Илья Игнатьев - Я возьму тебя с собой

• Название: Я возьму тебя с собой
• Автор: Илья Игнатьев
• Жанр: Современная проза

После известных событий в ru.net, связанных с некоторыми блогами, Автор вынужден ПРЕДУПРЕДИТЬ, что все события, обстоятельства, действующие лица и их имена в этом ХУДОЖЕСТВЕННОМ ЛИТЕРАТУРНОМ ПРОИЗВЕДЕНИИ являются ВЫМЫШЛЕННЫМИ и существуют лишь в воображении Автора, а всякое совпадение с реальной действительностью СЛУЧАЙНО и НЕПРЕДНАМЕРЕННО

---

- Паш, а Дорнье этот, - тоже немецкий самолёт? Да? Давно хотел тебя спросить, - почему ты немецкие машины собираешь?

- Потому что фашист он потому что! - не может забыть про ночник Заноза.

- Понимаешь, Ил, - Пашка демонстративно не обращает на брата внимания. - Я знаю, конечно, что сволочи они были. У нас с этим вот обормотом два прадеда в войну погибли. Но как тебе объяснить, - лучшие самолёты делали всё-таки они. Да что там, всё развитие современной авиации определили немцы. Братья Хортены, Липпиш, Вилли Месершмитт, Гюнтер у Хейнкеля, - что ни имя, то и гений. Да что там авиация, если бы не фон Браун, - фиг бы американцы на Луне побывали! И идею шаттла Зенгер предложил, а не Джон Смит, какой-нибудь… А лётчики их, - вообще, что-то нереальное. Наш Кожедуб официально шестьдесят два самолёта сбил, - так он трижды Герой. А у немцев высшую награду, - Рыцарский Крест с  Дубовыми Листьями и Мечами, - после ста сбитых давали. Сотня, - это что! И двести, и триста бывало. Рекорд вообще, - триста пятьдесят два! И это подтверждённых только…

Увлёкшийся Пашка начинает рассказывать про Эриха Хартманна, про его наводящий на врагов ужас Чёрный Тюльпан. Я с грустью слушаю, - авиация, ёлки, это хорошо бы. Мне вспоминаются орды из-за Перешейка… Слушает даже Никита, он задумчиво сцепил пальцы и, шлёпая ладошками, поднимает маленькие фонтанчики.

- Я бы больше бы насбивал бы! - уверено заявляет он, когда Пашка умолкает.

- Да, уж ты бы им всем дал, - это без балды! Ahctung, Ahctung, Zanoza in Luft! Все бы понизу разбежались, роняя фаустпатроны…

- Ну, всё, братцы сероглазые, давайте вылезать.

- Ну, Илья! Ну, давай ещё немножечко, не хочу вылезать! - сразу же начинает ныть Никита.

- Так, Пашка, бери его за руки, я за ноги, и… - деловито командую я.

- Ну, всё, всё! Пашка, гад! А ну, пустите, в глаз дам! Ух, что я с вами сделаю, пожалеете! Здоровые, да? Справились, да?

Кое-как мы, всё-таки, вытаскиваем Никиту из ванной. Я быстренько накидываю на него махровое пушистое полотенце.

- Да стой же ты, пружина! Пашка, вытри его получше, и давайте в комнату, я здесь уберу всё.

- Смотрите-ка, флаг наш получился, - говорит Пашка, указывая пальцем в пол.

И точно, - мои белые плавки, Никитины синие трусики и Пашкины красные боксёры, улегшись друг подле друга, образуют на полу Российский триколор.

- Россия, вперёд! - тут же орёт Заноза, высунув нос из-под полотенца…

Наконец, мы в комнате. Никита вальяжно устраивается на диване, явно рассчитывая проваландаться с нами до упора, а если повезёт, то и остаться всё-таки на ночь, - чем чёрт не шутит… Но у нас с Пашкой другие виды на эту ночь. Сунув ему в качестве откупного ещё одну грушу, нам хоть и с трудом, но всё же удаётся его вытолкать домой. Правда, напоследок он всё-таки выбивает из нас обещание взять его с собой в кино.

- Утомил меня твой брат немного, - жалуюсь я Пашке.

- Скажи спасибо, что он мой брат, а не твой. Представляешь, каждый день вот так! Хотя я привык, без него даже скучно как-то. Помнишь, он в больнице зимой лежал?

- Это когда он там хотел показательную операцию устроить? По поводу острых болей в животе у соседа по палате?

- Ну да, - хихикает Пашка. - Вышибли его, понятно, тут же, - но неделю дома тишина была, так я даже как бы соскучился…

Я понимающе киваю головой.

- А вообще-то, гадёныш он всё-таки! - сурово заключает Пашка, смутившись проявления своих братских чувств. - Вечер нам испортил сегодня.

- Ну, а где массаж?! - спохватываюсь я. - А ну, давай мне массаж!

- А где рассказ? А ну, давай мне рассказ!

- А где вино? А ну, давай вино!

- Вино, вино… Илюха, смотри, сопьюсь я с тобой. Держи. Буйным стану, - психика у меня неокрепшая, нестабильная. Кусаться начну…

- Ты и так! - смеюсь я.

- А, ну да… Тогда наливай! Опа, а у меня две конфеты всего осталось.

- Виноград ешь. Пашка, давай за Никиту выпьем.

- На ночь глядя? А если приснится? Я-то ладно, я с ним живу, а ты ж с непривычки и прибить меня можешь! По запару, спросонья… А, ладно, давай, отобьюсь. За Никитку!

- В следующий раз Шабли куплю. Да и Грузинское вино, - сам знаешь…

- Какой ты у нас лояльный стал! Запишись ещё в «Идущие Вместе», или эти ещё… «Наши», что ли…

- А что? Давай запишемся, - начнём о карьере думать, пора, нам пятнадцать…

- Карьера… - презрительно кривит губы сероглазый. - Такая карьера мне не подходит. И тебе тоже. Молчи, Ил, я серьёзно. И Никитосу, тот вообще у нас единица эксклюзивного изготовления, да и не рады они будут, если он к ним придёт, он же через неделю там всё развалит…

Я смеюсь, представив себе Никиту на митинге. Да… Хана ведь тогда ОМОНу. Пашка смеётся вместе со мной.

- Скажи, Илья, ты как думаешь, - Заноза тоже такой как мы с тобой? Ты понимаешь, о чём я…

- Понимаю. Только я не понимаю, почему тебя это волнует, Паш.

- Ну, ты даёшь! Он же мой брат.

- И это мне понятно. Непонятно другое… Ладно, давай поговорим. За Никиту можно не волноваться. Кем бы он ни вырос, волноваться за него нечего. Во-первых, потому что ему наплевать на все эти волнения по его поводу. И правильно, кстати. Во-вторых, потому что быть таким как мы совсем не плохо, это мы с тобой давно выяснили. А у Занозы всё ещё легче будет, чем даже у тебя. Его волнуют только его чувства, и это снова правильно. И интересны ему только те люди, которые ему интересны. Если бы все в этом мире так жили, как ты и твой брат, Земля стала бы лучшим из Миров, но это ладно. Сам посуди, Пашка, неужели Никитку кто-нибудь меньше любить станет, если у него появится мальчик, а не девочка? Уж не я, это точно…

- Это да… Знаешь, Илька, мне иногда кажется, что он про нас всё знает и понимает, только ему пофиг.

- Ещё бы не пофиг! Кто бы ему груши тогда вагонами скармливать стал? Кстати, дай мне одну.

- Да, Илья, всё так. Если он меня когда-нибудь прямо спросит об этом… о нас… Да. Я ему всё расскажу. Как я тебя люблю, как ты любишь меня. Расскажу, каково это, - одинаково дышать. Он поймёт, сто пудов. Он же мой брат, а уж как он к тебе относится! Эх, наливай ещё! По-го-ди! Стой. Илья, а давай коньку, а? У тёти Наташи ведь есть? Давай, Ил.

- Коньяку захотел! - поражаюсь я. - А как в прошлый раз не получится? Ой, Пашка, не знаю…

- А чё в прошлый раз? Подумаешь… Нормально. Давай, Ил. Только я без лимона, ну его нафиг! Постой, пакет ведь Заноза припёр, чего там мамка наложила?

Пашка тут же подхватывается с дивана, а я уже знаю, что сейчас случится, но успеваю лишь вякнуть:

- Паш! - поздно.

Надорванный Занозой пакет с треском лопается в руках у сероглазого, и всё содержимое валится на пол. Какая-то консервная банка, - шпроты, что ли, - падает Пашке на мизинец, тот орёт, прыгает на одной ноге, спотыкается об яблоки, давит какие-то кульки. И у него ещё какие-то претензии к Никите, - думаю я…

- У-у! - воет Пашка. - Илюха, это всё Заноза гадский! У-у, болячка гнойная, убью гада!

- Всё, не ори! Разорался. Дай посмотрю… Да не дёргай ты копытом, поганец! Да-а, Паш…

- Что? Чего там, Илька? Сломал, да?

- Уж куда там! Ни шиша тут нету, ушиб просто. А крику, понимаешь…

- Ага, тебе бы так! Пусти ногу, зараза! Сам посмотрю… Мама, ноготь слезет теперь! И это, по-твоему, ни шиша? Никакого сочувствия! Не любишь ты меня, уйду я на балкон от тебя. Там спать буду… Тащи коньяк, блин, щас же! Только этим и искупишь.

- Бегу, Павлик, аж спотыкаюсь, бегу! Ничего там у тебя не слезет. Ну, хочешь, подую? Нет? Ну, тогда коньяк, так коньяк. Дай поцелую, а? В щёчку…

Пашка смеётся, довольный. Я, потрепав его золотистые вихры, иду за коньяком. Люблю поганца, и всегда любить буду. Как увидел его серые глаза пять лет назад, так сразу всё понял. Зачем я пришёл на Землю в этот раз, зачем встретил этого мальчика, зачем жил до этого. Я с щемящей нежностью вспоминаю, как Пашка признался мне, что он меня любит. Двенадцать нам было. И сразу навалилось счастье. Одинаково дышать, - как сказал сероглазый! Люблю тебя, всегда любить буду, так или иначе, и возьму с собой. К чудесам, к сиреневым зарницам, к Извечным Чувствам…

- А где лимон? - спрашиваю я Пашку, вернувшись с коньяком.

- Я ж сказал, - не буду! Тебе надо, ты иди за ним сам.

- Ладно, без лимона обойдусь. С тобой поведёшься… Кузнецов, а убирать, - кто будет? Да брось ты свой палец! Убирай, сказал, всё.

Пашка не спорит, а чего тут спорить, всё ясно. Он же пакет развалил. Был бы сейчас тут Никитос… Не допустил Светлый из Творцов, хвала ему! Драки мне тут не хватало только.

- Отвали, гадина пернатая! Летают тут… - это сероглазый орёт на муху, он с ненавистью хлопает по полу ладонью, и мимо. - У-у, тварь! Руку отбил, понимаешь! Убей её, Ил!

Мне с Пашкой сейчас тоже лучше не спорить, не то у него сейчас настроение. Я беру со стола «Мир ПК», сворачиваю его в увесистую трубку.

- Моим журналом, блин… - ворчит, было, Пашка, но тут же замолкает.

Я, не обращая на него внимания, не отрываясь, слежу за мухой. И откуда взялась, в самом-то деле, - двенадцатый этаж ведь… Есть! Неплохо, Гирс, на лету…