Сергей Ермаков - Поп-звёздные войны (Поцелуй змеи)

• Название: Поп-звёздные войны (Поцелуй змеи)
• Автор: Сергей Александрович Ермаков
• Жанр: Боевик

Загадка из загадок – кому могла помешать популярная певица Татьяна до такой степени, что к ней подослали киллера? Хотя при здравом рассуждении врагов она может насчитать много: это и стареющая поп-дива Милена Дольская, которую Татьяна буквально вытесняет со сцены, это и ее собственный продюсер Бальган, которому в случае ее смерти обломится нешуточный куш, это и любовница Бальгана, у которой свои причины ненавидеть молодую звезду эстрады... А в роли киллера мог выступить... майор милиции Прохоров, сам и расследующий покушения на Татьяну. Словом, вариантов хватает, а истина как была в тумане, так и остается. Всплывает неожиданно и оказывается ошеломляющей...

Файл взят с СИ (http://zhurnal.lib.ru/e/ermakow_s_a/kiss.shtml)

---

Возможно, он думает, ну, было – пригрозил известной певице смертью в состоянии огорчения и сам уже забыл об этой угрозе сказанной сгоряча. В любом случае для Краба и Татьяны это был шанс разыскать Коваленко раньше Прохорова и потолковать с ним на эту тему. И если парень действительно не при чем – посоветовать ему самому придти в милицию, а не дожидаться когда приедет группа захвата и переломает ему кости. После того как композитор попадет в руки органов правосудия, Прохоров точно заставит его сознаться, что это именно он стрелял в Татьяну в ночном клубе и убил ее телохранителя.

Краб посмотрел на часы и сказал, что лучше бы им было приехать в "Жемчужину" ближе к окончанию работы Коваленко. Татьяна согласилась и предложила пока чего-нибудь перекусить. Они пошли на кухню, Татьяна полезла в холодильник, чтобы что-нибудь приготовить, а Краб взял с собой компакт-диск с песнями композитора Коваленко и поставил его в музыкальный центр, который стоял в кухне Татьяны на подоконнике. Первые же аккорды песен привлекли к себе внимание даже равнодушного к песнопению Краба – было в них что-то такое, что заставляло отвлечься от дел и прислушаться. И Татьяна тоже заинтриговано оглянулась.

– А ничего песенка, бодренькое начало, – сказала она.

Песня называлась, несмотря на бодренькое начало, "Я неудачник" и в ней приятным мужским баритоном пелось о том, что как герой песни не старается пробиться в жизни, ничего у него не получается и все идет наперекосяк. Этот пессимистичный настрой, вероятно, и определил последующую творческую карьеру исполнителя и автора песни, отчего Коваленко и не везло. Но не смотря на эти маленькие замечания, все равно эта песня про неудачника была интересной по аранжировке и достаточно забойной – могла бы занять достойное место в хит-параде – это сказала сама Татьяна.

Краб и его дочь слушали на диске песни одну за другой, и отец Тани все более понимал, что Коваленко, вероятно, большую часть своей жизни провел скорее за фортепиано, чем в тире с пистолетом в руке. К тому же тексты его песен говорили о нем, как о человеке легко ранимом и чувственном, где-то недооцененном. Да, такой человек вполне мог в запале нервного срыва выкрикивать угрозы в телефонную трубку, но привести их в исполнение – это вряд ли.

"А мог ли Коваленко нанять киллера, чтобы тот убил Татьяну?", – подумал Краб. Это представилось ему вполне возможным. Например, Коваленко, раздосадованный на отказ Татьяны петь его песни, продает какой-нибудь дорогостоящий музыкальный инструмент и нанимает убийцу. Версия, конечно, шаткая, но и ей тоже нужно уделить внимание и не сбрасывать со счетов. Отец предложил Татьяне следующий план. Они вместе поедут в эту "Жемчужину Мамонтовки", но Таня заходить внутрь не будет, подождет в машине, а Краб какое-то время посидит в кафе как обычный посетитель, попьет пепси, послушает песни, понаблюдает за композитором, а потом попытается с ним переговорить.

Таня согласилась с таким планом, они поужинали, вышли на улицу, сели в машину и поехали в сторону МКАДа. Добирались больше часа, потому что на Ленинградском проспекте пришлось постоять в пробке полчаса, зато за МКАДом дорога была свободна. "Жемчужина Мамонтовки" представляло собой серый сарай, подсвеченный цветными лампочками снаружи. Машину припарковали немного в стороне, чтобы она не мелькала перед входом, Татьяна осталась в автомобиле, а Краб пошел в кафе.

* * *

Он перешагнул через его порог и очутился в отделанном деревом под старинный трактир зале с низким потолком, где было сильно накурено и царил полумрак. За барной стойкой с унылым лицом потягивала кока-колу из высокого стаканчика блондинистая барменша, посетители сидели за деревянными столиками прямо в куртках и пальто и были однообразно похожи – словно все были братьями – коротко стриженые с низкими лбами и плотно сбиты. Очевидно, здесь была своя "тусовка", где недоброжелательно воспринимались новые лица, потому что почти все посетители повернули головы и недобро посмотрели на нового посетителя "Жемчужины".

Краб подошел к стойке и заказал себе пепси со льдом, чем вызвал презрительную усмешку барменши. Вероятно, по ее мнению пепси со льдом пьют только конченые неудачники. Но Крабу было начхать на ее мнение относительно своей персоны – он искал глазами Коваленко и нашел того, кого искал. В самом дальнем углу кафе за инструментом сидел волосатый очкарик и крутил какие-то ручки на усилителе. Вероятно, Краб зашел в кафе как раз когда была пауза в музыкальной программе, потому что Коваленко, закончив с настройкой, объявил в микрофон следующую песню.

Она была адресована местной "братве" и зал взорвался аплодисментами и свистом. Коваленко с печальным видом пропустил вступление и потом хриплым голосом запел что-то о неудавшемся побеге из мест не столь отдаленных. Краб засомневался в том, что он приехал по назначению – уж больно песни и голос очкарика не походили на тот материал, который он слушал только что вместе с Татьяной на компакт диске. Может быть, это был вовсе и не Коваленко, а какой-то другой музыкант? Барменша поставила ему на стойку пепси и Краб спросил у нее:

– А скажите, этот певец и есть тот самый Коваленко?

– Ну, это Коваленко, а че? – спросила она.

– А чего он тогда поет какую-то блатную чушь? – сам себя негромко спросил Краб, взяв стакан.

Барменша злобно зыркнула на него глазами, потом покосилась на местную "братву", которая сидела за двумя сдвинутыми вместе столами и картинно "тащилась" от песни. Барменша вероятно подумала о том, что если бы бандиты слышали, что сказал этот "старый пень", они бы его порвали на куски. Но Крабу было наплевать на "братву" – ему нужен был Коваленко, поэтому он взял свой стакан, отошел от бара и присел за свободный столик, не сводя глаз с певца. Тот был среднего сложения, сутуловатый, по его поведению явно было видно, что он, как говорится, находится не в своей тарелке. В темноте не было видно его глаз и поэтому Краб решил подойти поближе. Когда Коваленко закончил песню, Краб подошел к нему и поинтересовался почему тот поет какую-то блатную ерунду, а не исполняет своих песен, например, "Я неудачник". Коваленко растерялся, заерзал на стуле и спросил – откуда он знает его песни?

– Допустим, я продюсер, – ответил Краб и скрестил руки на груди, скопировав при этом выражение лица Бальгана.

Но внешне на продюсера он не был не слишком похож и поэтому Коваленко, затравленно взглянув на него и не поверив, ответил, что он поет тут то, что ему публика заказывает и за что деньги платит, а свои песни он поет дома для себя. Во время разговора композитор несколько раз стрельнул призывно глазами в сторону местной "братвы", которая, вероятно, его опекала от назойливых посетителей. Краб в это время поинтересовался – могут ли они присесть за столик и переговорить по одной теме после окончания его певческого отделения? Композитор не сразу ответил на этот вопрос – сначала стал мяться, глаза его испуганно забегали, а потом он ответил неопределенно ни да, ни нет – промычал что-то нечленораздельное.

Краб подумал в этот момент, что, наверное, с их с Татьяной стороны разумнее бы было подождать Коваленко возле кафе. После того как он выйдет с работы, схватить за шиворот, засунуть в машину и уже потом вести с ним разговор. Но, во-первых, умная мысля приходит опосля, а во-вторых, Коваленко мог с работы сразу же от входа сесть в такси и уехать – тогда бы вообще Краб не смог бы его достать. Краб сказал, что подождет Коваленко за своим столиком и в это время, толкнув Краба плечом, со стороны стола местной "братвы" появился здоровый, сильно поддатый детина и спросил у музыканта хриплым басом:

– Че замолчал, Коваль, в натуре? Давай, гони дальше наши пацанские песни. Работай, доходяга, работай! Не хер тут языком чесать.

– Да я вот… тут человек подошел… поговорить… – пробормотал Коваленко, искоса поглядывая на Краба.

– Где тут человек? – спросил детина, оглядываясь, словно в упор не видя никого. – Где человек, я не вижу? Этот что ли "человек"?

Он ткнул мизинцем, унизанным золотым перстнем отцу Тани в грудь и произнес уничижающим тоном:

– Так это не человек, а говно! Че тебе надо тут, задрот? – нагло спросил он у Краба, оттопырив нижнюю губу и напирая. – Че лабуха отвлекаешь? Не слышал что ли он для братвы поет? Слышал? Вот и отвали, пока рожа цела!

Крабу совсем не хотелось устраивать драку с пьяным отморозком в подмосковном кафе – у него была другая задача на сегодня – нужно было как-то найти способ побеседовать с Коваленко тет-а-тет, а не махать кулаками, поэтому Краб отошел к своему столику и присел на стул. Но отморозок естественно воспринял этот шаг Краба как трусость и пас с его стороны, а поскольку выпитый алкоголь толкал его совершить "подвиг" – начистить кому-нибудь рожу, то он подошел к столику, за который сел Краб и прицельно плюнул ему в стакан с пепси.