Константин Утолин - Война Инь

• Название: Война Инь
• Автор: Константин Утолин
• Жанр: Социально-психологическая фантастика

О чем эта книга? К какому жанру ее можно отнести? Боевая фантастика, фантастический боевик? Отчасти да. Альтернативная история? Тоже верно. Политический триллер? И это в тексте есть. А может размышления о возможных иных, чем принято сейчас, принципах развития человечества? Это по смыслу ближе всего! Так о чем же, все-таки, эта книга? Она — о людях, обычных, которые даже могут быть среди наших знакомых, и не совсем обычных, но которых, тем не менее, мы можем встретить на улице и пройти мимо, даже не подозревая, что от их действий зависит ни много, ни мало будущее всего человечества! Она — о нас с вами, обо всех вроде бы обычных людях, которые вместе могут решить, как им жить дальше. Решить, смогут ли и захотят ли они научиться, наконец, объединять усилия не против, а за? Не против кого-то или чего-то, а за достижение неких общих для всех конструктивных целей! Которых, на самом деле, гораздо больше, чем нам хотелось бы.

---

И если мы знаем существующие на более высоких уровнях ограничения развития, то они-то и будут служить ориентирами для задания параметров этих обратных связей. Такие механизмы развития называются морфогенетическими. И прав был не Дарвин, а Ламарк, который считал, что среда тем или иным способом подсказывает организму, как к ней адаптироваться. А разумный организм должен учиться искать эти подсказки целенаправленно!

Кроме того, привычка и опыт сотрудничать, причем на равных, оказываются более выигрышными в условиях решения сложных проблем, плохо поддающихся «раскладыванию по полочкам», когда необходимо, чтобы не только некоторые «избранные» и «высшие», а все участвующие в решении видели задачу целиком и пытались внести свой вклад, не оглядываясь при этом на отношения подчиненности. Управление происходит с помощью участия, а не авторитета. В сети взаимодействий подобного типа гораздо эффективнее, чем в строго иерархической конкурентной среде, зарождаются такие тонкие материи, как доверие, солидарность, преданность и даже любовь. Подобными вещами нельзя командовать, их можно только взращивать. В таких системах фокус внимания в большей степени переносится на отношения в сети, нежели на ее элементы. При этом в чрезвычайных ситуациях подобные сообщества вполне могут в целях повышения оперативности своих действий создавать временные иерархии. Но принципы их организации совершенно иные, чем в системах, основанных на конкуренции. Группы с коллегиальными принципами принятия решений и осуществления действий порождают локальных лидеров, естественным образом выявляя тех, чье видение ситуации имеет наибольший темп уточнения смыслов происходящего и опережения последствий, возникающих как от самой причины проблемы, так и от предлагаемых способов ее решения. Авторитет такого лидера основан на признании всеми членами группы его способности лучше понимать проблему и формировать желательный ход событий по ее разрешению. А когда проблема решена, локальные лидеры автоматически перестают быть таковыми и временные иерархии обязательно исчезают. Отличным примером подобного поведения является, например, группа заблудившихся в лесу людей, которые, встретив знающего дорогу местного жителя, добровольно признают его руководителем, следуют за ним и подчиняются его указаниям. Впрочем, стоит обратить внимание, что такое безоговорочное доверие возможно только в случае, когда в мире преобладают именно сотрудничество и честность и поэтому нет оснований думать, что встреченный может оказаться членом разбойничьей шайки или прохиндеем, который заведет членов группы в болото, чтобы потом получить выкуп с их родственников.

В общем, управление такого типа — это процесс придания событиям и обстоятельствам согласованного смысла и формирования норм и правил, определяющих границы разумного поведения. И здесь нужны не командиры и исполнители, а «родители» и «садовники» эволюционирующих систем, которые не командуют, а растят. Нужен не надзор, а создание предпосылок успешности общих усилий и организация таких структур управления, которые способны обеспечивать контроль и иерархию в экстремальных ситуациях и свободную коллегиальную деятельность в обычной обстановке и в процессах творческого поиска новых путей развития.

— Мы просто обязаны исходить из позиции эволюционного оптимизма, заявляя, что человеку, как и подавляющему числу других существ, не свойственно убивать себе подобных, — впервые с начала совещания вступил в разговор глава Маламати шейх Дауд, — или же признать, что человек по своей природе подобен крабам или паукам, только представляет собой некий более эволюционно продвинутый их вариант, ибо ему не только свойственно убивать себе подобных, но и искусно совершенствовать методы убийства. Кстати, в уникальном романе одного из самых глубоких американских фантастов Клиффорда Саймака «Город» как раз и показан мир, в котором человек наконец достиг того этапа социальной эволюции, когда научился не убивать подобных себе. И тут перед одним из героев встает выбор: он может спасти мир от уничтожения, но для этого ему нужно убить одного человека. «Сто двадцать пять лет не было убийства человека человеком, и вот уже больше тысячи лет, как убийство отвергнуто как способ разрешения общественных конфликтов. Тысяча лет мира — и один смертный случай может все свести на нет», — думает герой и отвергает убийство, потому что убить — значит лишить человечество того, чего оно достигло, а это не может быть оправдано даже ценой спасения планеты. И человеческий мир гибнет, но не теряет своей новой человечности. Кстати, нечто похожее описано и в первой книге весьма мистичной, как знают все присутствующие, трилогии Толкиена «Властелин колец». Когда король эльфов привел в недра Громовой Горы сына убитого в битве короля людей, который в схватке с Сауроном завладел Кольцом Всевластья, и тот отказался уничтожить это кольцо, эльф вполне мог бы убить человека и уничтожить кольцо сам. Но не сделал этого, хотя понимал, что в будущем кольцо принесет еще множество страданий и смертей.

Однако из заложенного в этой ситуации внутреннего конфликта, описанной в разной форме, но одинаково сильно Толкиеном и Саймаком, есть выход. Достаточно было герою Саймака и королю эльфов все-таки убить тех, чье неправильное поведение повлекло за собой все возникшие потом огромные проблемы, а потом убить самих себя или удалиться в добровольное изгнание до конца своих дней, и описанный в этих эпизодах морально-этический конфликт был бы снят. Но ни Саймак, ни Толкиен в силу каких-то причин либо не увидели, либо не пожелали описать этот выход, хотя именно он показывает единственную возможность разрешения подобного рода моральной дилеммы. Если уж кто-то для спасения всего человечества вынужден нарушить высокие нормы морали, то он сам должен потом либо самоизолироваться от общества до конца своих дней, либо убить себя, чтобы не «заразить» своей моральной деградацией остальных. А способность убивать и вообще нарушать моральные принципы — это, без сомнения, ущербность и дефект психики. Большинство же даже в рамках мировых учений пыталось найти способ «увернуться» от заключенного в любом убийстве внутреннего конфликта, тем или иным способом обосновывая приемлемость убийства, если оно совершено «при особых условиях». К таким условиям относились либо защита родины (что является наиболее распространенным способом обмана психики), либо пребывание убийцы в особом состоянии, в котором он якобы осознавал и выполнял «волю богов», следовал неким «законам бытия» или, наоборот, устранял нарушение этих законов со стороны того, кого он убивал, и поэтому совершаемое им убийство было как бы «санкционировано» некими высшими силами. Ведь это позволяло перенести ответственность за совершение убийства либо на каких-то высших существ, либо, что особо цинично, на того, кого убили, как это сделано в концепции некоторых боевых искусств.

— Замечу, что подобный самообман присущ почти всем учениям человечества и описан еще в «Махабхарате» и «Бхагаватгите», — поддержал шейха владыка Амвросий. — Этот самообман является проявлением слабости и отсутствием целостности психики разумного существа. Его можно назвать трусостью, направленной не вовне, а внутрь самого себя, поскольку убийца боится признать ту правду, что если он совершил даже сколь угодно оправданное с логической точки зрения уничтожение другого разумного существа, то единственным по-настоящему честным способом разрешения возникающего при этом морального конфликта является последующее самоуничтожение или самоизоляция. И лично я искренне уверен в том, что таким и только таким способом конфликт в формулировке «Имею ли я право убить одного, чтобы спасти всех остальных?» переводится в другой аспект: «Готов ли я пожертвовать собой ради спасения всех остальных?» И только такая постановка вопроса имеет право на существование в рамках подлинной этики Творца! Ну а поскольку самоубийство или самоизоляция до конца жизни — вещь неприятная, то это заставляет искать такие формы предотвращения нарушений морали и этики со стороны других, которые не будут приводить к их, а значит, и собственной гибели — физической либо как члена общества. Положительные эмоции вполне возможны без отрицательных. И жизнь без агрессии вовсе не похожа на жизнь растения, иначе растениями были бы, например, Махатма Ганди или Серафим Саровский. Мир вовсе не устроен на постоянном противостоянии. Нам его так представляют, но это не является фактом. А что до Божьего промысла, так ведь вряд ли все это великолепие мира создано для того, чтобы мы испытывали радость, только победив другого или что-то у него отняв.

Приложение 2

— Вы столь точно выразили основную идею плана, генерал, что после вас даже неловко выступать, — пошутил Ли. — Но я попробую. Еще очень давно великий физик Блез Паскаль написал: «Я обнаружил, что все несчастья рода человеческого проистекают из одного-единственного факта — люди не в состоянии тихо сидеть в своих домах». И верно: если окинуть взглядом всю эволюцию человека, то можно увидеть, что важную роль в развитии нашей цивилизации играли агрессивность и нетерпение. Они служили своеобразным стимулом, побуждающим осваивать новые территории, что в принципе само по себе было не так уж и плохо, если бы не тот факт, что колонизаторы, что уж тут темнить, грубо и порой просто жестоко навязывали живущим на осваиваемых ими землях народам свою мораль и свои представления о том, как жить «правильно». У них не было желания попытаться понять образ жизни местных народов, тем более убедить, а не заставить их принять свои ценности и мировоззрение. В результате же к настоящему времени люди освоили практически всю планету, и в последнее столетие конкурентная борьба между группами, захватившими власть на нашей планете, резко обострилась. Причем даже в случае подавления одной группы более сильной конкурентная борьба ослабевает лишь на некоторое время, а потом все начинается снова. Это и неудивительно — ведь с самого детства мы привыкаем соперничать. Нас учат быть лучшими в школе и побеждать на спортивных соревнованиях. Нас постоянно сравнивают с другими, говоря при этом, что те умнее, энергичнее, лучше. Все это формирует в нас психологию постоянной конкуренции. А она основана на сформированной с детства и идущей из глубины наших животных инстинктов уверенности: для того чтобы кто-то выиграл, кто-то другой обязательно должен проиграть. Подобное мышление порождает страх — страх того, что нам чего-то не хватит, или мы что-то потеряем, или у нас это отнимут более сильные. А страх порождает обратную связь: чем больше мы боимся потерять, тем меньше стремимся помогать другим, ведь мы полагаем, что в этом случае они выиграют. Мы думаем, что, только победив, завоюем признание и любовь.