Остин Гроссман - Скоро я стану неуязвим

• Название: Скоро я стану неуязвим
• Автор: Остин Гроссман
• Издательство: АСТ
• Жанр: Героическая фантастика
• Год: 2009

Роман американского писателя и сценариста видеоигр (в их числе — «System Shock», «Deus Ex», «Clive Barker's Undying», «Thief: Deadly Shadows», «Tomb Raider: Legend») Остина Гроссмана построен как чередование рассказов двух персонажей — Доктора Невозможного и Фаталь. Доктор Невозможный называет себя суперзлодеем вида «безумный гений» — он страдает от «злокачественной гиперкогнитивной дисфункции» (синдром «злого умника»). Фаталь — это киборг женского пола. Роман начинается с того, что она присоединяется к группе супергероев под названием «Чемпионы»…

Это электронное издание — дебютная книга автора на русском языке.

---

Охранники ушли. Считают, что герои могут сами о себе позаботиться. А лезвия-то мне совсем не нравятся… В большинстве штатов это незаконно, между прочим. Никакой супергерой не станет такое имплантировать, если не намерен убивать.

Чего от меня ждут? Полного признания?

— Слушай. Ели это сделал не ты, значит — твой друган. Вы все между собой общаетесь. Если укажешь нам нужного парня, может, и тебе кое-что обломится.

По законам жанра, этот допрос пробуксовывает. Феному недостает пространности рассуждений, свойственной истинно талантливым мучителям, но мне ясно, что они не отступят. Похоже, кто-то немало потрудился, устраивая визит, и мальчишки не хотят уйти с пустыми руками. Им нужна зацепка, громкая история, памятный момент: в противостоянии с ними Доктор Невозможный дрогнул!

— Ну же! Кто? Кровавый? Фараон? Твоя подружка Лили? Давай, Эйнштейн… Говори!

Он кричит мне в ухо. Горячее дыхание шевелит волосы.

— Ты, типа, умный, да? Слышишь меня? Эй, лузер! Придурок!

Мы оказываемся лицом к лицу.

— Я. Настоящий. ГЕНИЙ! — Слова выкипают наружу; я даже не думаю, что говорю.

Они переглядываются. Что-то касается моей щеки. Мир подпрыгивает, я лечу на пол, скольжу щекой по кафельной плитке. Надо признать, у Фенома отличная скорость. Я и глазом моргнуть не успел.

Прошло несколько секунд. Я все еще привязан к стулу. Пол-лица онемело. Рука застряла между прутьями спинки; пытаюсь подняться на колени.

— Получай, сволочь!

Феном скачет по комнате, лупит по воздуху, точно боксер. Блютус поднимает меня с пола вместе со стулом, усаживает прямо.

— Папа сказал, нельзя… — Он впервые открывает рот.

— Расслабься! Это же Доктор Невозможный! Кому какое дело!

Он бьет меня по лицу с другой стороны; на этот раз я почти чувствую удар. Давненько я ничего в полную силу не чувствовал. Пролетев через всю комнату, я торможу носом в стену. Блютус снова поднимает меня. Немного кружится голова; хорошо, что клинков не выпускает.

Феном опять за старое.

— Ну, продолжить? Способностей-то никаких, кроме мозгов. От грубой силы ты быстро сломаешься. Зубы посчитать?

Я сплевываю.

— Досмеетесь, когда сдвину… — Я обрываю фразу; план, разработанный в тюрьме, крутится на кончике языка. Зачем я всегда все рассказываю?

Перевожу взгляд с него на Блютуса, и вижу совсем иное: лежу на спине, но в другом помещении. Большая комната с кафельным полом. Упал на что-то мягкое — оно размазалось, впиталось в штаны. На меня смотрят какие-то люди.

Все еще слышу голос Фенома.

— Ну, и что будет? У тебя же ничего нет! Ни приспособлений, ни штуковин. Ты всего лишь мужик в оранжевой робе… Долго ли продержишься?

Тут происходит что-то странное. Декорации меняются, я снова в школе Петерсона. Вижу в толпе Джейсона, старосту класса. Он, держа поднос с обедом, глядит поверх затылков младших учеников: тощего подростка, который потом станет называть себя Черным Волком, и Девы — высокой и молчаливой. Не помню, чтобы в тот день они встали на защиту слабых и беспомощных.

— Думаешь, ты умный? Думаешь, очень умный? Ну-ка, покажи, какой ты умный!

В чем дело? И тут до меня доходит — психическая атака. Что ж, мне не впервой. Блютус — не компьютер, а телепат. Парочка не так проста, как кажется. Они пришли, имея в голове план. Феном меня избивает и допрашивает, а Блютус копается в мозгу, вытаскивая воспоминания. В свете флуоресцентных ламп сразу не заметишь, что узоры на лице Блютуса пульсируют.

— Давай, Блю! Девятый класс, чувак, помнишь?

— Он э… подожди-ка. Кое-что есть! — говорит Блютус, поднося руки к голове.

— Цепляй!

Следующий удар — как гром. Должно быть, бил изо всех сил. Ничего хорошего не предвидится. Нужно что-то делать. Что-то сказать. В случае психической атаки необходимо одно — вернуть контроль.

— Слушай… Эй, малый! — Оба остановились, уставились на меня. — Хочешь знать, что случилось со Сполохом? — Голос у меня какой-то невнятный, губы распухли.

Пробую еще раз:

— Подойдите. Расскажу вам сказку.

— Черт! Ты уж постарайся! — Феном опускает руки. Оба замирают и слушают.

— Однажды… давным-давно… жила-была девочка…

Они оторопело переглядываются, но слушают. Блютус поднимает меня вместе со стулом, как упавшую шахматную фигурку.

Я продолжаю. Блютус все еще ковыряется у меня в памяти, где хватает секретов. Мой план, например — чем заняться, когда я отсюда выйду; настоящее имя… впрочем, похоже, оно уже известно.

Перебираю воспоминания. Думалось, в школе Петерсона все будет по-другому, но никаких изменений не произошло. Все так же я проводил дни у себя в комнате, мало чем отличающейся от нынешнего обиталища. Я читал, заполнял блокноты рисунками и безумными идеями. Однажды, построив машину времени, чтобы попасть во времена Пунических войн, не удержался и заглянул к себе окно, в те тяжкие времена, когда мой гений еще не осознал своей гениальности.

Я продолжаю:

— И девочка та должна была спрясть солому в золото. Ее посадили в темницу и дали гору соломы. Но на помощь к ней пришел карлик.

Феном снова бьет — теперь вполне чувствительно. Я не могу увернуться от удара, и сейчас не слишком неуязвим. Блютус бросает взгляд на смотровое окно, но мне кажется, им не очень важно, что там. Даже если они меня убьют, им особо ничего не будет. Может, и вообще ничего. Интересно, когда он пустит в ход клинки?

— Вот только ей нужно отгадать его имя. А имени никто не знает. Она не знает. Король не знает. В деревне не знают.

— Ну, хватит. Поддай-ка, Блю. Этот тип нам ничего не скажет.

Не помню, что там дальше, да и без разницы. Стараюсь, чтобы голос не дрожал. Неизвестно, сколько еще выдержу.

— Карлик все приходил к ней и спрашивал: «Как меня зовут? Как меня зовут?».

Феном беспокойно переминается:

— Ладно, док. Хочешь поиграть с Феномом?

Клинки выскальзывают из укрытий на обоих предплечьях, каждый с полтора фута длиной. Он работает напоказ, устраивает представление для приятеля. Блютус бросает косой взгляд на смотровое окно, но там нет ничего опасного. Теперь уже скоро; я чувствую это всем своим измененным кровотоком.

— Тогда она просто спросила, как его зовут, а он говорит… — правильно рассказываю? Не помню.

Феном моментально оказывается подле меня, лицом к лицу, одна рука прижата к груди, лезвие у горла. Чувствую, передние ножки стула отрываются от пола. Готовлюсь погибнуть как истинный суперзлодей.

— Эта сволочь сражалась с моим отцом!

— Слушайте. Карлик отвечает… — Я просто хочу договорить.

— Джаред, он… — Блютус протягивает руку, но он слишком далеко. Феном вполоборота смотрит на приятеля. Стул кренится, и вдруг опрокидывается. Я вижу только потолок.

Ну почему так всегда? Я об этом позабыл. Как-то даже успокоился… Воспоминания о школе Петерсона смешались с событиями сегодняшнего дня. В комнате с кафельным полом все стоят и смеются надо мной, а я лицом в унитазе… Я медленно иду прочь, с пустым взглядом, не помня себя от унижения. Где-то там, во тьме позора, заключил я вечный союз с наукой, гением и злобой. Как же я все это позабыл?

— Румпельштильцхен!!! — ору я. Подтягиваю под себя ноги, вскидываюсь и изо всех сил пяткой бью в подбородок Фенома. Обычному человеку перелом шеи и челюсти гарантирован, но скелет Фенома почти целиком из металла. Он выдержит.

Перекатываюсь на бок, поднимаюсь на колени… Блютус таращится, раскрыв рот. Перехожу к самой опасной процедуре: Феном распростерт на полу, удачно вытянув руку, и я откидываюсь назад, с размаха ударяясь наручниками о титановый клинок нового поколения. Надавливаю всем весом, и через несколько секунд острие впивается в оковы. Металл подается, и вот я свободен!

Приподнимаюсь — рука все еще продета сквозь прутья стула — и обрушиваю всю конструкцию на лысую голову Блютуса. В клетушке для допросов раздается грохот, как от разорвавшейся бомбы. Еще удар — и стул разваливается на куски.

Как же я забыл? Жизнь подсовывает тебе лимоны? Выжми из них сок! Сделай невидимые чернила… ядовитую кислоту… плесни ее в глаза!

Феном опять на ногах; пошатывается, но цел. Руки вскинуты, клинки наружу. Любой способен срезать голову, как цветок одуванчика. Ныряю под клинки, впечатываюсь плечом в его солнечное сплетение. Мелькает мысль: успею ли? Надо же, сражаюсь с детьми старых врагов. Что у них новенького? Обхватываю его рукой за пояс и швыряю к стене.

Он молод, здоров, полон биотехнических модификаций, но, кажется, никогда не учился драться врукопашную. Я пригвоздил его! Шлем слетает с головы и с лязгом падает на пол. Белобрысый мальчишка, совсем сопляк. От него пахнет шампунем и одеколоном. Звенит сигнализация. Он пытается вырваться, но я держу крепко, ему не разорвать захват. Запыхавшись, он ругается, бьется… Если высвободит клинок — все кончено. Блютус корчится сзади, пытается встать на ноги.