Редьярд Киплинг - Ким

• Название: Ким
• Автор: Редьярд Киплинг
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 1996

Увлекательная история необыкновенных приключений мальчика-шпиона, сына индийской женщины и английского офицера.

---

Несколько позже на Большой дороге появилась брачная церемония с музыкой и криками, с запахом златоцвета и жасмина, заглушавшим даже запах испарений и пыли. Видно было, как носилки невесты — красные с блестками — качались в тумане и как украшенный венком пони жениха повернул в сторону, чтобы ухватить клочок сена из повозки проезжего крестьянина. Ким присоединился к фейерверку пожеланий и грубых шуток, желая новобрачным сто сыновей и ни одной дочери, как говорит пословица. Еще больше интереса и криков вызвало появление бродячего фокусника с плохо обученными обезьянами, еще одного, с задыхающимся, слабым медведем, женщины с привязанными к ногам козьими рогами, танцевавшей на слабо натянутом канате. Лошади шарахались в сторону, и громкие, пронзительные крики изумленных женщин оглашали воздух.

Лама все время не подымал опущенных глаз. Он не замечал ни ростовщика, поспешно ехавшего на пони, чтобы собирать свои безжалостные проценты, ни маленькой, громко кричащей низкими голосами толпы туземцев-солдат, еще только начинавших обучаться военному делу и получивших отпуск. Они радовались, что освободились от штанов и мундиров, и говорили самые ужасные вещи почтеннейшим женщинам. Он не видел даже продавца воды из Ганга, а Ким ожидал, что он, по крайней мере, купит бутылку этого драгоценного напитка. Лама упорно смотрел в землю и непоколебимо шел час за часом, душа его витала где-то в другом месте. Но Ким был на седьмом небе от радости. В этом месте Большая дорога шла по насыпи, устроенной для предохранения от потоков, стремившихся с гор зимой. Насыпь немного возвышалась над окружавшей ее местностью и представляла собой величественную террасу, откуда была видна Индия, простиравшаяся направо и налево от него.

Чудесно было видеть тянувшиеся по проселочным дорогам повозки с зерном и хлопком, в каждую из которых было запряжено по несколько волов, слышен был приближающийся скрип их осей, раздававшийся сначала за милю. С криками, визгом и ругательствами подымались возчики на крутой склон и направлялись к твердой главной дороге, осыпая бранью друг друга. Красиво было также наблюдать за молодыми, которые маленькими группами красного, синего, розового, белого и желтого цвета сворачивали с дороги, чтобы идти в свои селения, видеть, как они рассеивались и шли по два-три человека по равнине. Киму очень нравилось все это, хотя он не мог выразить своих чувств и потому довольствовался тем, что часто покупал очищенный сахарный тростник и усердно выплевывал сердцевину на дорогу. Лама временами нюхал табак. Наконец, Ким не мог более вынести молчания.

— Хорошая здесь страна — южная страна! — сказал он. — Хорош воздух, хороша вода! А?

— А все они все-таки подчинены Колесу Всего Сущего, — сказал лама. — Связаны переходом от одной жизни к другой. Никому из них не указан Путь. — Он насильно заставил себя вернуться в здешний мир.

— А теперь мы прошли долгий путь, — сказал Ким. — Наверно, мы скоро придем к какому-нибудь «парао» (место отдыха). Остановимся мы там? Солнце склоняется к закату.

— Кто примет нас сегодня вечером?

— Не все ли равно? Эта страна полна добрых людей. К тому же, — он понизил голос до шепота, — у нас есть деньги.

Толпа увеличивалась по мере того, как они приближались к «парао», представлявшему собой конец их путешествия на этот день. Ряд палаток, в которых продавалась очень простая пища и табак, поленница дров, полицейский пост, колодец, водопой для лошадей, несколько деревьев и под ними истоптанная земля, покрытая черной золой от костров, — вот отличительные признаки «парао» на Большой дороге, если не считать голодных нищих и таких же голодных воронов.

К этому времени солнце уже начало бросать свои длинные, холостые стрелы сквозь нижние ветви манговых деревьев. Попугаи и голуби сотнями возвращались домой; шум и суматоха в ветвях указывали, что ночные птицы собирались в свои похождения. Свет быстро угасал, окрасив на мгновение лица людей, колеса повозок и рога быков в кровавый цвет. Потом наступила ночь, изменив направление ветра: низкой, ровной дымкой, похожей на легкую синюю вуаль, она затянула лицо земли, принеся сильный, отчетливый запах леса, скота и вкусных пшеничных пирожков, жаренных на золе. Вечерний патруль поспешно вышел из полицейского участка, важно покашливая и повторяя приказания. Древесный уголь в чашечке трубки возчика горел ярким красным пламенем. Ким машинально наблюдал за мерцанием последних лучей солнца на медных щипцах.

Жизнь в «парао» очень походила на жизнь в Кашмирском караван-сарае, только в меньших размерах. Ким окунулся в счастливый азиатский беспорядок, среди которого нетребовательный человек, если будет иметь терпение, найдет все, что ему нужно.

Требований у него было мало: так как у ламы не было кастовых предрассудков, то им годилась любая пища из лавочки, но он позволил себе роскошь: купил кизяка, чтобы разводить огонь. Расхаживавшие вокруг небольших костров люди требовали масла, хлеба, сладостей, табаку, толкались, дожидаясь очереди, у колодца. Из остановившихся закрытых повозок среди мужских голосов слышались громкий визг и хихиканье женщин, лица которых не должны были быть видны публике.

Современные образованные туземцы считают, что, когда их женщины путешествуют — а они очень часто ездят в гости, — лучше везти их по железной дороге в хорошо закрытом купе, и этот обычай распространяется в стране. Но всегда остаются люди старого толка, держащиеся обычаев предков, и, главное, всегда бывают старухи, более консервативные, чем мужчины, которые к концу своих дней отправляются в паломничество. Так как они высохли и не могут вызывать желаний, то, в некоторых случаях, не отказываются снимать покрывала. После долгого заточения, во время которого им, впрочем, приходилось соприкасаться по делам с тысячами внешних интересов, они любят шум и движение на открытой дороге, собрания у жертвенников и возможность бесконечной болтовни с единомышленницами-вдовами. Часто для какой-нибудь многострадальной семьи бывает очень удобно, чтобы старая женщина с бойким языком, железной волей ходила таким образом по Индии, потому что паломничество, несомненно, угодно богам. Во всех частях Индии, в самых отдаленных, как и в самых бойких местах, встречается кучка седых слуг, машинально охраняющих старую женщину, более или менее укутанную в покрывала и скрывающуюся в запряженной волами повозке. Это почтенные, осторожные люди, и, когда вблизи находится европеец или туземец высшей касты, они окружают порученную им женщину целой сетью самых утонченных предосторожностей. Вообще же старой женщине бывает не чуждо ничто человеческое. Ким заметил нарядно убранную семейную повозку с вышитым балдахином, с двумя шатрами, похожую на двугорбого верблюда и запряженную волами, которые только что привезли ее в «парао». Ее сопровождало восемь человек, двое из которых были вооружены заржавленными саблями — явный признак, что они сопровождали какое-нибудь значительное лицо, так как простые люди не носят оружия. Из-за занавесей слышался все увеличивавшийся шум жалоб, приказаний, шуток и, как показалось бы европейцу, ругани. Очевидно, то была женщина, привыкшая властвовать.

Ким критически оглядел ее свиту. Половину составляли тонконогие, седобородые урья из южной части страны. В другой половине были горцы с севера в одеждах из шерстяной материи, в войлочных шляпах. Эта смесь говорила сама за себя, если бы даже Ким не подслушал постоянных препирательств между двумя отрядами. Старая дама ехала в гости на юг, вероятно, к богатому родственнику, почти наверно к зятю, который прислал ей конвой в знак уважения. Горцы были ее соплеменниками из Кулу или Кангры. Ясно было, что она не везет дочь, чтобы выдать ее замуж, иначе занавеси были бы крепко затянуты и стража не подпускала бы никого близко к повозке. «Веселая и смелая дама», — думал Ким, подбрасывая кусок кизяка одной рукой, а в другой держа приготовленное кушанье и подталкивая плечом ламу, чтобы провести его через толпу. Может быть, из этой встречи и выйдет что-нибудь. От ламы нельзя ожидать помощи, но Ким, как добросовестный ученик, попросит за двоих.

Он развел огонь насколько возможно ближе к повозке, в ожидании, что кто-нибудь из слуг прогонит его. Лама устало упал на землю, словно отяжелевшая летучая мышь, и снова принялся перебирать четки.

— Отойди подальше, нищий! — крикнул один из горцев на ломаном индостанском языке.

— Ух! Это только «пахари» (горец), — сказал Ким через плечо. — С каких пор горные ослы владеют Индостаном?

В ответ послышался быстрый и блестящий очерк родословной Кима за три поколения.

— Ах! — Голос Кима был особенно нежен: он ломал кизяк на мелкие куски. — В моей стране это называется началом любовного разговора.

Раздавшийся за занавесями тихий, грубый смех подбавил энергии горцу для второго выстрела.