Эдуард Успенский - Лжедмитрий Второй, настоящий

• Название: Лжедмитрий Второй, настоящий
• Автор: Эдуард Успенский
• Жанр: Историческая проза
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-17-042920-2, 978-5-271-16429-3

Книга известного писателя Эдуарда Успенского посвящена исследованию Смутного времени – от убийства в Угличе малолетнего царевича Дмитрия до убийства «Тушинского вора», выдававшего себя за сына Ивана Грозного.

Э. Успенский выстраивает свою оригинальную версию событий и подтверждает ее доказательствами, основанными на пристальном изучении исторических документов.

Книга проиллюстрирована художником А. Шевченко.

---

– Бейте его! – приказал Михайло Нагой.

Прислужливый люд первым начал дрекольем бить Битяговского и стаскивать его с лошади. А как же не бить, ведь прозевали царевича, надо хоть здесь выслужиться перед царицей.

Особенно старался конюх Тимофей Петров, который к этому времени окончательно проснулся. Тяжелая оглобля в его руках переломала не одну защищавшуюся руку.

Михайло Битяговский на коне пробился к деревянной избе для служилых людей и даже успел запереться. Но толпа выломала дверь, выволокла Михайлу наружу и забила камнями и палками до смерти. Заодно убили Данилу Третьякова, человека Битяговского, который тоже оказался в избе.

На свою беду, прибежал на задний двор Никита Качалов – друг Осипа Волохова, сына забитой мамки.

– Бейте его! – кричала ополоумевшая Мария. – Вот он убийца!

Никиту Качалова забили.

Откуда-то приволокли полуживого, ничего не понимавшего Осипа Волохова и на глазах у царицы Марфы убили окончательно.

Служивый человек Волоховых Васька было кинулся закрыть хозяина телом, так в момент забили и его.

Толпа озверела. Стали бегать за всей семьей Битяговского и его людьми. Притащили к царице его мать и сестер. И если бы не вмешательство попа Спасского собора Богдана и других священников, их забили бы до смерти тоже.

Кровь лилась рекой.

Сына Битяговского Данилу убили в дьячей избе. После всего всем миром разграбили дом и подворье ненавистного дьяка.

Питье в бочках из погреба Битяговского выпили и бочки покололи. Со двора забрали лошадей девятеро. Пусть от проклятого дьяка будет польза. Под шумок увели их в дальние деревни.

Все ненавистное семя людей Годунова было убито или попряталось. Многие дьяковы люди убежали в леса.

Долго еще волны злобы и крови перекатывались из края в край Углича. Долго еще звенел и плакал колокол.

Постепенно злоба стала затихать. Все стало успокаиваться.

Вспомнили о Москве.

И это воспоминание было таким нехорошим, что в животе холодело, а ноги подгибались.

Убитого царевича Григорий Нагой прилюдно отнес в собор Спаса Преображения, где младенца оставили для отпевания и похорон, чтобы все жители города могли пойти и проститься с ним.

Только этого не произошло. Заплаканные женщины в мрачных черных платках и вооруженные ножами люди из дома царевича встали на ступеньках храма и ни одного человека не пускали внутрь.

Ни один горожанин так и не сумел в этот день увидеть убиенного столь дорогого всем царского отрока и проститься с ним.

* * *

Чex-итальянец Симеон, покидая город, понимал, что главная тайна и опасность для Московии уезжает из Углича вместе с ним в его карете.

На сегодняшнем языке ее бы назвали «детонатор для огромной бомбы по имени государство Российское».

* * *

Два дня подряд высылал Михайло Нагой свою вооруженную челядь на московскую дорогу перехватывать всех людей, скачущих в Москву и едущих из нее. Ясно становилось, что дела его плохи.

Крови в Угличе больше не было, хотя рукоприкладство и побои продолжались. На второй день почему-то убили юродивую женку Орину, чей сын Афонька недавно был взят ко дворцу. Это было последнее и не совсем понятное убийство.

Многие уже стали понимать, что «угличское дело» добром не кончится и надвигается московская расправа. Посадские люди видели, как пытаются Нагие спрятать концы в воду.

Всех убитых Михаил Федорович Нагой велел стащить в овраг. На них сверху положили залитое кровью оружие. Прошел слух, что Михайло велел полить его курячьей кровью.

* * *

Первый посыльщик с известием о смерти царевича вылетел из города через двадцать минут после его гибели. Он не мог ничего сообщить Москве, кроме факта смерти Дмитрия Углицкого. Но о ней следовало известить Годунова немедленно. За каждую минуту промедления можно было потерять голову. Правитель Борис держал информационную струну между Угличем и Москвой туго натянутой.

Второй гонец с подробным рассказом о событиях в городе выехал на следующий день утром, еще затемно. В Москве он оказался к концу заутрени. В семье Годунова еще и не ложились.

Происшедшее ошеломило правителя. Событие могло быть самым несчастным и самым счастливым случаем для него. Одно неверное движение – и он со всей семьей летит в пропасть, в тартарары. Зато все дальнейшие поступки, сделанные им грамотно, скорее всего приведут его на престол.

То, что случилось, напоминало монету, упавшую на ребро. Она стоит и недолго держит равновесие. Но как она упадет – орлом или решкой? Троном или плахой? Надо помочь ей правильно упасть – троном вверх.

Борис отправился с докладом к царю.

* * *

Влах[1] Симеон встретил карету Афанасия Нагого – старшего из четырех братьев царицы – в десяти верстах от Углича.

Старший Нагой сидел на козлах рядом с кучером и лично правил горячей четверкой лошадей. Он так был увлечен гонкой, что они непременно бы разминулись с итальянцем, если бы не очередная починка тракта и огромная полубочка с провизией, задержавшие лихача. Лет Нагому было много, к шестидесяти шло, но силен он был и горяч, как будто ему не было и тридцати.

Симеон бросился к нему, размахивая руками:

– Стой, стой!

Старший Нагой соскочил к нему.

– Важное дело есть!

Они оба поискали место, чтобы свести кареты с дороги. Воспитатель позвал Афанасия в свою карету.

Мальчишка лежал на сиденье в полубреду. Только что закончился приступ падучей. Чернобородый, весь налитой мышцами Афанасий напрягся:

– Что случилось, латинянин?

Доктор вкратце все ему пересказал. Нагой не переспрашивал. Он все схватывал и понимал с ходу. За внешним обликом туповатого военачальника, стратилата[2] средней руки, скрывался цепкий ум азиатской воды дипломата.

– Боюсь, мои братья там сейчас наломают, – сказал он. – Хоть бы сообразили не раскрывать подмены. – Он подумал и добавил с некоторой злостью:

– Вот что, доктор, пути назад нам с тобой нет. Или на трон, или на плаху! И хорошо, если на плаху сразу!

– Как так? – не понял доктор.

– А так. Наши ребята, прежде чем тебе голову отсечь, любят с мышкой еще поиграться.

Он еще секунду размышлял:

– Значит, так, доктор. Я возьму царевича и спрячу его. Есть глухое место. Ты поезжай дальше, в Москву. Остановишься у наших. Деньги я тебе дам. У меня с собой много. Походи по лавкам, по магазинам немецким, закупи все необходимое на НЕ-СКОЛЬ-КО лет. Напирай на ученые книги, на словари и все нужное для ученья. Купи все важное для себя, вплоть до тулупа и крепких сапог. Надо сделать так, чтобы года два вы с мальчишкой никуда не высовывались. Когда все сделаешь, приезжай в Ярославль к городовому приказчику Богданову, он тебе укажет, что делать. И главное, НИ-КО-МУ ни слова, иначе – могила. Да ты и сам ученый. Отнеси мне мальчишку в карету. Неси под мышкой, как сверток. Деньги я тебе здесь в кошеле оставлю. Да, и оружием обзаведись самым лучшим.

Симеон вышел с мальчиком наружу. Афанасий натряс в настенный кожаный карман большое количество монет из нательной поясной сумки, подождал, пока доктор вернется, выждал проезд случайного, жутко дребезжащего барского экипажа и вернулся к своей коляске.

Он вдарил по лошадям, и бешеная гонка продолжилась. Во время скачки Афанасий что-то обстоятельно говорил кучеру. Если бы не разность в одежде и не внешняя аккуратность Афанасия, трудно было бы с первого взгляда понять, кто барин, а кто слуга. Оба этих лица природа утонченностью не баловала.

Перед последним поворотом в сторону Ярославля кучер соскочил с повозки. Он отцепил одну из двух запасных лошадей, привязанных к задку кареты, вскочил на неоседланную лошадь и, со всех сил колотя ее ногами, быстро поскакал в сторону центра города.

Ему надо было сообщать братьям и сестре Нагим одно: не раскрывать подмены! Не раскрывать подмены! Не раскрывать подмены! Убили действительно царевича. Иначе всем быть без головы. Если не раскроют, остаются шансы на опалу, но не смерть.

* * *

Борис Годунов шел с докладом к царю. Вместе с ним шла жена Мария и вконец измученный гонец из Углича. Может, царь Федор захочет сам о чем-то спросить.

Уже давно Борис взял за правило разговаривать с царем, да и с другими боярами, в численном перевесе. И со страшным Грозным старался быть всегда при большинстве «своих». Может, поэтому и уцелел.

У самого волевого и умного российского человека есть неосознанная боязнь численного перевеса. Это в западных странах практикуются одиночные убийцы и одиночные враги. В Русии всегда шли стенка на стенку. Или стенка на одного.

Но в этот раз Борис изменил своему правилу: визит должен быть интимным (все только свои) и открытым (посторонний гонец). Но чужих туда не надо. Первые шаги надо было делать без сановных бояр.

Стрельцы из царской стражи спокойно относились к появлению Годунова. Его здесь прекрасно знали. Они молча приветствовали его на всех переходах и постах и расступались.