Владимир Шаров - Старая девочка

• Название: Старая девочка
• Автор: Владимир Шаров
• Жанр: Современная проза

---

Сталин сразу заметил и оценил все, что она делала, но ничего ей не говорил. Одно время он так хорошо показывал, что ничего не видит и не замечает, что она даже боялась, одобрит ли он ее, когда все откроется. Но хотя этот страх в ней был, она не отступала, и вслед за Аллилуевой расширяя и расширяя круг, в полгода включила туда и остальных близких к Сталину людей. Даже те, кто по-прежнему звал его Кобой, пусть так же не сразу, как Надя, но начали понимать, что Сталин — бог, проникаться этим больше и больше, а потом самые способные в свою очередь принялись это проповедовать и об этом свидетельствовать.

Сталин, как я уже говорил, во все это ни словом, ни делом не вмешивался, никак Веру не направлял, но она была тактична, умна, и то, что ей никто не мешает, Вере было вполне достаточно. Вере тогда было совсем хорошо, и печалило ее лишь то, что неожиданно стали портиться ее отношения с Леной. Лена была давно в Сталина влюблена, пару раз ей удалось остаться со Сталиным наедине, но сделаться его постоянной подругой не получилось и после этого. Хотя любил он именно таких, чуть полных, статных и с маленькими, будто игрушечными ступнями. То ли Сталина раздражало, что она замужем и приходится ее с кем-то делить, хотя Вера от самой Лены знала, что Осю своего она не любит, скажи Сталин одно-единственное слово, тут же с ним разведется, или ему не нравилось, что Лена считает его как бы своей собственностью, но скорее всего, по многу часов в день диктуя ей приказы и распоряжения, он просто от нее уставал.

Еще до Башкирии Вера знала за Леной, что та временами бывает чересчур напориста и прямолинейна, особенно когда ей кажется, что цель — вот она, рядом, и, сочувствуя Лене, пыталась ее предостеречь. В последние месяцы, когда на их вечеринках все большее место начали занимать девочки из кордебалета и некоторые из них настолько пришлись Сталину по вкусу, что он стал требовать, чтобы их приглашали вновь и вновь, Лена вдруг захотела ввести это в рамки. Понравиться такое, конечно, никому не могло, и Сталин, раз просто удивившись, — он очень ценил Ленину работу и в не меньшей степени ее преданность — потом, когда она не унялась, через Енукидзе довольно строго ее одернул. В итоге единственное, чего Лена добилась, — ее перестали приглашать в Кунцево.

Опала продолжалась месяца два, и лишь благодаря Вериному заступничеству Лена была в конце концов прощена. Больше воспитывать Сталина она не решалась, но страх, что она отлучена навсегда, и Сталин тоже навсегда потерян, за те два месяца превратил ее почти в безумную; все, что с ней произошло, вдруг сделалось в ее голове так искажено, что теперь именно Веру она считала своим главным врагом. Она была уверена, что Вера, которую она облагодетельствовала и спасла, ее предала. Скрывать то, что она думает о Вере, Лена не собиралась, и та, хоть ее и жалела, понимала, что ничего она объяснить не сумеет. Вера ни в чем не была перед ней виновата, и все же основания для подозрений у Лены были. Не одна она в их компании думала, что, пока Лены не было, Сталин сошелся с Верой и что именно по требованию Веры Лена была удалена.

Сталин и вправду давно ее хотел, но Вера уклонялась, и он, видя это, пока не торопил события. Он все больше и больше ей симпатизировал, все больше чувствовал к ней благодарность, она и так его привлекала, теперь же он часто думал, что, похоже, она первая женщина, которая в самом деле его достойна. По складу он был вполне семейным человеком, чересполосица женщин и еще совсем девочек, которая началась у них после знакомства с кордебалетом, постепенно его утомляла, и он все больше хотел спокойных, долгих и, главное, ровных отношений. Последнее время, думая об этом, он в качестве пары никого, кроме Веры, представить себе не мог.

Несколько раз он решался переговорить с Верой, но по разным причинам откладывал, пока однажды, когда танцы и застолье кончились, все разошлись, они же, неизвестно почему остались одни, вдвоем в огромной кунцевской зале; сначала говорили о разных делах, о его детях, об Аллилуевой и вдруг чего-то испугались и замолчали. Просто стояли друг против друга, а потом он обнял ее и привлек к себе. Она как будто тоже хотела его, поддалась, прижалась, но это была секундная слабость.

Вера была очень хитра, с детства неимоверно хитра, и когда Сталин уже думал, что все хорошо, когда он уже успокоился, потому что раньше он все-таки боялся ее отказа, а теперь поверил, что его не будет, она вдруг с непонятным и совсем неожиданным для него восторгом, теперь уже ему самому стала объяснять, что он бог. Не отходя от него и его не отталкивая, только слегка откинув голову, она шептала ему, что он самый настоящий, самый всамделишный бог, и пускай он не думает, что она говорит это близким ему людям лишь потому, что считает, что так надо им говорить, нет, она говорила это всем: и Наде, и Орджоникидзе, и Енукидзе потому, что это правда, чистейшей воды правда.

В ней были такой восторг и такая вера, что он вдруг понял, что не знает, как ему с ней себя вести, если он и вправду, как она говорит, — бог. Ей нельзя было не поверить, но поверив, он тут же испугался, что не знает, как должен вести себя бог с обыкновенной женщиной, что он, став богом, наедине с женщиной еще ни разу не оставался. В нем теперь был страх, что она, которая так хорошо знает, что он бог, наверняка хорошо знает и это, а он не знает и неминуемо опозорится. И он ее отпустил.

После той ночи в Вериных отношениях со Сталиным ничего не изменилось, все вернулось к тому, что было раньше, и это, похоже, равно устраивало обоих. Хотя Вера ни в чем не была виновата, она была уверена, что и Аллилуевой, и Лене про эту их встречу со Сталиным обязательно донесут, и, когда через неделю сначала Лена, а потом Надя потребовали от нее объяснений, с тоской поняла, что на этот раз ей не оправдаться.

С Надей все-таки разговор был не таким тяжелым, та любила ее, жалела, все время говорила, что если бы на ее долю выпало все то, что выпало на Верину в Башкирии, она бы давно наложила на себя руки, а разговор с Леной вышел совсем плохой, хуже у нее ни до, ни после не было. Та выслушала, что ей сказала Вера, но услышала и поняла совсем другое. Поняла, что это только сейчас у Сталина с ней, Верой, ничего не получилось, а завтра или послезавтра обязательно получится, и Лене сделалось ясно, что от Веры надо избавляться немедленно и навсегда, потому что опаснее соперницы у нее нет.

Еще когда они все втроем учились на педагогических курсах, Лена видела, что Иосифу нравится Вера, да и Вере он, похоже, тоже симпатичен, но тогда отдать ей Иосифа Лене и в голову не приходило. Те полтора года, что Вера провела в Башкирии, Лена прожила с Бергом совсем хорошо и даже решила про себя, что лучшего искать глупо, пора остепениться, родить ребенка, и тут вдруг поняла, что без Сталина она не может. Какое-то время она пыталась их совмещать, но с каждым месяцем все яснее видела, что если и вправду хочет привязать к себе Сталина, должна заниматься только им, днем и ночью им одним. Берг был неревнив и доверчив, как ребенок, обманывать его было проще простого, но эти обманы, а главное, простота, наивность Берга буквально бесили ее, и сам он бесил ее больше и больше. И вот теперь она вдруг подумала, что если Вера не врет, в самом деле помнит, чем ей, Лене, обязана, и если она по-прежнему неравнодушна к Бергу, а Сталин по глупости ей совершенно безразличен, почему бы не предложить ей следующую комбинацию: она, Вера, забирает себе Берга и уезжает с ним из Москвы. Сталин же остается Лене.

У Веры в те месяцы было несколько увлечений, ухаживал за ней, в частности, художник Карл Тобе, очень милый человек, преподававший когда-то рисунок на их педагогических курсах, но все это было мимолетно и не слишком серьезно, так, обычный флирт, а кроме того она очевидно и вправду хотела с Леной расплатиться. Или понимала, что вечно ускользать от Сталина, балансировать между ним и Аллилуевой ей не удастся, и Ося ей, наверное, тоже нравился, потому что на Ленино предложение она согласилась сразу и легко, и уже через два месяца они действительно рокировались. Вера вышла замуж за Берга, развела, освободила Лену и уехала с ним вместе в Баку, где Берг — ей даже не пришлось предпринимать для этого никаких усилий — получил пост заместителя начальника нефтепромыслов по переработке. Как ни странно, и Сталин, когда Лена ему сказала, что она разводится, а Вера выходит замуж за Берга, отнесся к этому спокойно, даже пошутил, что больше всего о Вере будет горевать Аллилуева, и Лена тогда подумала, что, похоже, он Веру почему-то побаивается.

* * *

Двенадцатого августа, как уже давно было обговорено с родителями, Вера должна была позвонить в Ярославль, узнать, как девочки, и сказать, когда она сама в Ярославль приедет и возьмет их, чтобы ехать в Саратов. Накануне вечером или в этот же день в Грозный должен был звонить и Ося, сказать, как у него дела и, главное, есть ли им где жить, получил ли он наконец ключи от квартиры. Чтобы без нервов и наверняка успеть, ей надо было выехать от Нафтали рано утром одиннадцатого. Как раз за день до этого она наново переписала историю Емельяна Ярославского, то есть выполнила все, что собиралась сделать в горах, и была собой очень довольна. Еще прощаясь с Нафтали, довезшим ее на своей машине до Самашек, откуда шел автобус на Грозный, она знала, что, если ничего в дороге не случится и они доберутся нормально, сегодня, в крайнем случае завтра она зайдет к Тасе и еще раз попытается с ней поговорить. Потом, перед самым отъездом, времени на это может и не найтись.