Жюль Верн - Найденыш с погибшей «Цинтии»

• Название: Найденыш с погибшей «Цинтии»
• Автор: Жюль Верн
• Издательство: Детская литература
• Жанр: Путешествия и география
• Год: 1975

В романе рассказывается история случайно уцелевшего при кораблекрушении мальчика, становление его характера и преодоление трудностей и препятствий, воздвигаемых на его пути американцем Теодором Броуном. Чтобы помешать юному и энергичному юноше Эрику Герсебому узнать о его семье и родине, из-за корыстных побуждений Теодор Броун идет на любые преступления.

---

— «Э.Д.»! Потому-то вы и назвали мальчугана Эриком? — спросил он.

— Вы угадали, — ответила Катрина, у которой от этого занятия повеселело лицо, между тем как у её мужа оно, напротив, помрачнело. — А вот это самая красивая вещица. Она была у него на шее, — добавила Катрина, вытаскивая из тайника золотое колечко для зубов. Оно было украшено кораллами и висело на тонкой цепочке.

На нём были выгравированы те же самые инициалы Э.Д., обрамлённые латинским изречением: Semper idem.

— Мы подумали было, что это имя ребёнка, — заметила она, видя старания доктора разобрать надпись, — но господин Маляриус нам объяснил, что здесь написано: «Всегда такой же». Не так ли?

— Господин Маляриус сказал вам правду, — ответил доктор на этот далеко не бесхитростный вопрос. — Ясно, что ребёнок родился в богатой и знатной семье… — добавил он, в то время как Катрина убирала приданое в сундук. — А вы не задумывались над его происхождением?

— А как узнаешь об этом, если я нашёл его в море? — ответил Герсебом.

— Да, но вы сказали сами, что колыбель была привязана к спасательному кругу. А по морскому обычаю на круге всегда указывают название корабля, которому он принадлежит, — возразил доктор, пристально взглянув рыбаку прямо в глаза.

— Разумеется, — ответил тот, опустив голову.

— Ну, так какое же название было на этом спасательном круге?

— Ах, господи, сударь, да я же не учёный! Я немного умею читать на моем родном языке, но на чужих языках, — увольте. Да и к тому же это было так давно.

— Тем не менее вы должны хоть приблизительно вспомнить. Ведь вы, конечно, показывали этот круг, как и все остальное, господину Маляриусу? Ну же, маастер Герсебом, подумайте. Не «Цинтия» ли было написано на этом круге?

— Мне кажется, что там было что-то вроде этого, — уклончиво ответил рыбак.

— Это иностранное название. Но какой страны, как по-вашему, маастер Герсебом?

— Да почём я знаю? И откуда мне знать все эти дьявольские страны. Ведь я никогда и не выходил за пределы Бергена и Нороэ, если не считать одного или двух раз, когда я рыбачил у берегов Исландии и Гренландии, — ответил он недовольным тоном.

— Я бы охотно предположил, что это английское или немецкое название, — сказал доктор, как бы намеренно не замечая тона своего собеседника. — Я мог бы это легко определить по форме букв, если бы увидел круг. Вы не сохранили его?

— Нет, чёрт возьми, он уже давным-давно сожжён! — не без ехидства воскликнул Герсебом.

— Маляриус запомнил, что буквы были латинские, — произнёс доктор, как бы размышляя вслух, — и на бельё тоже латинские; значит, можно допустить, что «Цинтия» не немецкое судно[13]. Я склонен думать, что это был английский корабль. А вы как думаете, маастер Герсебом?

— Меня это мало трогает, — ответил рыбак. — Будь он английским, русским или патагонским, это не моя забота. Не мало времени прошло с тех пор, как этот корабль поделился своей тайной с океаном на трех— или четырехкилометровой глубине.

Можно было подумать, маастера Герсебома даже радовало, что тайна судна погребена на дне морском.

— Но вы, конечно, пытались отыскать семью ребёнка? — спросил доктор, и сквозь стекла его очков, казалось, блеснуло лукавство. — Вы, наверное, обращались к мэру Бергена, просили напечатать объявления в газетах? Не так ли?

— Я? — воскликнул рыбак. — Ничего подобного я не делал. Одному богу известно, откуда взялся этот ребёнок и кто о нем печалился. Да и мог ли я швырять деньги на ветер и разыскивать людей, которые так мало о нем тревожились? Представьте себя на моем месте, доктор. Кто-кто, а я-то уж далеко не миллионер! Нечего и сомневаться, если бы даже мы и потратили всё, что имели, то всё равно не добились бы толку! Мы сделали, что могли: воспитали мальчика, как своего родного сына, любили его, лелеяли…

— Даже больше, чем родных детей, если только это возможно, — перебила его Катрина, утирая слезы концом передника. — Уж если мы и можем себя в чём-нибудь упрекнуть, то только в том, что давали ему слишком много ласки.

— Чёрт возьми, Герсебом, вы меня просто обидите, если подумаете, что ваше доброе и хорошее отношение к бедному приёмышу вызвало во мне какое-либо иное чувство, кроме глубокого восхищения! Нет, вы не должны думать ничего подобного! Но если вы хотите, чтобы я говорил с вами начистоту, то я думаю, что именно любовь к Эрику и заставила вас забыть о вашем долге. А долг состоял в том, чтобы найти семью ребёнка, приложив к этому все усилия!

Воцарилось глубокое молчание.

— Возможно! — произнёс наконец маастер Герсебом, потупив голову от этих упрёков. — Но что сделано, того не воротишь. Теперь Эрик уже действительно наш, и я не намерен рассказывать ему об этой старой истории.

— Успокойтесь! Разумеется, я не употреблю во зло ваше доверие, — сказал доктор, вставая. — Уже поздно, и я должен покинуть вас, мои добрые друзья. Желаю вам спокойной ночи и — без всяких угрызений совести, — добавил он многозначительно.

Затем, надев свою меховую шубу, он отклонил предложение рыбака проводить его, сердечно пожал руки хозяевам и направился в сторону фабрики.

Герсебом задержался на несколько секунд у порога, глядя на его удаляющуюся фигуру, освещённую лунным светом.

— Ну и дьявол! — пробормотал он сквозь зубы, решив, наконец, закрыть дверь.

3. РАЗМЫШЛЕНИЯ МААСТЕРА ГЕРСЕБОМА

Когда на следующее утро, после тщательного осмотра фабрики, доктор Швариенкрона заканчивал завтрак вместе со своим управляющим, вошёл человек, в котором юн не без труда признал маастера Герсебома.

Одетый в праздничный костюм, состоящий из отороченного мехом пальто, вышитого жилета и старомодной высокой шляпы, рыбак выглядел совсем не так, как в своей обычной рабочей куртке. И уже окончательно делал его не похожим на самого себя грустный и растерянный вид. Покрасневшие веки свидетельствовали о бессонной ночи.

Так оно и было в действительности. Маастер Герсебом, до сих пор никогда не знавший укоров совести, ни на минуту не сомкнул глаз, ворочаясь с боку на бок на кожаном тюфяке. Под утро он поделился своими грустными думами с матушкой Катриной, которая тоже провела всю ночь без сна.

— Знаешь, Катрина, я все время размышляю о том, что сказал нам доктор, — произнёс он, измученный бессонницей.

— И я тоже об этом не перестаю думать с тех пор, как он ушёл, — ответила честная женщина.

— Мне кажется, тут есть какая-то доля правды, и мы были большими эгоистами, чем сами могли предположить. Как знать, не имеет ли наш мальчик права на какое-нибудь большое состояние и не лишился ли он его из-за нашей беспечности?.. Как знать, не оплакивают ли Эрика в течение двенадцати лет его родные, которые справедливо могут обвинить нас в том, что мы даже и не попытались вернуть им ребёнка?

— То же самое тревожит и меня, — ответила Катрина, вздыхая. — Если его мать жива — бедняжка! — как она должна быть несчастна, считая своего ребёнка утонувшим! Представляю, что было бы со мной, если бы мы лишились таким образом нашего Отто… Мы бы никогда не утешились!

— Я тревожусь не только о его матери. Судя по всему, её давно уже нет в живых, — продолжал Герсебом после некоторого молчания, прерываемого с той и с другой стороны новыми вздохами. — Разве можно допустить, чтобы ребёнок в таком возрасте путешествовал без матери, и кто бы мог привязать его к спасательному кругу и бросить на произвол океана, если бы она была жива?..

— И это верно, но ведь нам ничего не известно. А вдруг ей тоже удалось чудом уцелеть?

— Может быть, у неё похитили, ребёнка? Эта мысль иногда приходила мне в голову, — заметил Герсебом. — Разве можно поручиться, что кто-нибудь не был заинтересован в его исчезновении? Привязать ребёнка к спасательному кругу — это настолько необычный случаи, что допустимы всякие предположения. А раз так, то мы оказались бы соучастниками преступления и невольно способствовали бы его успеху. Даже и подумать об этом страшно!

— Кто решился бы нас обвинить, нас, усыновивших малютку только из добрых побуждений!

— Ну, конечно, ведь мы не причинили ему никакого зла! Мы его вырастили и воспитали как можно лучше. И все же мы поступили безрассудно. Настанет день, когда малыш вправе будет нас за это упрекнуть.

— Этого как раз можно не бояться, я уверена. Довольно и того, что мы сами можем себя кое в чём упрекнуть!

— Прямо удивительно, как одна и та же вещь с разных точек зрения может быть расценена совсем по-разному! Мне бы это никогда и в голову не пришло… Достаточно было нескольких слов доктора, чтобы выворотить нам душу…

Так рассуждали эти славные люди.

Неожиданное появление маастера Герсебома и было результатом их ночной беседы. Рыбак решил посоветоваться с доктором, как исправить допущенную ошибку.

Но доктор не счёл нужным сразу же вернуться к предмету вчерашнего разговора. Он дружелюбно принял Герсебома, заговорил с ним о погоде, о ценах на рыбу, притворившись, будто считает его приход обычным визитом вежливости.