Снегов Снегов - Прометей раскованный

• Название: Прометей раскованный
• Автор: Снегов Снегов
• Издательство: Детская литература
• Жанр: История
• Год: 1972

  В этой повести рассказывается о том, как впервые была раскована атомная энергия и как вспыхнула борьба за мирное ее использование, за то, чтобы она не попала в руки Гитлера, не стала орудием массового уничтожения и атомного шантажа.

      В повести описаны события драматической борьбы между учеными-атомщиками западных стран в предвоенные годы и в годы войны.

      Работы советских физиков лишь упомянуты, а не развернуты — полное их изложение заслуживает того, чтобы стать темой отдельной книги.

---

Президент Национального Фронта Освобождения Фредерик Жолио метал в немецкие танки пластиковые бомбы, изготовленные в его институте.

На улицах ещё стреляли, когда он с триумфом возвратился в Коллеж де Франс. В опустошённых лабораториях гулял ветер, надо было начинать всё сначала. В разгар уборок и ремонта институт посетили американские военные. Их возглавлял хорошо известный Жолио профессор Сэм Гоудсмит. На рукавах гостей была странная эмблема — белая буква альфа, перечёркнутая красной молнией. Ни Гоудсмит, ни его офицеры не сказали Жолио о том, что означает эта эмблема, а она имела прямое касательство к Жолио: Гоудсмит возглавлял секретный отряд «Алсос», в задачу которого входил захват немецких ядерщиков и разведка работ по атомной энергии, совершаемых в Европе.

— Вам много придётся потрудиться, пока институт придёт в прежнее состояние, Жолио,— скептически заметил Гоудсмит.

— Справимся! — весело воскликнул Жолио.— Главная наша задача — восстановить циклотрон и возвратить в Париж старых сотрудников. Как вы думаете, скоро вернутся из Америки Халбан, Коварски, Оже, Герон и Гольдшмидт?

Гоудсмит сделал вид, что не слышал вопроса.

В одной из комнат они увидели американского солдата, стоявшего на часах у двери. Комната была завалена бутылками с тёмной жидкостью, жестяными цилиндрами и набитыми пластиковыми мешочками. Охранник был бледен и испуган.

— Не ходите дальше, полковник! — сказал он разведчику, сопровождавшему Гоудсмита.— Это адская кухня, а не научная лаборатория. Всё, что вы здесь видите,— взрывчатка и горючие смеси. Утром был воздушный налёт, и я каждую минуту ожидал, что вот-вот меня разнесёт, а останки поджарит.

— Чем занимался в Париже нобелевский лауреат! — со смехом воскликнул Гоудсмит.— Самодельные бомбы, как в какой-нибудь средневековой мастерской!

—  Теперь этому конец! Я жду моих помощников, чтобы заняться совсем другими проблемами. Вы не ответили на мой вопрос, Гоудсмит: когда их отпустят?

Гоудсмит молча смотрел себе под ноги. Жолио задавал слишком трудный вопрос. Недавно было опубликовано сообщение, что в годы войны Жолио вступил в Коммунистическую партию. Гоудсмит получил из Вашингтона паническую шифровку: никаких дружеских контактов с французским физиком! Выведывать у него, что он сделал по атомной проблеме — да. Что-либо ему сообщать о работах в Америке — нет, ни в коем случае! Французским ядерщикам обратная дорога во Францию была надолго закрыта. Практически они находились под необъявленным арестом. Сотрудники Жолио должны были служить интересам Соединённых Штатов, а не бурлящей, наполовину коммунистической Франции.

И Гоудсмит ответил с подчёркнутой осторожностью:

—   Жолио, не я решаю эти дела. Мне кажется, впрочем, что многое будет мешать скорому возвращению ваших друзей в Париж.

4. Ядерному оружию - нет!

Жолио в Париже приступил к восстановлению своих лабораторий в Коллеж де Франс, Сэм Гоудсмит во главе отряда «Алсос» двигался дальше на восток.

И по мере того как он следовал за войсками — а один раз даже и обогнав наступающие войска — в глубь Германии, становилось всё очевидней, что немцы не только не создали атомного оружия, но и не сконструировали ни одного действующего атомного реактора. В этом уверял Гоудсмита ещё Жолио, хорошо знавший от Гентнера состояние немецких урановых исследований, об этом свидетельствовала переписка немецких атомщиков, захваченная в Страсбурге, об этом с охотой рассказывали сами немецкие физики, которых арестовывали поочерёдно то в Гейдельберге, то в Гамбурге, то в Лейпциге, то в горных деревушках южной Германии, где фашисты пытались создать, но так и не создали «альпийскую крепость».

Нет, сами немецкие физики не расписывались в своём провале! Были ли они гитлеровцами или антинацистами, почти в каждом из них хотя и в разной мере, но гнездилась национальная ограниченность и национальное высокомерие. Немцы были в их глазах избранным народом, первым народом мира, они всегда шли впереди всех, впереди всех находятся и сейчас: не то чтобы обогнать их в исследованиях расщепления урана, но и приблизиться к их достижениям никто не сумел — таково было их наивно-самодовольное представление о себе.

И даже сегодня поражаешься удивительной слепоте этих, в общем-то, незаурядных учёных, осторожно намекавших вежливо выслушивающему их Гоудсмиту на то, что они владеют важными секретами, и пытавшихся выторговать себе какие-то льготы за раскрытие этих секретов. И удивлялись и даже про себя возмущались тупости руководителя миссии «Алсос», так и не внявшего их намёкам! Лишь впоследствии они разобрались, что то была не тупость, а замаскированное вежливое презрение к ним самим.

И только когда страшное эхо Хиросимы донеслось до самых отдалённых уголков земли, немецкие учёные стали прозревать...

Летом 1945 года группа арестованных немецких физиков находилась под охраной в Англии на вилле Файн-Холл. Немцы понятия не имели, что везде расставлены подслушивающие аппараты, и разговаривали между собой с полной откровенностью. 6 августа Виртц услышал в радиопередаче о том, что на Хиросиму сброшена атомная бомба тротилловой мощностью в 20 000 тонн. Он кинулся с этой потрясающей новостью к своим коллегам. Немедленно вспыхнула дискуссия, тайно записанная на плёнку. Вот отрывки из неё.

Ган. Это дело в высшей степени сложное. Если американцы действительно сделали атомную бомбу, то все вы просто посредственности. Бедный старина Гейзенберг!

Гейзенберг. Разве в связи с этой атомной бомбой упоминалось слово «уран»?

Ган. Нет.

Гейзенберг. Тогда атомы тут ни при чём. Насколько могу судить, какой-то дилетант в Америке утверждает, что у такой бомбы мощность в двадцать тысяч тонн взрывчатого вещества, но ведь это нереально.

Ган. Как бы там ни было, Гейзенберг, вы посредственность и можете спокойно укладывать чемоданы.

Гейзенберг. Я полностью согласен... Это, вероятно, бомба высокого давления, и я не могу поверить, что она имеет что-то общее с ураном. Скорей всего, им удалось найти химический способ гигантского увеличения силы взрыва.

Ган. Если им действительно удалось сделать эту штуку, сохранение этого факта в секрете делает им честь.

Виртц. Я рад, что у нас бомбы не оказалось.

Вейцзеккер. Это ужасно, что американцы сделали её. Я думаю, это сумасшествие с их стороны.

Гейзенберг. Можно с равным успехом сказать и по-другому: это быстрейший способ закончить войну.

Ган. Только это меня и утешает. Я думаю, все мы согласны с Гейзенбергом, что это был блеф.

Гейзенберг. Для нас, занимавшихся этим пять лет, вся эта история выглядит довольно странной.

Но в девять часов вечера по радио была передана более полная информация. Сомнениям уже не осталось места. Разговоры немецких физиков приняли другой характер. Теперь они задумались, хотя и несколько поздно, и над глубокими причинами своих неудач, и над моральной ответственностью учёных перед человечеством, и над политическими последствиями открытия ядерного деления.

Вот некоторые записи.

Коршинг. Американцы оказались способными на координацию усилий в гигантских масштабах. В Германии это оказалось бы невозможным. Там каждый стремился бы всё сосредоточить у себя.

Гейзенберг. Пожалуй, впервые серьёзная финансовая поддержка стала возможной лишь весной 1942 года, после встречи у Руста, когда мы убедили его в своей уверенности в успехе. Но мы не имели морального права рекомендовать своему правительству весной 1942 года потратить сто двадцать тысяч марок на одно лишь строительство.

Вейцзеккер. Я думаю, основная причина наших неудач в том, что большая часть физиков из принципиальных соображений не хотела этого. Если бы мы все желали победы Германии, мы наверняка добились бы успеха.

Ган. Я в это не верю, но я всё равно рад, что нам это не удалось.

Багге. Мне кажется, заявление Вейцзеккера — абсурд. Конечно, не исключено, что с ним так и было, но обо всех этого сказать нельзя.

Гейзенберг. И всё-таки как они этого достигли? Я считаю позорным для нас, работавших над тем же, не понять, по крайней мере, как им это удалось.

Вейцзеккер. У русских наверняка нет бомбы. Американцы и англичане сделают из неё политическое оружие. Конечно, это неплохо. Однако мир, достигнутый таким путём, сохранится лишь до того момента, пока русские сами не сделают бомбы. После чего война неизбежна.

Через несколько дней Вейцзеккер в разговоре с друзьями первый среди них сделает для себя определённую намётку дальнейшего политического поведения.