Говард Фаст - Мои прославленные братья

• Название: Мои прославленные братья
• Автор: Говард Фаст
• Жанр: История

---

Я остановился и застыл неподвижно. Что толку идти дальше? И куда идти? Старик адон был мертв, Эльазар был мертв - и сколько еще оставалось жить всем остальным? Зачем идти? Зачем бежать? Я опустился на землю, и вокруг меня то здесь, то там измотанные, поникшие люди останавливались, и их покидало то рвение, которое двигало нами все эти долгие годы.

А затем я услышал во тьме голос моего брата. Что ж, пусть поищет меня. Будь он проклят! Я растянулся на земле и спрятал лицо в ладони, а он продолжал меня звать:

- Шимъон! Шимъон!

Так дьявол ищет человека.

- Шимъон!

И так без конца - он же был Маккавей.

- Шимъон!

Да будет на тебе проклятье Господне! Уйди и оставь меня в покое.

- Шимъон!

Я поднял голову. Он стоял надо мной, глядя на меня в темноте.

- Шимъон! - позвал он.

- Чего тебе нужно?

- Вставай! - сказал он. - Вставай, Шимъон бен Мататьягу!

Я поднялся и стал перед ним.

- Или ты ранен, что ночью лежишь на земле? - спросил он спокойно. - Или это страх, проклятый страх, который всегда у тебя в сердце?

Я выхватил нож и одной рукой схватил Иегуду за горло, - а он все не двигался и холодно смотрел на меня. Я отшвырнул нож и закрыл лицо руками.

- Отчего же ты не убил меня? - спросил Иегуда. - Ради этой чертовой, черной ненависти, которая все еще гложет тебя!

- Оставь меня!

- Я не оставлю тебя, Шимъон. Где твои люди?

- Где Эльазар?

- Он умер, - ровным голосом сказал Иегуда. - Он был сильный человек, но ты сильнее его, Шимъон бен Мататьягу. Только сердце у тебя не такое, как у него. Для победы - да, для победы ты годишься, но да хранит Бог Израиль, если ему придется полагаться на тебя в час поражения!

- Замолчи!

- Почему? Или правда колет глаза? Где был меч Шимъона, когда погиб Эльазар? Где он был?

Мы долго стояли молча, и наконец я спросил:

- Что я должен делать?

- Собери свой отряд, - бесстрашно сказал Иегуда. - Эльазар мертв; это наше горе. Но враг не горюет. Собери свой отряд, Шимъон.

А на рассвете мы сидели вокруг костра, Иегуда по одну сторону от меня, Рувим - по другую, а вокруг нас лежали люди - кто спал, кто уже проснулся и думал о том, что произошло. И Рувим рыдал, как ребенок, и говорил:

- Вам он был братом, а мне - сыном. И я предал его, я бежал, а он остался до конца. Я повернулся к ним спиной, а он - лицом. И почему я сейчас живу, а он лежит там, в долине, мертвый?

- Успокойся, - сказал я Рувиму. - Замолчи, ради Бога!

Я чувствовал, что если и дальше я буду слушать Рувима, я с ума сойду.

Но Иегуда, мой несравненный брат Иегуда, сказал мягко и с теплотой в голосе:

- Пусть он выплачется, Шимъон, - пусть он выплачется, иначе горе разрастется в нем, как опухоль, и погубит его.

- Я научил его кузнечному делу, - причитал Рувим. - Я научил его тайнам железа, я открыл ему дедовские секреты; и он пылал, как раскаленное железо, когда оно голубеет от жара. Бог не дал мне сына, но он дал мне Эльазара, а я предал его, я убил его. Да отсохнут и отвалятся мои руки! Да обратится мое сердце в свинец! Да буду я проклят отныне и вовеки веков!

Он закрыл лицо плащом и раскачивался взад и вперед, плача и причитая...

Это было начало конца. Конец был отсрочен, но в некотором смысле это было начало конца всех моих прославленных братьев, сыновей Мататьягу, которые для Израиля были подобны древним героям. В первый раз мы не смогли встретить врага и сразиться с ним. В былые времена Иегуда с пятью сотнями бойцов встретился бы с врагом лицом к лицу; его бы не страшило, что враг превосходит его числом, и он бы разбил врага, и обратил бы в бегство, и превратил бы каждую долину в кромешный ад и каждый перевал - в кровавую бойню. Но наши люди не отважатся теперь выйти против слонов, и нам ничего не оставалось, как вернуться в Иерусалим к нашим братьям под защиту стен, которые были воздвигнуты по указанию Иегуды вокруг Храмовой горы.

Со смертью Эльазара что-то случилось с Иегудой, как будто внутри у него что-то сломалось. И когда я сказал ему:

- Разве сидеть за стенами означает драться? Он ответил:

- Там мои братья.

- И мы будем там; а Лисию трудно будет найти нас?

- А что, сражаться дальше, что ли? - с безнадежностью в голосе спросил Иегуда. - Народ живет теперь в своих селениях. И я должен приказать им сжечь свои дома и снова идти в Офраим? Разве они послушаются меня теперь?

- Ты Маккавей, - сказал я ему. - Иегуда, брат мой, Иегуда, помни это. Ты Маккавей, и люди послушаются тебя.

Иегуда долго молчал, а затем покачал головой.

- Нет, Шимъон, нет. Я не такой, как ты, а ты - как наш отец, адон. Но я не такой, как он, и не такой, как ты.

И я пойду в Иерусалим к братьям. Если хочешь опять вести войну из Офраима, возьми людей, а я один пойду в Иерусалим и буду сражаться там вместе с братьями.

- Ты Маккавей, - сказал я. И на следующий день мы вернулись к Храму и рассказали Иоханану и Ионатану, что Эльазар погиб.

Иегуда созвал совет, и пришел Рагеш, и Шмуэль бен Зевулон, и Эпох бен Шмуэль из Александрии, и еще двадцать других адонов и старцев - некоторые из них сидели еще на нашем первом месте. Когда все собрались, слоновое войско Лисия тем временем уже вступало в город. Мы собрали этих согбенных, мрачных стариков, и Иегуда коротко рассказал им о нашем поражении.

- Так это случилось, - закончил он. - Мой брат Эльазар мертв, и многие другие евреи тоже, и я вернулся, чтобы защищать Храм. Стены Храма прочны, и если такова будет ваша воля, я готов здесь умереть. Или же я снова уйду в Офраим, чтобы воевать так, как мы воевали раньше. Я не думаю, что слоны непобедимы. Мой брат Эльазар убил одного ударом молота. Слоны - это животные, которых создал Бог и их может убить человек. Нам нужно лишь научиться, как это делать.

Он замолчал. А снаружи доносились выкрики наемников на улицах города. Но город был разрушен и пуст. И что еще можно было сделать с ним, если он и без того был гробницей?

- Что думает Шимъон? - спросил Шмуэль бен

Зевулон.

Я с любопытством посмотрел на этого гордого, сурового южанина.

- Ты спрашиваешь сыча Мататьягу? - спросил я.

- Я спрашиваю тебя, Шимъон.

- Я не Маккавей, - сказал я. - Я не адон, не рабби. - Шимъон, ничтожнейший из сыновей Мататьягу. Я был судьею в Офраиме. Но здесь не дикие горы - здесь Иерусалим.

- Так что же ты будешь делать? - сухо спросил Рагеш.

- Я последую за братом моим Иегудой.

Рагеш пожал плечами.

- И будет война, и еще раз война, и так без конца.

- Я не знал ничего, кроме войны, - сказал я. - Но я не стал на колени.

- Ты горд, - сказал Рагеш. - Или ты ставишь себя выше Израиля ?

Но тут вмешался Ионатан - он отвечал сердито, со скрытой яростью:

- Разве брат мой Эльазар ставил себя выше Израиля? Или мой отец? Разве мы ходим, разряженные в шелка, увешанные золотом и драгоценностями?

Иегуда схватил его за руку. Юноша стоял, дрожал, и по щекам его катились слезы.

- Итак, мальчишка меня поучает, - сказал Рагеш.

- Это я мальчишка? - закричал Ионатан. - Когда мне было четырнадцать лет, я держал в руках лук, а когда мне было пятнадцать, я впервые убил человека. Знаешь ли ты это, старик?

- Хватит! - прорычал Рагеш.

- Хватит, - сказал Иегуда. - Успокойся, Ионатан, успокойся.

И тогда поднялся Энох из Александрии - седобородый, величественный старец семидесяти лет, высокого роста, с добрыми, умными глазами.

Это был один из старых каханов, пришедших из Египта, чтобы провести остаток дней своих при Храме. И он простер руки, прося тишины.

- Да будет так! Мир вам! Я стар, о Иегуда Маккавей, и я преклоняюсь перед тобою, ибо нет человека в Израиле, равного тебе. Две вещи хотел я увидеть перед своей кончиной: святой Храм и лицо Маккавея. Я увидел и то и другое, и ни то, ни другое не разочаровало меня. Но я еврей...

Он помолчал и вздохнул.

- Я еврей, сын мой, и пути наши несходны с путями нохри. Будем ли мы без конца убивать? Не станем ли мы тогда народом смерти вместо того, чтобы быть народом жизни? Когда я проходил по деревням, я видел мирных людей, они отстраивали свои дома, и на виноградных лозах наливались соком спелые гроздья. Чего Бог требует от человека, как не того, чтобы он жил в мире и соблюдал священный Завет?

Гордость не вечна, говорю я тебе. Мы достаточно уже доказали грекам, что еврей - это не робкое, безответное создание, с которым можно делать все, что угодно. А теперь в Антиохии наши недруги в жажде власти вцепились друг другу в горло. Я знаю это, мой сын, я долго жил на земле и многое видел, и мне ведомы обычаи царей и их царедворцев. Этот Лисий заключит с нами мир, если мы придем к нему не с ожесточенным сердцем, а с вкрадчивым словом.

Он гораздо охотнее будет домогаться власти у себя в Антиохии и в Дамаске, нежели здесь, в Иерусалиме. И если он спросит, чего мы хотим, мы попросим лишь мира и права жить по-своему, соблюдать наш собственный Закон и наш собственный договор с нашим собственным Богом. Поверь, сын мой, это лучший путь. Мы не отвергаем тебя. Напротив: мы предлагаем тебе высшую почесть в Израиле - сан первосвященника Храма.