. Там, за дверью, отчетливо раздались шаги и приглушенный дверью разговор. Потом дверь открылась. В кабинет Жаханши вошел Халел Досмухамбетов.

Как всегда прямой и резкий, он подошел к Жаханше, затем обернулся к Мендигерею, стоявшему возле двери, впился в него глазами.

За год Мендигерей сильно изменился, был изможден и худ, но Халел сразу узнал его. Узнал, стрельнул глазами и гневно спросил:

- Зачем вы, Жаханша-мирза, вызвали этого негодяя?

- Для вас, доктор...

- Зря беспокоились. С такими людьми разговор короткий, как в поговорке. Волк, прощаясь с волчонком, сказал: "Встретимся на тропе охотника". Чего ждать от таких отщепенцев, вместе с российскими босяками поганящих свой народ?! Или вы думаете, что он поумнел?

- Я тоже не в восторге от встречи, доктор. А что касается охотника, то это общая участь и матерого волка и неопытного волчонка. Разница лишь в том, что один будет приторочен к седлу справа, другой - слева. Однако я пока не приторочен. Настоящий охотник еще придет, да и зверь, за которым он охотится, другой... - ответил ему Мендигерей.