Донна Леон - Гибель веры

• Название: Гибель веры
• Автор: Донна Леон
• Жанр: Детектив
• Год: 2006
• ISBN: ISBN 5–94145–404–Х

На пороге рабочего кабинета комиссара Брунетти появляется красивая молодая женщина. Комиссар сразу ее узнает: это сестра Иммаколата, монашка, ухаживавшая за его матерью в доме престарелых. Но к удивлению Брунетти, женщина, представляясь, называет совсем другое имя – Мария Теста. Оказывается, она вышла из монашеского ордена после череды случившихся в больнице смертей, которые кажутся ей подозрительными. Комиссар решает проверить, основательны ли страхи Марии, или она сознательно сгущает краски, чтобы оправдать свое бегство от суровой монашеской жизни.

---

– Это пунтарелле? [10] Вот не ожидал увидеть его на рынке так рано.

– Да, и самый лучший на Риальто! – заверил его лоточник с лицом, горевшим от многолетних винных возлияний. – Шесть тысяч кило, и это еще дешево!

На такие глупости Брунетти отвечать не стал. Когда он был мальчишкой, килограмм puntarelleстоил несколько сот лир и его почти никто не ел, а кто покупал, так в основном уносили домой и скармливали кроликам, которых незаконно держали во двориках или садиках на задах дома.

– Я возьму полкило. – И он достал из кармана несколько бумажек.

Лоточник перегнулся через груды овощей, разложенные перед ним, и подцепил щедрую жменю острых, едких зеленых листьев. Жестом фокусника он извлек из ниоткуда лист оберточной бумаги, шлепнул на весы, обрушил на него листья и быстро свернул все вместе в аккуратный кулек. Положил его на коробку с ровными рядами мелких кабачков и протянул ладонь. Брунетти отдал ему три тысячелировые банкноты, не спросил полиэтиленового пакета и двинулся домой.

Под часами повернул налево и направился к Сан-Апонал и к дому. Бездумно нырнул в первый переулок справа и вошел в закусочную, где заказал прошутто [11], обернутый вокруг тонкой хлебной палочки, и стакан шардоне, чтобы смыть соленый вкус мяса.

Через несколько минут, снова запыхавшись – ступенек больше девяноста, – он открыл дверь своей квартиры. Желанное приветствие – поток знакомых запахов согрел душу и пропел о доме, очаге, о семье и радости.

– Паола, ты здесь? – воззвал он, хотя неистовый аромат чеснока и лука сообщил ему, что она дома.

Крик «да» донесся из кухни и повел его по коридору. Он положил бумажный кулек на стол и прошел через кухню поцеловать жену и глянуть, что жарится на сковородке.

В густом томатном соусе булькали желтые и красные полоски перца, и в воздух поднимался аппетитный запах колбасы.

– Тальятелле? – назвал он свою любимую домашнюю пасту.

Она улыбнулась и нагнулась помешать соус.

– Оно самое. – Повернулась к столу, увидела кулек. – Это что?

– Пунтарелле. Подумал – сделаем салат с анчоусовым соусом.

– Хорошая мысль, – одобрила она. – Где ты его нашел?

– У того типа, который бьет жену.

– Что-что? – в замешательстве переспросила она.

– Последний справа по пути к рыбному рынку, с прожилками на носу.

– Бьет жену?

– Ну, мы его в квестуру три раза таскали. Но жена, как придет в себя, всегда отзывает заявления.

Паола восстанавливает в памяти лица торговцев по правой стороне рынка, понял Брунетти.

– Это та, которая в норковом жакете? – наконец спросила она.

– Да.

– Я и не подозревала. Он пожал плечами.

– А ты не мог тут вмешаться? – спросила она.

Он голоден, а из-за дискуссии откладывается обед; ответил кратко:

– Нет. Не наше дело.

Брунетти перекинул пальто и пиджак через спинку кухонного стула и пошел к холодильнику налить себе вина. Обходя жену, чтобы взять стакан, шепнул:

– Пахнет вкусно.

– Это правда не ваше дело? – не отставала она. Оседлала своего конька, подсказал ему ее тон и собственный долгий опыт.

– Нет, не наше, пока женщина не подаст жалобу официально, а на это она никогда не пойдет.

– Может, боится его.

Пришлось ей ответить:

– Паола, она в два раза больше него – сотню килограммов весит. Уверен – она могла бы выкинуть его в окно, если б захотела.

– Но?… – Фраза показалась ей неоконченной.

– Но не хочет, как видно. Дерутся, процесс выходит из-под контроля, и она вызывает нас. – Брунетти наполнил стакан и сделал глоток, надеясь, что на этом все.

– А потом? – не унималась Паола.

– А потом приезжаем мы, забираем его и увозим в квестуру. Держим его там, пока она утром не придет за ним. Это происходит примерно каждые полгода, но ни разу на ней не было обнаружено никаких признаков серьезного насилия, и она довольно радостно получает его обратно.

Паола некоторое время обдумывала это, но в конце концов жестом показала, что оставляет обсуждение темы, заметив лишь:

– Странно, правда?

– Чрезвычайно, – согласился Брунетти, зная опять-таки по долгому опыту: конек уже расседлан.

Нагнувшись, чтобы забрать пальто и пиджак и отнести в прихожую, он увидел на столе коричневый конверт и спросил, протягивая за ним руку:

– Это Кьярин табель?

– Ум-гу. – Паола добавила соль в кастрюльку с кипящей водой на задней горелке.

– Ну и как? – спросил он. – Хорошо?

– «Отлично» по всем предметам, кроме одного.

– Физкультура? – предположил он неуверенно.

С первого класса начальной школы Кьяра среди первых, уже шесть лет. Как и для него, для дочери лучшее упражнение – поваляться на диване, вот он и не может вообразить, что она не справляется с каким-то другим предметом.

Комиссар открыл конверт, вытащил листок, пробежал его глазами.

– Религиозное воспитание? – промолвил он. И еще раз: – Религиозное воспитание?

Паола не откликнулась, и он стал смотреть дальше: ага, вот пометки учителя в объяснение оценки «удовлетворительно».

– «Задает слишком много вопросов», – прочел он. И далее: – «Подрывное поведение». Это что же такое? – вопросил он, протягивая листок Паоле.

– А ты бы ее и спросил, когда вернется.

– А ее еще нет?

Что если Кьяра, зная о плохом табеле, где-нибудь прячется, не желая идти домой… Брунетти взглянул на часы: да нет, рано еще; должна прийти не раньше чем через пятнадцать минут. Паола, расставлявшая на столе четыре тарелки, слегка оттолкнула его в сторону бедром.

– Она что-нибудь тебе говорила об этом? – Он послушно отодвинулся.

– Ничего особенного. Говорила, что ей не нравится священник, но никогда не говорила почему. Или я не спрашивала.

– А что за священник? – Он взял стул и сел на свое место.

– В смысле?

– Ну, он, как это назвать… из черного духовенства, то есть член какого-нибудь ордена?

– Думаю, обычный приходский священник, из церкви около школы.

– Сан-Поло?

– Да.

Пока говорили, Брунетти прочитал все отзывы других преподавателей – все в один голос признавали и хвалили Кьярин интеллект и старательность. Учитель математики: «Исключительно талантливая ученица, одаренная математически»; итальянского: зашел так далеко, что употребил слово «утонченность», определяя, как она пишет. Ни в одном отзыве ни следа естественного страха любого учителя перехвалить.

– Не понимаю я что-то. – Брунетти засунул листок обратно в конверт и перекинул его осторожно на стол. Он поразмыслил с минуту – как лучше спросить об этом Паолу.

– Ты ей ничего такого не говорила, а?

Паола была известна широкому кругу своих друзей во многих качествах, и весьма разнообразных, но все, кто ее знали, считали, что она «unamangiapreti», – «пожирательница священников». Антиклерикальный раж, временами находивший на нее, до сих пор удивлял Брунетти, а ведь далеко не часто она могла его теперь хоть чем-то удивить. Но это та самая красная тряпка, которая вгоняет ее, без предупреждения, без промаха, в моментальную ярость.

– Ты же знаешь – я не возражала. – Она произнесла это отвернувшись от плиты и глядя прямо на него.

Брунетти всегда удивляло, что Паола с такой готовностью, так спокойно согласилась на общее семейное предложение – крестить детей и разрешить им посещать уроки религиозного воспитания в школе. «Это часть западной культуры», – часто говорила Паола с леденящей вежливостью. Дети не дураки – скоро освоили: Паола не тот человек, к которому надо обращаться по вопросам веры; впрочем, столь же быстро они сообразили, что их мать – настоящий знаток истории церкви и религиозных разногласий. Теологические основы арианской ереси она разъясняла с объективностью и вниманием к мелочам, свойственными ученому, проводящему исследование. А ее суждения о веках кровопролитий как следствии церковных споров, мягко говоря, мягкостью не отличались.

Но все эти годы она держала свое слово и никогда открыто не высказывалась, по крайней мере в присутствии детей, против христианства или вообще любой религии. Значит, неприязнь к религии или каким-то идеям, – что могло привести Кьяру к «подрывному поведению» – не от каких-то неосторожных слов Паолы.

Оба повернулись на звук открывающейся двери, но под родную кровлю явился Раффи, а не Кьяра.

– Чао, мам! – крикнул он, удаляясь в свою комнату положить книги. – Чао, пап!

И тут же выскочил в коридор и на кухню. Наклонился, чмокнул Паолу в щеку – да он выше, что ли, стал, подумал Брунетти, который сидел.

Раффи поднял крышку сковороды и, увидев, что там шипит, снова поцеловал мать.

– Умираю с голоду, мам! Когда есть будем?

– Как только твоя сестра материализуется. – И Паола повернулась прикрутить пламя под закипевшей водой.