Эдуард Успенский - Лжедмитрий Второй, настоящий

• Название: Лжедмитрий Второй, настоящий
• Автор: Эдуард Успенский
• Жанр: Историческая проза
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-17-042920-2, 978-5-271-16429-3

Книга известного писателя Эдуарда Успенского посвящена исследованию Смутного времени – от убийства в Угличе малолетнего царевича Дмитрия до убийства «Тушинского вора», выдававшего себя за сына Ивана Грозного.

Э. Успенский выстраивает свою оригинальную версию событий и подтверждает ее доказательствами, основанными на пристальном изучении исторических документов.

Книга проиллюстрирована художником А. Шевченко.

---

Годунов подумал, прошелся по комнате и добавил с сожалением:

– И на чем горят! Спесь сжирает! А жаль, больно умен, собака!

* * *

Андрея Щелкалова взяли в мае девяносто четвертого.

Взяли демонстративно – прямо из Посольского приказа.

И что было удивительно, дьяка взяли одного, хотя изменские дела в одиночку никогда не делались.

Вслед за ним никто не посыпался. Даже брата его, Василия Яковлевича, не взяли. Очевидно, Годунову остальных пока брать было неинтересно. И их попридержали.

Так закончилась дружба правителя с братьями Щелкаловыми, которых в опасном восемьдесят четвертом году Борис Федорович назвал родными отцами.

* * *

В доме князя Федора Ивановича Мстиславского – первого российского воеводы – был жуткий переполох: правитель Годунов дал знать, что хочет его навестить.

Готовили грандиозный обед. Доставались вина рейнские, мускатные, белые французские, аликанте. Приносилась мальвазия, настойки, чаши с медом высшего качества.

Жарились лебеди, журавли со специями, петухи. Пеклись куры без костей, глухари с шафраном. Готовились рябчики в сметане, утки с огурцами, гуси с рисом, зайцы с лапшой. Приготовлялись лосиные мозги, пироги с мясом. Выставлялись сладкие желе, кремы, засахаренные орехи.

Накрывались столы в большом сводчатом зале. Были даже приглашены музыканты.

К двенадцати часам все было готово.

Вот прискакал десяток вооруженных стрельцов и выставилась охрана. Вслед за стрельцами подъехала легкая нарядная карета, окруженная конной стражей. Она въехала в широкий боярский двор.

Из кареты легко выбрался Годунов и, слегка прихрамывая, направился к парадным, расписанным золотом резным дверям.

Первый стратиг государства важно вышел навстречу и поклонился Годунову.

– Здравствуй, Борис Федорович. Спасибо, что решил меня навестить.

Годунов вошел в дом, в главный зал с почти накрытыми столами и огляделся.

– Хорошо у тебя, Федор Иванович, красиво, лепо. – Он выдержал паузу. – Так, значит, это здесь меня хотели отравить после смерти государя нашего!

– Что ты, Борис Федорович! Свят, свят! Окстись, батюшка.

– Да ты можешь этого не знать, Федор Иванович! Это братья Шуйские подбили твоего отца Ивана Федоровича. А он человек был покладистый, куда поведут, туда и шел. Только они открутились, а он так и ушел навсегда.

– Не будем об этом, Борис Федорович, – попросил хозяин. – Дело давно забытое. Что нам и поговорить не об чем?

– Хорошо, не будем. И верно, есть нам об чем поговорить. Ты знаешь, что Щелкалова Андрея взяли?

– Знаю, Борис.

– А за что взяли, знаешь?

– И духом не ведаю.

– При живом царе наследника на трон искал. С кесарем Рудольфом переговоры затеял. Сейчас он в пыточной комиссии.

Мстиславский в ужасе качал головой:

– И что, вина его доказана, Борис Федорович?

– Разумеется, доказана, – ответил Годунов. – Иначе бы не взяли. Да и сам он во всем Семену Никитичу признался.

Семен Никитич Годунов в то время командовал Пыточным приказом. Редко кто в чем не признавался ему.

– Значит, плохи его дела, – сказал хозяин.

– Плохи, – согласился гость. – Очень плохи. – Годунов опять помолчал. – Да и твои не лучше. На тебя показывает.

– Не может быть, Борис. Я чист! – возразил полководец.

– Чист-то чист, да не совсем, – не согласился правитель. – Кое-какие книги разрядные он для тебя переправлял. И для твоих братьев. Первенство ваше перед другими боярами выпячивал. А это зачем, для чего? Какая такая необходимость возникла?

Мстиславский испугался:

– Какая такая необходимость! Так, тщеславие детское, честолюбие взыграло!

– Честолюбие – это хорошо, – сказал Борис. – И тщеславие это неплохо. А если это не честолюбие, не тщеславие, а расчет какой дальний?

– Помилуй, Борис Федорович, какой расчет?

– А такой. Царь болен. Случись что, по этим бумагам царицу с престола очень даже нетрудно спихнуть.

Мстиславский взмолился:

– Не губи, Борис Федорович! Не клади опалу на семью! Вот тебе крест, никогда не буду против тебя выступать!!!

Годунов задумался.

Он вспомнил, как о том же просил Афанасий Нагой.

Нагой при Иване Грозном был послом в Орде. Оттуда он писал царю, кто из бояр имел запрещенные сношения с ханом. По этим письмам Грозный посылал бояр на пытку или на плаху.

Порой сам Грозный просил Нагого показать на кого-то из зарвавшихся бояр. А потом казнил неудобного боярина «за измену».

Словам Нагого верить было нельзя – чистая Азия. А Мстиславский – европейский человек. Может слово и сдержать. И Годунов после долгого молчания сказал:

– Хорошо, Федор Иванович. Договорились.

Повернулся и пошел к карете.

– Стой, Борис Федорович! – закричал Мстиславский. – А обед? Садись, пировать будем! Все же ждут!

– Спасибо, – ответил Годунов. – Я уже обедал. Да и живот чего-то болит второй день.

* * *

Нагой и Щелкалов встретились по дороге на Белоозеро. Их экипажи столкнулись у недорогого дорожного трактира.

Может быть, Нагой и не узнал бы, кого везут и куда в потертой дальнедорожной карете, но его слуга Копнин каким-то чудом знал все.

– Смотри, Афанасий Федорович, Щелкалова везут.

Действительно, везли Щелкалова под небольшой, в три верховых стрельца, охраной.

Нагой подошел к щелкаловскому приставу, чтобы получить разрешение на разговор со старым знакомым, своим бывшим начальником.

– Не велено! – хмуро отвечал пристав.

– Я заплачу, – предложил Нагой.

– Не велено!

И опять же расторопный Юрий Копнин все устроил.

– Не можешь ты с ними говорить, Афанасий Федорович. Ты все по-начальнически хочешь. А тут по-человечески надо. Иди в карету. Тебя ждут.

Думный дьяк Андрей Щелкалов и дьяк Афанасий Нагой были дипломатами приблизительно одного ранга. Щелкалов был главный дьяк Посольского приказа (Министерства иностранных дел), Нагой – посол высшего разряда в самой опасной для Москвы стране – Крымской орде.

И вот оба они в опале: один уже рухнул в пропасть, другой еще идет по самому краю.

Они сидели в обшарпанной служебной карете под надзором пристава и троих служилых людей и тихо беседовали.

– Что с тобой? Куда? – спрашивал Нагой.

– Донос на меня пришел. Лука Паули – переводчик варкочевский – донес, что я с Рудольфом вел переговоры.

– Понятно, – сразу проник в суть вопроса Афанасий. Он с лету понял, что речь в данном случае могла идти только о принце Максимилиане и московском престоле. – И куда теперь?

– За Белоозеро, в монастырь. – Щелкалов помолчал и мрачно добавил: – Право, тут и не знаешь – доедешь ли. А то и удавят по дороге, как Ивана Петровича Шуйского удавили.

В карете так и висело ощущение беды и тревоги. Постаревшего Щелкалова просто трудно было узнать.

– Я могу чем-нибудь помочь? – спросил Нагой.

– Нет, – ответил Щелкалов. – Ничем ты мне не поможешь. Скажи только брату моему Василию, пусть все делает, как мы с ним договорились. Пусть ни от чего из порешенного не отказывается и Романовых держится.

Афанасий Нагой дорого отдал бы, чтобы узнать задуманное братьями. Но он прекрасно понимал, что через это узнание можно запросто и головы лишиться.

Они обнялись и стали прощаться. Вдруг Щелкалов спросил:

– Слушай, Афанасий, а ты сам был в Угличе, когда младенца Дмитрия убили?

– Прости Господи, не был, – перекрестился Афанасий.

– А что?

– Да говорил мне Андрей Клешнин, что там было что-то не так. И младенец не совсем тот, и похороны не вовсе те… И Вылузгин чего-то чуял, и Шуйский носом крутил. Ничего не ведаешь?

– Нет, брат, не ведаю…

– Жаль, хорошая могла бы быть комбинация! – закончил беседу Щелкалов. – Ну ладно, бывай! Вон пристав волком глядит.

Они еще раз обнялись и каждый дальше поехал по своей жизненной линии. Странная эта езда в Русии.

Очень долго не мог прийти в себя Афанасий Нагой после «хорошей комбинации» Щелкалова. Ничего толком не ясно, но очень тревожно.

* * *

В конце девяносто четвертого года в Москву в третий раз приехал цесарский посол Варкоч напомнить царю его обещание помочь австрийскому цесарю казною.

– Если хотите помогать, то помогите теперь, потому что турский султан пошел на нас со всею силою.

В частной беседе с казначеем Степаном Васильичем Годуновым он толковал:

– Цесарь наш прислал Борису Федоровичу свои подарки, какие только к братьям своим посылает, другим великим царям и курфюстам. Да ты только взгляни. Две цепи золотые, одна с портретом цесаря. Часы золоченые с планетами. Кубок серебряный, позолоченный, с жемчугом. Два попугая.

Он расхваливал все это как купец в крымском жидовском городе Кыркоре, где располагался русский посол Бибиков. Судя по шикарным подаркам, дела австрийского цесаря действительно были очень плохи.

При первой личной встрече с Годуновым Варкоч буквально умолял его:

– Их царское величество просит, чтоб вы умилосердились о кровопролитии христианском. Помогите, чтоб государь ваш казны своей послал, которой имеет от Господа Бога очень много, потому что теперь пора. Господь Бог на этом свете всякой радостью вас наградит и детей ваших. И на том свете вам вечный платеж будет. И у всех государей и людей христианских великую славу иметь будете.