Марио Варгас Льоса - Барышня из Такны

• Название: Барышня из Такны
• Автор: Марио Варгас Льоса
• Издательство: Известия (Библиотека журнала "Иностранная литература")
• Жанр: Драматургия
• Год: 1989

Пьеса "Барышня из Такны" — первая зрелая проба перуанского писателя в драматургическом жанре. В одном из своих выступлений Варгас Льоса подробно рассказал об истории создания пьесы и о ее замысле; ниже приводим этот рассказ с некоторыми сокращениями: "На самом деле моим первым литературным увлечением был именно театр… Еще в пятнадцатилетнем возрасте, обучаясь в колледже, я написал пьесу, ныне утерянную, под названием "Бегство Инки", которую потом долгие годы скрывал как постыдный грех юности. Впоследствии я стал писать рассказы и романы, но, даже полностью поглощенный прозаическими жанрами, я всегда чувствовал тяготение к театру. И вот однажды произошло нечто весьма интересное. У меня возник замысел написать о моей двоюродной бабушке, которую я знал в последние годы ее жизни. Она была очень стара, дотянула до ста лет и последние годы прожила, полностью погруженная в воображаемый мир, мир воспоминаний. Она уже не могла вставать с кресла; все связи с окружающей действительностью в ее сознании оборвались. Все, что она говорила, относилось к далекому-далекому прошлому, к ее детству. Она была родом из Такны, провинциального городка на юге Перу. Я с необыкновенным увлечением слушал ее, потому что о своих родителях и умерших родственниках она говорила как о живых, присутствующих рядом… Образ моей бабушки долгое время будоражил мое воображение и преследовал меня, и вот я решил воссоздать его. Но достичь этого я смог только тогда, когда окончательно убедился, что вся эта история предназначена именно для театра. Только в жанре театральной пьесы можно было материализовать, этот образ… О чем, собственно, хотел рассказать я? Поначалу, как и обычно, у меня не было ясного замысла. Имелась только отправная идея: показать человека, который существует в воображаемом мире и создает внутри реальности некую ирреальность воспоминаний, обретающую плоть в правде пережитого. Таков был первоначальный замысел пьесы "Барышня из Такны". Когда я приступил к работе над пьесой, я постепенно стал понимать, что есть в этой истории еще одна, сокровенная тема, влекущая меня к ней. Это — тема моего собственного писательского творчества. Действительно, ведь писатель, сочиняющий свои истории, в сущности, делает то же самое, что и эта старушка: создает иллюзорный мир в рамках мира реального. И вот когда я понял это — история сразу обрела другое измерение, стала более символичной, абстрактной, многозначной". К сказанному писателем следует добавить, что впервые пьеса "Барышня из Такны" была поставлена в Мадриде молодым аргентинским режиссером Эмилио Альфаро, и хотя первая постановка оказалась неудачной и вызвала отрицательные отзывы критики, эта пьеса прочно вошла в репертуар латиноамериканских театров. Впоследствии Варгас Льоса создал еще две пьесы — комедии "Катя и гиппопотам" (1983) и «Чунга» (1986), с которыми, возможно, еще предстоит познакомиться русскому читателю.

А. Кофман

---

Мамочка. Разве не так должна вести себя барышня из хорошей семьи?

Xоакин. Разумеется, так. Нет, Эльвира, ты и представить себе не можешь, как я жду воскресенья! Ты будешь только моей и ничьей больше, ты будешь всецело в моей власти. Когда мы останемся вдвоем, я усажу тебя на колени, в темноте, и ты станешь царапать меня как кошечка. Я пересчитаю каждый волосок в твоих локонах — их должно быть никак не меньше пяти тысяч.

Мамочка. И этим ты будешь заниматься в нашу первую ночь?

Xоакин. О нет! Ты хочешь знать, что будет в нашу первую ночь?

Мамочка (затыкая уши). Нет, нет, не хочу! (Оба смеются.) А ты и потом, когда мы обвенчаемся, будешь так же ласков со мной? Знаешь, что мне сказала Кармен, вернувшись с прогулки: "Ты вытянула счастливый билет, Эльвира. Твой Хоакин красив, утончен, это рыцарь с головы до ног".

Xоакин. И ты с ней согласна? И тебя не смущает то, что я чилиец? И ничего, что и тебе придется стать чилийкой?

Мамочка. А я и не стану чилийкой. Я до могилы сохраню верность Перу. Я до самой смерти буду ненавидеть негодяев, напавших на нас.

Xоакин. Это будет очень пикантно. Когда ты выйдешь за меня замуж и мы уедем в Сантьяго, или в Антофагасту, или в какой-нибудь гарнизон, ты будешь целыми днями ссориться с моими сослуживцами из-за Тихоокеанской войны[1]? За такие отзывы о чилийцах меня отправят под трибунал.

Мамочка. Не бойся, Хоакин, я тебе карьеры не испорчу и то, что думаю о чилийцах, оставлю при себе. А товарищам твоим стану улыбаться и строить глазки.

Xоакин. Еще чего! «Глазки»! Разве ты не знаешь, что я ревнив как турок? А тебя только и ревновать.

Мамочка. Тебе пора. Если дядя тебя обнаружит, мне достанется.

Xоакин. "Дядя, тетя"! Они портят все мое жениховство.

Мамочка. Не говори так даже в шутку. Что бы сталось со мной без дяди Менелао и тетушки Амелии?! Если бы не они, я попала бы в приют. Да-да, на улицу Тарапака.

Xоакин. Я знаю, они сделали тебе много добра, и радуюсь, что ты росла в золотой клетке. Но за весь год, что я считаюсь твоим женихом, мы ни разу не виделись наедине. Не беспокойся, я ухожу. Ухожу!

Мамочка. До завтра, Хоакин. Завтра в восемь, в соборе, как всегда?

Xоакин. Как всегда. Ох, чуть не забыл. Вот книжка, которую ты давала мне почитать — стихи Федерико Баррето. Я начал было, да на второй странице заснул. Когда ляжешь в свою постельку, прочти их вместо меня.

Мамочка (вырывает у себя волосок и протягивает Хоакину). Ничего, когда я прочту их тебе на ухо, ты их полюбишь. Знаешь, Хоакин… Я счастлива, что выхожу за тебя.

Хоакин, перед тем как уйти, пытается поцеловать ее в губы, но она проворно подставляет ему щеку. Мамочка возвращается в свое кресло, на ходу опять превращаясь в старуху. Разглядывает книгу.

А если бы Хоакин узнал про историю с веером? Он бы вызвал его на дуэль и убил. Сломай этот веер, Эльвира, нехорошо, что ты его хранишь.

Садится в кресло и мгновенно засыпает. Белисарио, который в эту минуту поднимает глаза от рукописи, кажется теперь оживленным и бодрым.

Белисарио. Это тоже история о любви? Да, Белисарио. Позволительно ли быть таким наивным и глупым? Неужели трудно было поместить героев в такую эпоху, когда девочки теряют невинность еще до первого причастия, а мальчики предпочитают девочкам марихуану? Ну, ничего: выбранные мною время и место действия идеальны для романтической истории. Такна, перуанская провинция, еще оккупированная чилийскими войсками после Тихоокеанской войны. (Глядит на Мамочку.) Так ты, значит, убежденная и непоколебимая патриотка? Ну-с, какой же был самый счастливый день в жизни этой барышни?

Мамочка (открывает глаза). День, когда Такна снова стала частью Перу! (Она крестится, благодаря господа за эту милость, и снова задремывает.)

Белисарио (с легкой печалью в голосе). Да, романтическая история. Теперь таких больше не случается, в них никто больше не верит. А тебе они очень нравятся? На кой черт сдалась тебе эта история о любви? Для ничтожной компенсации, которая ничего не компенсирует? И из-за этого так позорно капитулировать? Да, из-за этого! А-а, проклятая тварь, убирайся отсюда! Долой критическое сознание! Наплевать мне на него, Белисарио! Оно способно только стреножить и охолостить тебя. Вон отсюда, критическое сознание! Ступай прочь, потаскуха, королева бесплодных щелкоперов! (Вскочив из-за стола, подбегает к Мамочке, прикладывает руку к ее лбу.) Добро пожаловать, Мамочка! Позабудь все, что я говорил раньше! И прости меня! Ты мне пригодишься, ты мне сослужишь службу. Именно такая женщина, как ты, и нужна мне! Именно ты способна была испытать такую прекрасную и трогательную любовь! В твоей жизни есть все необходимое для моей истории… По крайней мере, есть с чего начать. (Возвращается за стол.) Мать умерла в родах, а отец скончался, когда ей было… Сколько тебе было, Мамочка, когда тебя взял на воспитание мой прадедушка? Пять? Шесть? Бабушка Кармен уже родилась к тому времени? (Садится, вертит в руках карандаш, говорит медленно, подбирая слова.) Жили они тогда безбедно, могли позволить себе воспитание сиротки. Помещики.

Мамочка (открывает глаза и говорит, обращаясь к невидимому ребенку, сидящему у ее ног). Прадед твой Менелао был настоящим дворянином, у него была трость с серебряным набалдашником и часы с цепочкой. Не переносил грязи. Вернувшись домой из гостей, первым делом проводил пальцем по шкафам, проверял, нет ли пыли. Воду и вино пил только из стаканов горного хрусталя. "В хорошем стакане напиток вдвое вкусней", — часто повторял он. Однажды они с тетушкой собирались на бал, а мы с твоей бабушкой Кармен в это самое время лакомились айвовым повидлом. "Дайте-ка, девочки, и мне попробовать". Попробовал и капнул себе на фрак. Капнул — и застыл на месте, глядя на пятнышко. А потом, не закричав, вообще слова не промолвив, перевернул все блюдо, измарав при этом и жилет, и панталоны, и фрак. Прабабушка твоя всегда говорила: "Чистота — это его слабое место".

Она улыбается и снова засыпает. В продолжение ее монолога Белисарио усердно скребет пером, время от времени отрываясь и прислушиваясь.

Белисарио. Твой прадедушка Менелао был, наверно, тот еще фрукт. Тот еще, тот еще. Он тебе пригодится, Белисарио. (Глядит в потолок.) Пригодится, пригодится. Пригодишься, прадедушка. Ты ведь души в Мамочке не чаял и воспитывал как родную дочь, как бабушку Кармен, а когда Мамочка собралась замуж за этого чилийского офицерика, свадебное подвенечное платье и приданое выписали из Европы. Из Парижа? Из Мадрида? Из Лондона? Откуда, Мамочка, не помнишь? Где было модно заказывать туалеты? (Увлеченно пишет.) Молодец, Белисарио! Мне нравится, Белисарио! Поцелуй себя в щечку, Белисарио! Какое славное было семейство! И как измельчало, как выродилось оно в твоем лице! Какая длинная цепь несчастий! (Глядит в потолок.) И зачем, мама, надо было тебе выходить за пехотного капитана? Ну а твоя печальная судьба, папа, меня не огорчает: надо быть последним дураком, чтобы, только что женившись, сыграть в русскую рулетку. Надо быть очень тупоумным, чтобы погубить себя таким способом, папа! И надо быть попросту идиоткой, мама, чтобы, овдовев так рано, не выйти потом замуж снова. Зачем ты возлагала на меня такие надежды, мама? Как могло прийти в голову тебе, твоим родителям, твоим братьям и сестрам, что я, Белисарио, смогу выиграть все тяжбы и вернуть нашему роду потускневшему прежний блеск? (Голос его постепенно заглушается радио.)

Мамочка (открывая глаза, взволнованно зовет). Кармен! Кармен! Иди скорей! Скорей! Подойди к окну! Поезд из Арики!

Бабушка (отрывается от радиоприемника, глядит на нее с печальным любопытством). Честное слово, я готова тебе позавидовать. Ты нашла идеальное средство не замечать окружающее нас убожество. Мне бы тоже хотелось вернуться в дни моей юности, хоть во сне.

Мамочка. Ай-й! Вырвать бы мне глаза! Они ни на что больше не годны! Я ничего не вижу! Погляди-ка, Кармен! Это поезд из Арики? Или из Локумбы?

Бабушка. Ни то, ни другое. Это трамвай. И мы с тобой не в Такие, а в Лиме. И тебе не пятнадцать лет, а девяносто или около того. Ты не девочка, Эльвира, а старая развалина.

Мамочка. Помнишь тот бал-маскарад?

Бабушка. Какой именно? Их было в те годы немало.

Мамочка. В театре «Орфеон». Тот, на который явился негр.

Слышится веселый праздничный шум, звуки музыки. Отчетливей доносится старинный вальс.

Бабушка. Ах, этот?! Как же не помнить? На том балу я познакомилась с Педро: он как раз приехал из Арекипы на масленицу. Кто бы мог тогда подумать, что я выйду за него замуж? Конечно, помню. Не на этом ли балу Федерико Баррето написал тебе на веере стихи? Нет-нет, это было двадцать восьмого июля, в "Обществе дам-патриоток". Да, негр, верно… Он с тобой танцевал, когда его разоблачили, да?