Карлос Сафон - Тень ветра

• Название: Тень ветра
• Автор: Карлос Сафон
• Жанр: Современная проза
• Год: 2006
• ISBN: 5-353-02532-6

Действие романа начинается в 1945 году в Барселоне, где герой, будучи еще десятилетним мальчиком, знакомится с некой таинственной книгой, которая совершенно меняет его жизнь. На протяжении двадцати лет герой пытается разгадать тайны, связанные с этой книгой, встречая на своем пути странных незнакомцев, ослепительно красивых женщин, изучая заброшенные владения проклятого рода и пытаясь понять необъяснимые обстоятельства, связанные с жизнью людей, обуреваемых жгучей любовью и не менее жгучей ненавистью. Запутанный сюжет, словно скрученный по спирали, уводит читателя в неведомые тайны сознания, поражая воображение своей многозначностью.

Роман испанского писателя Карлоса Руиса Сафона «Тень ветра» имеет ошеломляющий успех не только на родине, где он выдержал около тридцати изданий, но и в других странах, он переведен более чем на 20 языков. Книга, которая продолжает лучшие традиции средневекового готического романа, удостоена ряда престижных литературных премий. Имя Сафона критика ставит в один ряд с именами Умберто Эко и Дэна Брауна.

---

Пенелопа Алдайя

Проспект Тибидабо, 32, Барселона

Открыв конверт, я достал письмо — сложенный вдвое листок цвета охры. Синие буквы складывались в слова и нервно скользили по бумаге, то почти исчезая, то вновь обретая цвет через каждые несколько слов. Все на этом листке несло на себе отпечаток прошлого: едва заметный след стоявшей на нем чернильницы, слова, нацарапанные тонким пером, плотная, шершавая на ощупь бумага. Расправив письмо на столе, я принялся читать его, затаив дыхание.

Дорогой Хулиан,

Сегодня утром я узнала от Хорхе, что ты в самом деле уехал из Барселоны и отправился в погоню за своими мечтами. Я всегда боялась, что из-за них ты так никогда и не будешь принадлежать мне, как, впрочем, и кому бы то ни было еще. Мне бы очень хотелось встретиться с тобой в последний раз, посмотреть в твои глаза и сказать все то, что не могу выразить в письме. Ничего не вышло так, как мы планировали. Я слишком хорошо тебя знаю, поэтому уверена, что ты никогда не напишешь, не пришлешь свой адрес, что ты захочешь стать другим. Я знаю, что ты возненавидишь меня за то, что я не пришла в назначенное место, как обещала. Знаю, что ты решишь, будто я предала тебя или струсила.

Я столько раз представляла тебя, одного в том поезде, убежденного в моей измене. Я столько раз пыталась разыскать тебя через Микеля, но он сказал, что ты больше не желаешь меня знать. Что тебе рассказали обо мне, Хулиан, какую ложь? Почему ты им поверил?

Теперь я понимаю, что потеряла тебя, потеряла все. Но даже сейчас я не могу позволить тебе уйти навсегда и забыть меня, не сказав тебе, что не держу на тебя зла, что я все знала с самого начала, знала, что однажды потеряю тебя и ты никогда не сможешь увидеть во мне то, что я вижу в тебе. Я лишь хочу, чтобы ты знал: я полюбила тебя с первого дня нашей встречи и все еще люблю тебя, сейчас даже больше, чем когда-либо, хотя это теперь не имеет для тебя значения.

Я пишу тебе тайком, чтобы никто не знал. Хорхе поклялся убить тебя, если снова встретит. Мне больше не позволяют выходить из дома, даже приближаться к окну. Не думаю, что они когда-нибудь простят меня. Кто-то, кому можно доверять, пообещал мне, что перешлет тебе это письмо. Не называю его имени, чтобы не скомпрометировать. Не знаю, прочтешь ли ты когда-нибудь мои слова. Но если это произойдет и ты решишь вернуться из-за меня, верю, что ты найдешь способ сделать это. Пока я пишу эти строки, я вижу тебя в том поезде, терзаемого мечтами, с душой, раненной предательством, бегущего от самого себя и от всех нас. Есть столько вещей, о которых я не могу рассказать тебе, вещей, которых мы не знали, и будет лучше, чтобы ты так никогда и не узнал о них, не узнал правду.

Я прошу у судьбы только одного: чтобы ты был счастлив, чтобы все, о чем ты мечтаешь, стало реальностью, и, хотя со временем ты меня забудешь, хочу, чтобы однажды ты понял, как сильно я тебя любила.

Навеки твоя,

Пенелопа.

17

Слова Пенелопы Алдайя, которые я читал и перечитывал в ту ночь, пока не заучил наизусть, стерли в моей душе впечатление от визита инспектора Фумеро. Я так и не уснул, завороженный письмом и голосом, который угадывался за его строками, а на рассвете вышел из дому. Отцу я оставил записку, что ухожу по делам и вернусь в лавку в половине десятого. Я вышел из подъезда, пустынные улицы едва различались в синеватой дымке, будто языком слизывавшей тени и лужи, оставшиеся от ночной измороси. Застегнув куртку до подбородка, я быстрым шагом направился к площади Каталонии. От лестниц в метро шел пар, отливавший медью в нежном утреннем свете. В железнодорожных кассах я купил билет третьего класса до станции Тибидабо. Вагон был полон посыльных, служанок, поденщиков, державших на коленях бутерброды размером с кирпич, завернутые в газету. Я прислонился головой к окну и прикрыл глаза, а поезд, углубившись в черноту бесконечных туннелей, быстро нес меня по недрам города к подножию Тибидабо. Когда он вновь вынырнул на свет, мне показалось, будто я уже в другой Барселоне. Над городом медленно вставало солнце, и его пурпурные лучи пронизывали облака, рассыпаясь огненными брызгами по фасадам вилл и дворцов на проспекте Тибидабо. Голубой трамвай лениво полз по рельсам в туманной мгле. Я побежал и успел вскочить на заднюю площадку под строгим взглядом кондуктора. Трамвай был почти пустой: только двое монахов и дама с пепельно-серым лицом, одетая в траур, плавно покачивались, убаюкиваемые размеренными движениями этой повозки с невидимыми лошадьми.

— Мне только до дома тридцать два, — сказал я кондуктору, улыбаясь своей самой приветливой улыбкой.

— Да хоть на край света, мне-то что, — возразил он с безразличием в голосе. — Билеты здесь оплачивают даже солдаты Господа нашего. Или раскошеливайся, или пошевеливайся. Ну, за рифму я, понятно, с вас денег не возьму.

Монахи-францисканцы, в сандалиях на босу ногу и коричневых рясах из мешковины, дружно закивали, в качестве доказательства демонстрируя мне розовые билеты.

— Ну, тогда я лучше сойду, — сказал я. — У меня нет мелких денег.

— Как хотите. Но только подождите до следующей остановки, не хватало мне, чтобы вы попали под колеса.

Трамвай двигался едва ли не со скоростью пешехода, скользя по тени деревьев, вдоль стен и садов, похожих на замки особняков, где, как мне казалось, так приятно было бы побродить среди статуй, фонтанов, конюшен и скрытых от посторонних взоров часовен. Высунувшись из окна, я различил вдали силуэт «Эль Фраре Бланк», такой четкий на фоне деревьев. Доехав до угла улицы Романа Макайя, трамвай замедлил ход и плавно остановился. Водитель позвонил в колокольчик, и кондуктор строго взглянул на меня:

— Эй, хитрец, поторопитесь, вот он, дом тридцать два, прямо здесь.

Я вышел, а голубой трамвай медленно растворился в тумане. Я перешел через дорогу и оказался у самой резиденции семьи Алдайя. Кованые решетки ворот, увитые плющом, почти скрывала густая листва. В резных железных переплетениях угадывалась маленькая наглухо запертая калитка. Вверху решетки, словно свернувшиеся кольцом черные железные змеи, проступали цифры «32». Я хотел было заглянуть внутрь и рассмотреть дом, но с улицы едва были видны лишь очертания выступов и сводов темной башни. Из замочной скважины калитки, как кровь, сочилась ржавчина. Присев на корточки, я попытался сквозь это отверстие взглянуть на внутренний двор, но смог увидеть лишь густые заросли сорной травы и беспорядочно разросшегося кустарника, и что-то еще, показавшееся мне фонтаном или прудом, откуда поднималась рука, указывая в небо. Мне понадобилось несколько мгновений, чтобы понять, что рука была мраморная и что в глубине фонтана виднелось еще много каменных силуэтов, которые я не смог хорошо рассмотреть. Чуть дальше, в зарослях, виднелась полуразрушенная мраморная лестница, засыпанная мусором и палой листвой. Богатство и слава семьи Алдайя много лет назад покинули этот мрачный дом. Теперь это место превратилось в гробницу.

Сделав несколько шагов вдоль ограды, я свернул за угол, чтобы получше рассмотреть южное крыло дома. Отсюда открывался вид на одну из башен особняка. В то же мгновение краем глаза я заметил тощую фигуру человека в голубом халате, который размахивал метлой, терзая груду сухой листвы на тротуаре. Он смотрел на меня с некоторым подозрением, и я предположил, что это привратник одного из соседних владений. Я широко улыбнулся ему, как умеют улыбаться лишь те, кто много часов провел за прилавком.

— Доброе утро, — приветливо начал я. — Вы случайно не знаете, как долго дом Алдайя стоит запертым?

Он посмотрел на меня так, словно я спросил его о квадратуре круга, а потом задумчиво потер подбородок пальцами, желтоватый цвет которых демонстрировал пристрастие их владельца к сигаретам без фильтра. Я тут же пожалел, что не захватил с собой пачку сигарет, чтобы снискать расположение привратника. Я даже пошарил в карманах куртки в поисках подношения, которое обеспечило бы мне его благосклонность.

— Да уж лет двадцать — двадцать пять, — сказал привратник смиренным голосом человека, против своей воли обреченного всю жизнь находиться в услужении.

— А вы сами давно здесь?

Привратник кивнул:

— Давненько, почитай с двадцатого служу у господ Миравель.

— А вы не знаете, что стало с семьей Алдайя?

— Ну, вы, верно, слышали, они почти все потеряли во времена Республики, — сказал он. — Как говорится, что посеешь… Я слышал кое-какие разговоры в доме хозяев, сеньоры Миравель прежде водили дружбу с Алдайя. Говорят, их старший сын, Хорхе, уехал за границу, в Аргентину. У них там фабрики были или что-то в этом роде. Очень богатые были люди, очень. Эти-то, даже падая, встают на ноги. У вас, случайно, не найдется сигаретки?