Людвиг Мойзиш - Операция «Цицерон»

• Название: Операция «Цицерон»
• Автор: Людвиг Мойзиш
• Издательство: Военное издательство Министерства обороны СССР
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1957

Автор книги «Операция „Цицерон“» Л. Мойзиш, несмотря на подозрительную фамилию, был арийцем. В годы второй мировой войны он занимал должность атташе немецкого посольства в Турции, являясь в то же время сотрудником одной из разведывательных служб Третьего Рейха.

Мойзиш утверждает, что описываемые им события действительно произошли в 1943–1944 гг., когда немецкая разведка получила доступ к совершенно секретным документам английского посольства в Анкаре.

Нельзя не отметить, что Мойзиш последовательно старается обелить свою разведывательную деятельность и представить в благоприятном свете военного преступника Франца фон Папена – посла нацистской Германии в Турции. Фон Папен выглядит в книге Мойзиша гуманным, благородным человеком, обиженным руководителями Германии, и даже чуть ли не противником гитлеровского режима. Впрочем, в наши дни есть достаточно источников информации, позволяющих судить о подобных людях объективно.

Операция «Цицерон» – пожалуй, самое выдающееся событие в той загадочной, тайной и безмолвной борьбе, которая ни на минуту не прекращалась в течение шести долгих лет войны. Развернулась эта операция Турции в период с октября 1943 по апрель 1944 года.

---

Когда Элизабет подняла голову, слезы всё ещё струились по её лицу.

– Итак, вы хотите избавиться от меня, – прошептала она. Она говорила хриплым голосом, и губы у неё дрожали.

– Нет, я не хочу, чтобы вы уезжали, – солгал я, – но если вам здесь нехорошо, я не стану вас задерживать.

Я надеялся, что она захочет вернуться в Софию или к своему отцу в Будапешт. Ничего подобного. Все, что она сделала, – это повернулась на каблуках, выбежала из комнаты и с силой захлопнула за собой дверь. Через полчаса она вернулась обратно и извинилась за свое поведение. Все было так же, как и прежде.

Моя жена пригласила Элизабет на небольшой обед, который мы устраивали в этот вечер у себя дома. Мне хотелось знать, придет ли она или не придет после того, что случилось. Она пришла, правда, очень поздно, – так поздно, что пришлось подогревать обед, а суфле было испорчено.

Я заметил, что она возбуждена больше, чем обычно. Лицо Элизабет было мертвенно бледным, но это ей шло, так как её обычно тусклые глаза казались почти блестящими. На ней было красивое платье цвета слоновой кости – этот цвет удивительно шел к бледному лицу девушки. В тот вечер она выглядела очень красивой.

За обедом она едва прикоснулась к еде, вина тоже не пила – вместо него она попросила воды. За весь вечер Элизабет не произнесла почти ни одного слова. Казалось, она совсем не слушала нас с женой. У меня создалось такое впечатление, будто она находится в состоянии безумной тревоги, почти ужаса.

– Лишь несколько недель спустя я узнал причину странного поведения Элизабет. Перед тем как идти к нам, она зашла к знакомому доктору и спросила его, следует ли ей принять наше приглашение: она боялась, что я могу попытаться отравить ее.

В понедельник, 3 апреля – это был первый день пасхальной недели, – едва войдя в мой кабинет, Элизабет спросила меня, нельзя ли ей поговорить со мной наедине. Шнюрхен, которая всегда отличалась большим тактом, встала и вышла из комнаты.

– Итак, – сказал я, когда мы остались одни, – чем могу быть полезен?

– Нельзя ли мне получить несколько дней отпуска на пасху? Мне очень хочется провести недельку с родителями в Будапеште. Я знаю, мне не полагается отпуска, но видите ли, мой брат в отпуске, и он тоже будет там.

Я пришел в восторг от её просьбы, и мне пришлось взять себя в руки, чтобы не показать этого. Как только она попадет в Будапешт, подумал я, отец сможет удержать ее. Она просто останется там, а я вышлю её багаж. Мне захотелось обнять девушку, когда я услышал эту просьбу. Но я достаточно хорошо знал Элизабет и был уверен, что, увидев мою радость, она может моментально изменить свое решение и отказаться от отпуска.

Поэтому я нахмурился и стал вертеть в руках карандаш.

– Гм…, – произнес я. – Вы избрали не очень подходящий момент. У вас ещё много незаконченной работы, и, кроме того…

– Я была бы так счастлива, если бы вы позволили мне поехать. Я обещаю вам закончить всю работу к четвергу.

– В таком случае, – сказал я, подавляя вздох облегчения, и при этом лицо мое немного смягчилось, – в таком случае я дам вам отпуск. Вы говорите, что хотите поехать в четверг?

– Если я сяду на поезд в четверг вечером, то успело к курьерскому самолету, отправляющемуся из Стамбула. Как вы думаете, смогу я попасть на него?

– На самолет? Не знаю, – ответил я, всё ещё стараясь сохранить суровый вид. – Может быть, мне удастся достать вам билет.

Когда я рассказал послу об этой удаче, он тоже был очень доволен.

– Отлично, – одобрил меня фон Папен. – Прекрасное решение. Этим же самолетом вам следовало бы послать объяснительное письмо её отцу. Я позабочусь о том, чтобы у неё был билет.

Во вторник и в среду Элизабет почти не появлялась в отделе. Она вежливо извинялась, говоря, что ей надо сделать много покупок. Я не возражал, хотя было совершенно ясно, что она не делала никаких попыток закончить работу до отъезда.

Однажды я встретил Элизабет в городе. Она несла большой сверток.

– Новое пальто, – сказала она с улыбкой. – Буду носить на пасхе в Будапеште.

В среду, накануне своего отъезда, она пришла в отдел и пробыла несколько часов. Работая над переводами, она весело мурлыкала про себя. Очевидно, она была очень благодарна мне за отпуск. Я начинал чувствовать, что, пожалуй, был немного несправедлив к этой девушке.

Элизабет заявила, что вернется обратно через неделю, считая сегодняшний день, что, хорошо отдохнув, она сможет серьезно заняться работой. Она обещала больше не причинять мне неприятностей, весело щебетала о своем брате и о том, с каким нетерпением ждет встречи с ним.

Я купил для неё билет до Стамбула. Как обычно, кассир заявил, что все билеты на этот поезд уже распроданы, и мне пришлось заплатить за билет двойную цену. Я с радостью сделал это и с удовольствием заплатил бы в три раза больше, только бы избавиться от неё таким легким способом.

Утром в четверг, то есть 6 апреля 1944 года, Элизабет пришла попрощаться со Шнюрхен и со мной. Сначала она подала руку Шнюрхен, пообещав ей привезти чудесное венгерское пасхальное яичко. Затем подошла ко мне и ещё раз поблагодарила за мою доброту. Я выразил желание проводить её на вокзал, но Элизабет просила меня не беспокоиться. Однако я оставил её билет дома. Кроме того, – но об этом я не сказал, – я хотел лично, убедиться, что она действительно уедет.

– В таком случае я не стану пока прощаться с вами, – сказала Элизабет, – ведь мы ещё увидимся перед отъездом.

Выходя из кабинета, она улыбалась. Это был единственный раз, когда я видел её счастливой.

В половине шестого я был на вокзале. Поезд уже стоял у перрона, хотя оставалось ещё почти полчаса до его отхода.

Фон Пален тоже был там. Он пришел на вокзал, конечно, не для того, чтобы проводить Элизабет, а чтобы попрощаться с испанским послом, который тем же самым поездом навсегда уезжал из Анкары. Я стоял у входа в вокзал, так как не хотел участвовать в этой полуофициальной беседе. В кармане у меня лежали билеты для Элизабет на самолет и на поезд.

«Почему эта несчастная девчонка не может явиться вовремя?» – подумал я, взглянув на часы. Впрочем, до отхода поезда оставалось ещё почти пятнадцать минут.

Я походил немного по привокзальной площади, а затем отправился обратно на перрон. Может быть, я не заметил, что она прошла и теперь была уже в поезде. Но её нигде не было видно.

За пять минут до отхода поезда я начал нервничать. Посол попрощался с испанским коллегой и пробирался к своей машине. У меня, очевидно, был взволнованный вид, так как, проходя мимо, фон Папен спросил:

– Она ещё не явилась, эта ваша Элизабет?

– Нет, господин посол.

– Хочет оставаться верной себе до конца, – сказал он и добавил: – Она, вероятно, явится, когда тронется поезд. Есть женщины, которые всегда опаздывают.

И он пошел дальше.

Элизабет не явилась. Поезд ушел без нее. С этим поездом уехал дипкурьер, в сумке которого лежало письмо, адресованное её отцу.

Теперь я уже не на шутку встревожился. Прямо с вокзала я отправился на квартиру, где она с недавнего времени жила с одной девушкой из посольства. Эта девушка открыла мне дверь, когда я позвонил.

– Где Элизабет? – спросил я.

Она ответила мне, что Элизабет уехала в три часа с двумя большими дорожными сундуками и чемоданом. Это показалось мне очень странным.

Я заглянул в её комнату, надеясь найти какой-нибудь намек на то, куда она могла скрыться. В комнате ничего такого не оказалось. Все комоды и шкафы были пусты. Казалось, она забрала с собой все, что у неё было.

Наконец, в одном из пыльных углов я обнаружил старое зимнее пальто Элизабет, это была единственная вещь, которую она не взяла с собой.

Теперь я был окончательно обескуражен. Я сел на её кровать и начал раздумывать, куда она могла исчезнуть.

Возможно, с ней произошел несчастный случай. Или, быть может, она покончила самоубийством? С Элизабет это могло случиться в один из её обычных приступов душевной депрессии. Где мне искать ее? И почему она забрала все свои вещи? После трех часов в этот день из Анкары не ушел ни один другой поезд, поэтому она всё ещё должна была находиться где-то в городе.

Я отправился обратно в посольство и рассказал фон Папену о происшедшем. Я редко видел его таким рассерженным.

– Вот что получается, когда мы берем на ответственную работу истеричных женщин, – сказал он.

Я молчал, а он ходил взад и вперед по своему кабинету. Время от времени он бросал на меня взгляды, в которых не было его обычной доброты. Затем он спросил:

– Что вы теперь намерены делать?

– Я буду продолжать искать ее, а если не найду, немедленно сообщу о случившемся в Берлин и поставлю в известность турецкую полицию.

Фон Папен покачал головой.

– С этим пока повремените. Она ещё может появиться. Если мы поставим в известность анкарскую полицию, то это дело может попасть в газеты, а ведь нам не нужны скандалы. Если случится самое худшее и мы должны будем сообщить об этом в полицию, то я сам сначала переговорю с министром иностранных дел.