Борис Полевой - До Берлина - 896 километров

• Название: До Берлина - 896 километров
• Автор: Борис Полевой
• Издательство: Воениздат
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1978

Аннотация издательства: Книга Героя Социалистического Труда Бориса Полевого посвящена завершающим боям Великой Отечественной войны — наступлению войск Первого Украинского фронта от Львова до Берлина и Праги. Писателем созданы яркие портреты маршала И. Конева и других участников великой битвы.

---

Второй Украинский фронт бурно наступал. Все было в движении. Где в этой каше найдешь нашу пеструю эмочку? А ведь нашел. Нашел и пригнал. А потом дней десять обхаживал ее.

— Как же тебе посчастливилось? — поражались мы.

— А очень просто. У нас шины с выпуклым протектором. Помните, вы все ворчали, шумят на ходу, а они и выручили. Ни у кого таких шин нет. По следу и нашел. Конники ее… случайно прихватили.

— И они тебе отдали?

— Ну а как же. И заправили, и на дорогу харчей и бензиновых талонов дали — только не шуми. Хорошие ребята, добрые. У них машины с хвостами, не очень-то на них наездишься.

И вот теперь эта «пегашка», наш друг, наш боевой товарищ, где-то там, на дне чужой реки. Эх, здорово не повезло. Но ничего, не пропаду. В крайнем случае стану пешкором. Ну, например, как Алексеи Сурков, человек, пользующийся у нас особым уважением. Он старый солдат времен Октябрьской революции. Несмотря на свое высокое военное звание и выдающееся положение в литературном мире, он считает, что пехотинец должен ходить пешком, делить с солдатами все тяготы войны. Так и изложил он однажды мне свою позицию, когда подо Ржевом мы перегнали его на фронтовой дороге, по которой он бодро шагал с солдатским мешком за плечами. Что ж, честь ему. Вообще он несколько странный, мило странный. Бывало, пришагает он в какую-нибудь нашу штаб-квартиру, захотим мы его угостить, ну, разумеется, встанет вопрос, как добыть «горючее». На эту операцию брать его с собой нельзя. Мы доходим с ним до конторы военторга, сажаем его на видном месте где-нибудь на пеньке или на крылечке, но действуем от его имени сами. Военторговские люди с ледяными сердцами, давно привыкшие к корреспондентам, недоверчиво спрашивают: "Сурков? Какой Сурков? Тот самый? «Землянка»? "То не тучи — грозовые облака"? Он к нам приехал?" — "Ну конечно, — отвечаем, — приехал, вон он сидит". И показываем в окно. Ледяные сердца расплавляются. Выдается соответствующая записка на склад. Но брать с собой автора знаменитой на всех фронтах «Землянки» нельзя, гиблое дело. В солдатской шинели, в кирзовых сапогах, не умеющий и не желающий попросить для себя что-то, чего не полагается по аттестату, он обязательно испортит все дело. Тут и «Землянка» не поможет. И ходит пешком. Ну, что же, отличный и для меня пример.

И все-таки жаль, жаль нашу «пегашку». Как представишь ее вместе со всеми ее приспособлениями там, в черной пучине подо льдом немецкой реки, так комок и подступает к горлу.

Привидения в Зофиенхалле

Ничего, как оказалось, работать можно и без машины. Может быть, даже и лучше. Так сказать, ближе к боевым порядкам. Сегодня узнал, что танковая армия генерал-полковника Д. Д. Лелюшенко, боевого полководца-танкиста, начала рейд за Одером. Я устроился в машину к армейским журналистам, моим старым знакомым, тоже уходившим в этот танковый рейд к сердцу Германии. За рекой танкисты, как говорят, легли на автостраду, и колонна устремилась на запад, гремя гусеницами по этому благоустроенному ровному шоссе. Скучно, да и небезопасно двигаться по такой дороге. Ее легко бомбить. Есть и другая опасность — ровное, размеренное движение вызывает дрему, водители засыпают за рычагами, и от этого случаются и столкновения и катастрофы. Так вот, ехали мы на открытом вездеходике, дремали, и вдруг шофер, притормаживая, произнес:

— Ой, что это? Откуда такие красотки?

На обочине справа у небольшого ответвления шоссе стояла группа женщин. Они были странно одеты. Комбинезоны из мешковины. На головах какое-то тряпье. Ноги тоже обмотаны тряпьем, а некоторые вовсе босиком. А день морозный. Курясь над полями, тянула поземка, и асфальт был, наверно, обжигающе холоден. Колонна танков шла и шла. Женщины махали танкистам руками, что-то кричали, но танки шли мимо них.

И вдруг перед нашей машиной выскочила простоволосая женщина с огненно-рыжими волосами, развевающимися на ветру.

— Товарищи, товарищи! Товарищи же! — кричала она, загораживая дорогу. Пришлось свернуть на обочину. И они, эти женщины, сейчас же обступили машину, крича, плача, что-то говоря и по-русски и по-украински. Та рыжая, что остановила нас, рекомендовалась:

— Я секретарь тайного комитета советских граждан в Зофиенхалле, Меня зовут Катерина Кукленко.

Черт его знает, на какие можно напороться чудеса. Еще утром этот край был в руках немецких войск. Война шла где-то на востоке, сюда лишь едва доходили звуки канонады. А сейчас нас встречают тут какие-то землячки из какого-то тайного комитета советских граждан. Рыжая протянула лист прекрасной веленевой бумаги, на грифе которой стояло: "Клара Рихтенау. Зофнеыхалле".

Но на бумаге этой по-русски перечислялось, сколько этот неведомый тайный комитет советских граждан хочет сдать Красной Армии скота, зерна, фуража, а также передать военнопленных из фольксштурма. В переписи военнопленные шли следом за коровами и в графе «количество» было проставлено "6 штук".

Открывалось нечто необыкновенное, нами еще не виденное. Не вылезая из машины, мы провели с коллегами, так сказать, блиц-совещание. Решили свернуть с дороги, посетить этот самый Зофиенхалле, познакомиться с деятельностью тайного комитета, помочь этим женщинам.

И тут узнали мы удивительные вещи. Поразительные. И в то же время, может быть, в какой-то степени и характерные для этого этапа войны. Нас привезли в поместье. В глубине парка стоял большой двухэтажный старый особняк. С крыльца его виднелись скотные дворы, конюшни, силосные башни, какие-то сараи, амбары, а вокруг лежали поля, на которых тучные ярко-зеленые озими островками выглядывали из-под снега.

Все это — дом, парк, поля, обширное хозяйство — принадлежало Петеру Рихтенау, полковнику из старых рейхсверовцев. Он воевал на Восточном фронте и еще в прошлом году присылал своей жене Кларе письма и сувениры из Советской страны. Хозяйство вела, и очень жестоко, сама фрау Клара. Благодаря заслугам мужа власти крейса к ней благоволили. Ей дали привилегию самой отбирать рабочую силу в партиях невольников, прибывших из оккупированных стран куда-то недалеко от Бреслау, где существовал своеобразный невольничий рынок.

Среди отобранных и оказались рыжеволосая Катерина Кукленко из-под Киева и высокая худая Людмила Серебрицкая, дочь врача из Белоруссии.

Невольницы жили в нечеловеческих условиях. Их размещали в пустовавшей конюшне. Спали на нарах на тюфяках, а иногда и просто на соломе. Кормили их три раза в сутки. Пищей был хлеб, выпеченный с примесью отрубей, и кружка бурякового варева. Лишь по воскресеньям к этому добавлялся кусочек мяса или рыбы. Рабочая одежда шилась из мешковины. Это были безобразные комбинезоны. В конюшне печей не было. Имелись времянки, но фрау Клара экономила на топливе и иногда неделями не выдавала угля. Возможно, голодом и холодом она старалась убить в русских батрачках все человеческое, сломить волю, превратить их в покорных животных. За невыполнение нормы, за опоздание на работу оставляли без обеда, без ужина. А вот за препирательства с администрацией поместья били. Хватали, тащили в чулан, и тут шофер фрау Клары бил их хлыстом. Спокойно, деловито, без злобы отсчитывал положенное количество ударов.

Впрочем, справедливости ради надо сказать, что после того как одна из избитых девушек бросилась в реку, начальство крейса, рассудив этот инцидент, наложило на фрау Клару денежный штраф, и избиения прекратились.

Вот в каких условиях двое из невольниц, Катя и Людмила, и объявили себя тайным комитетом, якобы кем-то свыше организованным. Главной задачей этого самосоздавшегося комитета было сохранить у невольниц человеческий облик. Девушки не давали им опускаться, заставляли следить за собой, заботились о заболевших. По вечерам из хозяйской конюшни раздавались песни. Среди невольниц была библиотекарша. Она по памяти пересказывала им произведения Пушкина, Гоголя, Горького, читала стихи Некрасова, Маяковского. Невольницы все время чувствовали поддерживающую и направляющую руку этого комитета. А это уже многое значило.

— Знала ли фрау Клара о вашем комитете?

— Да, наверное, знала, догадывалась, — ответила Катя. — После того, как ей попало за избиения, ей, может быть, и выгодно было с нами ладить и чтобы мы следили за собой. Ей ведь это ничего не стоило. Но о том, что мы еще делали, она, конечно, не знала.

— А что вы делали?

Однажды будто бы сам собой загорелся и сгорел дотла сарай с сеном. У свиней вдруг начался падеж. В свинарник остарбайтер не пускали. Там работали немецкие батрачки. В поместье свинарник был святая святых. А свиньи падали и падают. Думали, эпизоотия, и не догадались, что им в пищу подкладывают мелко нарезанную щетину. Комитет даже лозунг дал: чем меньше сделаешь, тем ближе свобода.

Всяческие беды начали одна за другой обрушиваться на это недавно процветавшее и весьма доходное хозяйство. Чувствуя нараставшее сопротивление, фрау обратилась к властям крейса. Приехал чиновник в эсэсовской форме.