Семён Кирсанов - Эти летние дожди...(Избранное)

• Название: Эти летние дожди...(Избранное)
• Автор: Семён Кирсанов
• Жанр: Поэзия

«Про Кирсанова была такая эпиграмма: „У Кирсанова три качества: трюкачество, трюкачество и еще раз трюкачество“. Эпиграмма хлесткая и частично правильная, но в ней забывается и четвертое качество Кирсанова — его несомненная талантливость. Его поиски стихотворной формы, ассонансные способы рифмовки были впоследствии развиты поэтами, пришедшими в 50-60-е, а затем и другими поэтами, помоложе. Поэтика Кирсанова циркового происхождения — это вольтижировка, жонгляж, фейерверк; Он называл себя „садовником садов языка“ и „циркачом стиха“. В его поэзии главными всегда были форма и стиль. Самоцелью творческого процесса он провозглашал эксперименты с языком.

Как жаль, что у нас на сегодняшний день нет ни одного формалиста такого класса». (Е. Евтушенко)

---

1928

Семен Кирсанов. Стихотворения. Россия — Родина моя.

Библиотечка русской советской поэзии в 50-ти книжках. Москва:

Художественная литература, 1967.

РАБОТА В САДУ

Речь — зимостойкая семья.
Я, в сущности, мичуринец.
Над стебельками слов — моя
упорная прищуренность.

Другим — подарки сентября,
грибарий леса осени;
а мне — гербарий словаря,
лес говора разрозненный.

То стужа ветку серебрит,
то душит слякоть дряблая.
Дичок привит, и вот — гибрид!
Моягода, мояблоня!

Сто га словами поросло,
и после года первого —
уже несет плодыни слов
счасливовое дерево.

1935

Семен Кирсанов. Стихотворения. Россия — Родина моя.

Библиотечка русской советской поэзии в 50-ти книжках. Москва:

Художественная литература, 1967.

СТАНЦИЯ `МАЯКОВСКАЯ`

На новом
радиусе
у рельс метро
я снова
радуюсь:
здесь так светло!
Я будто
еду
путем сквозным
в стихи
к поэту,
на встречу с ним!
Летит
живей еще
туннелем вдаль
слов
нержавеющих
литая сталь!
Слова
не замерли
его руки, —
прожилки
мрамора —
черновики!
Тут,
в сводах каменных,
лучами в тьму
подземный
памятник
стоит — ему!
Не склеп,
не статуя,
не истукан,
а слава
статная
его стихам!
Туннель
прорезывая,
увидим мы:
его поэзия
живет
с людьми.
Согретый
множеством
горячих щек,
он
не износится
и в долгий срок.
Он
не исплеснится!
Смотрите —
там
по строчкам-лестницам
он сходит
сам.
Идет,
задумавшись,
в подземный дом, —
в ладонях
юноши
любимый том!
Пусть рельсы
тянутся
на сотни лет!
Товарищ станция,
зеленый
свет!
Землей
московскою
на все пути,
стих
Маяковского,
свети,
свети!

1939

Семен Кирсанов. Стихотворения. Россия — Родина моя.

Библиотечка русской советской поэзии в 50-ти книжках. Москва:

Художественная литература, 1967.

ГОРСТЬ ЗЕМЛИ

Наши части отошли
к лесу после боя.
Дорогую горсть земли
я унес с собою.

Мина грохнулась, завыв,
чернозем вскопала, —
горсть земли — в огонь и взрыв —
около упала.

Я залег за новый вал,
за стволы лесные,
горсть земли поцеловал
в очи земляные.

Положил в платок ее,
холстяной, опрятный,
горстке слово дал свое,
что вернусь обратно;

что любую боль стерплю,
что обиду смою,
что ее опять слеплю
с остальной землею.

1941

Семен Кирсанов. Стихотворения. Россия — Родина моя.

Библиотечка русской советской поэзии в 50-ти книжках. Москва:

Художественная литература, 1967.

ОТНОШЕНИЕ К ПОГОДЕ

Солнце шло по небосводу,
синеву
разглаживая.
Мы сказали про погоду:
— Так себе…
неважная… —
Ни дымка
в небесном зале,
обыщи
все небо хоть!
Огорчившись,
мы сказали:
— Что ни день,
то непогодь!
Но когда
подуло
вроде
холодком
над улицею,
мы сказали
о погоде:
— Ничего,
разгуливается! —
А когда
пошли
в три яруса
облака, ворочаясь,
мы,
как дети,
рассмеялися:
— Наконец
хорошая! —
Дождь ударил
по растеньям
яростно
и рьяно,
дождь понесся
с превышеньем
дождевого плана.
И, промокшая,
без зонтика,
под навесом
входа
говорила
чья-то тетенька:
— Хороша погода! —
А хлеба
вбирали капли,
думая:
„Молчать ли вам?“
И такой отрадой пахли —
просто
замечательно!
И во всем Союзе
не было
взгляда недовольного,
когда
взрезывала
небо
магнийная
молния.
Люди
в южном санатории
под дождем
на пляже
грома
порции повторные
требовали даже!
Ветерки
пришли
и сдунули
все пушинки
в небе.
Стало ясно:
все мы думали
о стране
и хлебе.

1947

Семен Кирсанов. Стихотворения. Россия — Родина моя.

Библиотечка русской советской поэзии в 50-ти книжках. Москва:

Художественная литература, 1967.

ПРОИСШЕСТВИЕ

Ах, каких нелепостей
в мире только нет!
Человек в троллейбусе
ехал,
средних лет.

Горько так и пасмурно
глядя сквозь очки,
паспортную карточку
рвал он
на клочки.

Улетали
в стороны
из окна
назад
женский рот разорванный,
удивленный взгляд…

Что ж такое сделано
ею или им?
Но какое дело нам,
гражданам чужим?

С нас ведь
и не спросится,
если даже он
выскочит и бросится
с горя
под вагон.

Дело это — личное.
Хоть под колесо!
Но как мне
безразличное
сохранить
лицо?

Что же мы колеблемся
крикнуть ему:
стой!
Разве нам в троллейбусе
кто-нибудь —
не свой?!

1952

Семен Кирсанов. Стихотворения. Россия — Родина моя.

Библиотечка русской советской поэзии в 50-ти книжках. Москва:

Художественная литература, 1967.

О НАШИХ КНИГАХ

По-моему,
пора кончать скучать,
по-моему,
пора начать звучать,
стучать в ворота,
мчать на поворотах,
на сто вопросов
строчкой отвечать!
По-моему,
пора стихи с зевотой,
с икотой,
с рифмоваться неохотой
из наших альманахов
исключать,
кукушек хор
заставить замолчать
и квакушку
загнать в ее болото.
По-моему,
пора сдавать в печать
лишь книги,
что под кожей переплета
таят уменье
радий излучать,
труд облегчать,
лечить и обучать,
и из беды
друг друга выручать,
и рану,
если нужно,
облучать,
и освещать
дорогу для полета!..
Вот какая нам предстоит гигантская
работа!

1953

Семен Кирсанов. Стихотворения. Россия — Родина моя.

Библиотечка русской советской поэзии в 50-ти книжках. Москва:

Художественная литература, 1967.

ДЖОН РИД

Вот
Смольный институт…
Под меловым карнизом
уж много лет
идут
столетья коммунизма.
И тут стоял
Джон Рид.
И кажется,
опять он.
Блокнот его открыт.
Октябрь
ему понятен.
Понятен дым костров,
понятен каждый митинг,
и Ленин
с первых слов
понятен,
вы поймите,
американцы!
Джон
нас понял с полувзгляда.
Такими вот,
как он,
вам бы гордиться надо!
По-летнему раскрыт
его рубашки ворот.
Сквозь патрули
Джон Рид
проходит через город.
Толпою
Летний сад
заполнен до обочин.
Садится
самосад
он покурить с рабочим.
А рядом
крик с трибун.
— Спасите Русь
от хама!
Встал
большевицкий гунн! —
ораторствует дама.
Через плечо пальто —
и в Смольный,
там — горнило.
Рид разобрался,
кто —
Керенский,
кто — Корнилов…
Америка!
Твой сын
нас понял с полувзгляда.
Таким,
как он один,
тебе гордиться надо!
Впервые
в равелин
до камеры конечной
министров провели…
Насилие?
Конечно!
Буржуев
гонят вниз,
ко всем чертям собачьим!
Но так
начнется жизнь,
лишь так,
и не иначе.
С насилия!
С атак!
С дыр в красоте ампира!
Начнется
только так
все будущее мира.
Так думал и Джон Рид,
слагая
строки скорые.
Блокнот его раскрыт
на первых днях
истории.
Америка!
Твой сын
не подкачал, не выдал.
Из-за
штыкастых
спин
он
солнце мира видел!
Что может быть ценней
души,
не знавшей фальши?
А наши
Десять дней
мир потрясают
дальше!..

1957