В. Киселев - Месяц в Артеке

• Название: Месяц в Артеке
• Автор: В. Киселев
• Издательство: Тувинское книжное издательство
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1987

Эта книга — о Наде Рушевой, лауреате премии комсомола Тувы. Точнее — об артековском периоде ее короткой жизни.

Беспримерный творческий подвиг высокоодаренной девушки поражает воображение. Прожив немногим более 17 лет (31.01.1952 г. — 6.03. 1969 г.), Надя оставила после себя огромное духовное богатство — свыше 10000 рисунков. Окончательное число их никогда не будет подсчитано: значительная доля разошлась в письмах, сотни листов художница раздарила друзьям и знакомым, немалое количество работ по разным причинам не вернулось с первых выставок.

---

Было расчудесно, что Ольга узнала о ней все хвалебное со стороны. Из прессы. Чтоб не остаться в долгу, она поведала о своих родителях: отец — художник на ТV, а мама стала балериной, причем первой, у себя на родине. В Туве. После войны папа работал художником в кызылском театре, там они и познакомились. А потом и поженились. Что же касается ее самой, то она родилась в Улан-Баторе, когда родители были в загранкомандировке. Но мама сохранила свою девичью фамилию — Ажикмаа, так принято у театралов.

О собственном художестве добавила только одно: рисованию нигде и не училась. Посещала, правда, изостудию, но и там ее общими уроками никогда не мучили, сотворяла все, что хотела, в собственной манере.

— Вот видишь, все верно, — откликнулась подруга, обдумав ее данные, — ты уже с детства оказалась независимой. Я считаю, что ты дочь революции, — последовал ошеломляющий вывод. — Не выпучивай глаза. — Последнее было добавлено командирским тоном. — Суди сама: если бы не революция, твой папа в Кызыл и не поехал бы, с мамой встретиться не смог бы, в Туве ему дела при царях и не нашлось бы, театра там ведь не было. И ты бы не возникла. Ясно? Кроме того, ты человек интернациональный: у тебя и тувинская кровь, и русская, родилась ты в Монголии и успела уже съездить в Польшу, дружишь с харцерами. Обо всем этом будет очень интересно рассказать на сборе, — готовься! А фамилия у твоей мамы очень милая и звучная, — закончила Ольга уже гораздо мягче.

Разговор перешел на другие откровения. В Артеке Ольга пробыла сутки и уже выходила на линейку.

Могу тебя огорчить: интересных мальчишек в отряде пока не обнаружено, хотя есть и швейцарцы, и австралийцы.

Интересный мальчишка в отряде все же отыскался благодаря Марку. Но это случилось позже, а вначале Марик-Шоколадка был еще Марком Антоновичем. К вечеру Марк Антонович появился на пороге их десятой комнаты. По первому впечатлению подумалось: «Вот он, интересный мальчик!» Марк Антонович походил на старшеклассника: ростом ниже Наташи, тонкие черты носа, рта и подбородка, хрупкая фигура; в шортах, как и все ребята. Один загар отличал его от белотелой смены: сплошной шоколад «от шапочки до тапочки», — рифма Ольги. Но разве мало школьников едет в Артек с готовым загаром из Грузии, Молдавии?

Он появился в дверях с неуловимою улыбкою, представился вожатым и обратился безошибочно: — Надя Рушева?

— Да, — ответила она, недоумевая.

— Будешь художником у нас в пресс-центре. Девочки, кто еще рисует? Кто работал в редколлегиях? Кто умеет писать заметки, стихи, прозу и тому подобное? Всем талантам найдется применение.

Молчание обещало растянуться надолго, если бы не Ольга. Подруга вытянулась в струнку и выпалила, будто рапортуя: — Редактор школьной стенгазеты. Пишу стихи, заметки и тому подобное!

— Вот и чудесно! — восхитился Марк Антонович, абсолютно не придав значения «тому подобному», Ольгиной иронии. — Кто же третий? Где две, там и троица…

Третьей оказалась Рита, дева плотнотелая, красногубая и масляноглазая. Объяснила нерешительно: — Рисую… и Ольга откровенно сморщилась. Марк Антонович еще раз назвал себя и улетучился, пояснив, где и когда надобно собраться: — Спешу, надо поискать вундеркиндов на нижнем этаже.

— Вот уж не подумала, что у Наташи такой коллега, — вслед за вожатым она и Ольга вышли на террасу.

— Да, такой вот, — отозвалась Ольга. — Я ему про редактора соврала, потому что мы должны работать вместе. Иначе тебя закабалят в этом самом центре. Но вместе мы будем независимы. Тоже мне, — нескрываемо-презрительно добавила подруга, глядя за перила: — Представляешь, как сейчас вовлекаются мальчишки? «Я только что набрал вундеркиндок на верхнем этаже».

Последнюю фразу Ольга протянула голосом вожатого. Подражание получилось у нее талантливым, обе рассмеялись.

…Ольга осталась права только в одном: загрузка на них свалилась колоссальная.

Артек. Интернациональный вечер. (16 лет.)

— Ну, дети мои, — вполне серьезно встретил их Марк Антонович, когда они, три грации, пришли в пресс-центр, в «Калину», — начнем оформлять нашу обитель, корпуса, все на темы слета. Надо срочно развернуть «Алый парус», отрядную газету. Мы будем делать ее не для стены, а для воздействия и действия. Пока же плакаты и плакаты! Располагайтесь на столах, полах, в любых удобных позах. Нужна продукция.

Их ожидали фломастеры, перья, краски и линейки. Она и Рита растянулись на полу. В волосы пришлось воткнуть заколки. Пахло магнолией, в окне шуршала солнечная занавесь. Вошел Васильев, начальник дружины; его кабинет находился по соседству. Имя-отчество начальника легко запоминались: евтушенковские, Евгений Александрович. Никогда не подумаешь, что высокое начальство. Профиль, правда, цезаря, спортивная выправка, но обращение простецкое. «Лесникам-полевикам» недаром говорили: «Вы попали к лучшему из лучших». Васильев подошел к Марку Антоновичу, римский профиль оживила легкая усмешка:

— У тебя, я вижу, штаты подбираются…

Начальство познакомилось со всеми и еще не удалилось, когда появился рыжевато-длинновязый парень с точками-глазами.

— Вова, наш фотограф, лауреат районной выставки, — представил подкрепление Марк Антонович и добавил: — Единственное дарование с лейкой и блокнотом, которое мне удалось открыть у мальчиков.

Фотограф принес пробные снимки. Марк Антонович с ним и с Ольгой сел за план первого «Паруса», — и пошла работа.

То, что не особенно умела делать она сама, — вычерчивать шрифты, — любила делать Рита. Пионеров напарница выводила дотошно, в целости-сохранности. Пышно вздохнула, сравнивая готовые творения: — Я так не привыкла, — у твоей вожатой нет уха. И пальцев не хватает…

— Превосходно! — примирительно одобрил все плакаты Марк Антонович. — Когда стили разные, богаче оформление.

— Так это от тебя пахло магнолией, — догадалась она позже, когда на вечерней прогулке с Ольгою обсуждался прожитый день.

— Все к лучшему, если мои сомнения не оправдались, — вместо ответа сухо заметила подруга. — Честно говоря, не думала, что Ритка окажется находкой для искусства. А с ним сработаться легко. Ему филонить не придется. Я убедилась, он кое-что умеет.

— Это ты про лауреата?

— При чем тут лауреат? — буркнула Ольга. — Это я про Марк-Антоныча.

— Восемь плакатов… он ахнул: — У Рушевой феноменальная продуктивность. С ним будет нетрудно и нескучно. Он твой земляк, москвич, и кинолектор, читает о Софи Лорен, Феллини, живет возле Третьяковской. А здесь нанимает комнату в Гурзуфе, с женой и дочкою. Откуда ты узнала?

— Об этом все тут знают, — небрежно обронила Ольга. — Я еще узнала, что на слете гостят ваши московские танцоры, ансамбль «Школьные годы». Вот где мальчишки сплошь чокнуты на танцах. И, безусловно, на искусстве…

Вера Инбер ошиблась, город будущего был уже построен. В нем росло множество роз у стеклянных стен, он имел имя такое же звонкое и влекущее, как и порты Грина: Артек. По его земле прошли пионерами Пушкин и Надежда Константиновна, на ней ждали приезда первого космонавта. Но главное, здесь любой взрослый был способен сказать, как и Марк Антонович: «Ну, дети мои!», и всегда это звучало обращением на равных. Здесь учились плавать и мастерить модели, убирать виноградники и сажать акацию. Это была земля детей, и на ней не проступало жирных пятен жадности, зависти, чванства, вероломства, суесловия, жестокости. Разве только отзвуки…

Тринадцатилетний подросток, как говорили — одна кожа да кости, — прилетел гостем из Южной Африки, ему помог «Красный Крест». Негритенок стал бы черным, если б даже родился белым: гнулся на пекле по двенадцать часов в сутки, помогая грузчикам в порту. Ребята заметили, что Руди не доедает ужины, прячет в жестянках завтраки, остатки краковской и сыра. — Зачем ты это делаешь? — спросили у Руди и едва добились ответа:

— У меня четверо детей, я повезу им вкусное…

Детьми Руди называл братишек и сестренок; они никогда не ели краковской и сыра. Негритенка с трудом уверили, что отряд соберет ему к отъезду все свои сухие пайки, все последние обеды, ужины и завтраки, все до крошки. Это случилось в первые дни слета в «Морском» — и услышалось в «Прибрежном». Как нарисовать Руди? У брошенных банок и жестянок? Как нарисовать его в тот момент, когда пионеры твердят ему о пайках к отъезду, как передать в его глазенках переходы от забитости к открытости, от испуга к благодарности, от неверия к доверию? Серовская задачка: стайка воробьев испуганно вспорхнула с места, треща массой крылышек. Фр-р-р!!! Попробуй, улови и передай мельтешенье взлета. Его не осилил и Серов! Тема для мультфильма?..

Девочка и олень.

Стадион располагался на плато, отсюда открывалось полмира, пол-Артека. За широкой впадиной у подножья Аю-Дага поднимались корпуса «Горного»; там делились опытом ее москвичи: Иришка, Раф и Даня. Правее, у самого берега, среди пальм, тянулись цепочкою коттеджи «Морского» лагеря; там набирал силенок Руди. Их любимый «Прибрежный» начинался рядом, за шоссе. Всюду готовились к открытию слета, отряд возвращался со стадиона, после строевой проходки. Разговор по дороге сосредоточился на Вовке. Лауреат, помимо пленок и проявителей, любил еще растения и собирал гербарий. Это выяснилось утром, когда Вовка фотографировал Ольгу на фоне зарослей, качавших шикарными султанами. — Интересное чудо-юдо, откуда только родом? — обронила Ольга, и Вовка мигом отозвался: — Пампасная трава! — стал распространяться о различных аспарагусах и, язык сломаешь, об араукариях.