Евгений Подольный - Алый талисман

• Название: Алый талисман
• Автор: Евгений Подольный
• Издательство: Издательство ДОСААФ
• Жанр: О войне
• Год: 1979

В повести рассказывается о подвигах летчиков-штурмовиков 2-й воздушной армии, о Героях Советского Союза Иване Алимкине, Георгии Дворникове, Александре Карушине и других, громивших врага на Курской дуге под Яковлевой, Борисовкой и Прохоровкой.

---

При последних словах Иван достал из-под мышки кусок хлеба и, строя в сторону смеющихся зрителей зверские гримасы, стал вонзать в горбушку зубы, всем видом показывая, что обеды действительно сытные.

Алимкин, улыбаясь, подтолкнул локтем хмурого Дворникова:

— Молодцы твои ребята, ей богу. Дают жизни!

— Только в моем экипаже Гансов не хватало!

Шествие из-за противоположной кулисы, как и следовало ожидать, было весьма мрачным для «фашиста». Согбенный артист, опираясь на палку, еле волочил ноги. Голова его была повязана куском одеяла так, что торчали лишь нос та тулья фуражки. От неловкого хождения он то и дело наступал на пристегнутый булавками низ шинели и, наконец, запутавшись в ней окончательно, со словами «Вот гадство!» повалился на помост. Федя, перекрывая гомон и хохот, бодро закончил:

Милая Ама́ли,
Добрая Ама́ли,
Нам здесь рус зольдатен
Шею наломали!

Занавес мигом задернулся. Алимкин, покатываясь от смеха, вытирал слезы. Дворников с трудом выдавил:

— Вот черти!..

Затем на помост вышли два боевых друга — летчик младший лейтенант Николай Савик и его стрелок ефрейтор Алеша Кондратюк. Командир развернул мехи баяна, и над розовой в лучах заходящего солнца березовой рощицей расплескалась знакомая, берущая за душу мелодия. Два молодых звонких голоса бережно и неспешно затянули:

С берез не слышен, невесом,
Слетает желтый лист…

— Вот это другое дело, — вздохнул Дворников и, подперев широкоскулое лицо, мечтательно задумался.

— Жора, а какие у нас под Тулой березовые рощи, помнишь? — тихо, словно боясь спугнуть песню, спросил Алимкин.

Георгий молча кивнул.

А песня крепла, набирала силу. И, казалось, из самой ее нежности рождалась непонятная, необъяснимая мощь:

Пусть свет и радость прежних встреч
Нам светит в трудный час,
А коль придется в землю лечь —
Так это ж только раз…
Но пусть и смерть в огне, в дыму
Бойца не устрашит,
И, что положено кому,
Пусть каждый совершит.

Смолк последний аккорд, а мелодия еще жила в золотистом, насквозь пронизанном солнцем воздухе. Бойцы задумались, припоминая самое сокровенное, дорогое.

* * *

После ужина Данилыч привел в эскадрильский домик севшего на вынужденную летчика. Он был среднего роста, темноволос, с добродушным курносым лицом. Новенькая щегольская американская куртка распахнута. На груди поблескивают два «боевика». Окинув веселым взглядом штурмовиков, он представился:

— Младший лейтенант Токаренко. Можно просто — Миша. — Но, заметив комэска Гарина, подтянулся, лихо козырнул: — Товарищ капитан, разрешите присутствовать? Мне бы только до утра. От своих отстал…

— Конечно, можно. Какими судьбами к нам?

— Сопровождали мы «Петляковых» — те бомбили переправу на Северском Донце, — ну и схлестнулись с «мессерами». Что-то они совсем озверели. Видно, крепко ганса начальство за промашки тузит. Оно, конечно, и у нас злости хоть отбавляй. Мы с Сережей Вышкиным крутились, как могли, а бомберов в обиду не дали. Двух «мессеров» я поджег, одного — Серега. Ну и гансы в долгу не остались, вон как начистили мне перья…

— Ничего, — подбодрил Токаренко комэск, — зато ваша взяла. А Вышкин, это тот, что тебя на посадке прикрывал?

— Он самый. Отличный парень. Мы с ним уже второй год в паре. Не хвалясь, скажу, с Серегой мне сам черт не страшен.

— Оно и видно, — с уважением согласился Данилыч.

— Вам, папаша, спасибо, — Токаренко поблагодарил Данилыча, поглядывая на Гарина, — отлично починили машину. Завтра с рассветом — к своим.

— Не волнуйся, Михаил, — успокоил гостя Гарин. — Твой друг доложит начальству в Грушках, как положено.

— А откуда… Откуда знаете, что в Грушках? — насторожился Токаренко.

— Знаем, — хитро улыбнулся капитан, — не лыком шиты. Номер у твоего «яка» желтый, а кок красный. Откуда ж тебе еще быть? — И серьезно пояснил: — Вы ведь нас не раз прикрывали. Так ведь?

— Так, — согласно кивнул пилот. И добродушно улыбнулся: — Так мы же побратимы! Ведь в вашей эскадрилье у «илов» тоже носы красные.

— Соловья баснями не кормят. Ему за двух «мессеров» положены две наркомовские стопки, — напомнил Алимкин, и выразительно поглядел на Гарина: мол, что скажет старший.

— Как исключение, можно, — подтвердил Гарин. — Только не две, а одну. Ему ведь в полет… — и посмотрел на часы. — Через час всем разойтись на отдых. Завтра с утра возможен боевой вылет…

Последнее слово комэск сказал с нажимом, подчеркнуто строго.

Все ждали этого дня. Знали, что вот-вот он наступит, день небывалого сражения. Недаром уже прошли сутки, как в полку нет вылетов, а самолеты все до одного в полной боевой готовности. Только когда придет этот день: завтра, послезавтра, через неделю?

Затем Гарин, стараясь разрядить обстановку, с лукавой улыбкой обратился к Алимкину:

— А ты что, Иван, к нам повадился? Небось, твой комэск тебя обыскался?

— Он Жору Дворникова любит. Земляки ведь, — в тон комэску пошутил Женя Дементьев и глянул на Беликову.

Все засмеялись. А Наташа покраснела и заступилась за своего командира:

— Если хороший человек, то почему бы его не любить? Верно ведь, товарищ капитан?

— Молодец, Наташенька, — похвалил ее Гарин за находчивость. — Земляк на фронте — все равно, что брат родной.

— Сейчас уйдем, — сказал Алимкин. — Вот только Рыжов что-нибудь споет для души…

Алексей, не зная куда деть руки, поглаживал обшарпанную гитару.

— Так-с, начпрод, сознавайся, что у тебя имеется в заначке кроме молока? — делая грозный вид, спросил Дворников у своего механика. — Угощай гостя, не то раскулачим!

Все знали, что Данилыч хоть и не курит, и не пьет, но про запас всегда кое-что имеет.

Беднов хлопотливо завозился и под всеобщие возгласы одобрения извлек из кармана комбинезона флягу; прищурив строгий глаз, отмерил в кружку и протянул ее Токаренко:

— За дружбу! — Михаил, не торопясь, выпил и подмигнул Рыжову:

— А ну давай, браток, для бодрости духа!

— Может быть, вы, товарищ младший лейтенант, споете что-нибудь нам свое, истребительское? — неуверенно попросил Алексей.

— Что ж, пожалуй, если не возражаете, — согласился Михаил Токаренко. Он взял гитару и, тряхнув головой, ударил по струнам.

Их восемь, нас двое. Расклад перед боем
Не наш, но мы будем играть.
Серега, держись! Нам не светит с тобою,
Но козыри надо равнять.

Я этот небесный квадрат не покину,
И цифры сейчас не важны.
Сегодня мой друг прикрывает мне спину,
А значит, и шансы равны…

Дверь распахнулась, и на пороге, прищурив глаза, показался Ломовцев. Рядом с ним ступил в освещенный проем двери Изотов.

— Спать пора, молодежь! — напомнил замполит, поправляя накинутую на сутуловатые плечи шинель. — На посиделках после войны насидимся!

— А гость откуда? — спросил батя, приглядываясь к Токаренко.

— Из Грушков, на вынужденную… Гость вскочил, приложил руку к пилотке:

— Младший лейтенант Токаренко Михаил Иванович, старший летчик сто двадцать девятого полка, — представился он.

— Из хозяйства Фигичева? Как же, знаю. Старичков ваших помню хорошо: Коля Гуляев, Иван Шпак, Миша Лусто. Так, что ли?

— Так точно, товарищ майор!

— Ну бывай, Михаил Иванович! — улыбнувшись, пожал ему руку Ломовцев. И, поглядев на часы, напомнил:

— Ну-ка, сынки, на отдых!

* * *

Они стояли рядом, лицом к лицу, на пологом холме возле аэродрома. Было тихо и тепло. Огромная черная чаша неба, усыпанная крупными звездами, опрокинулась над их головами.

— Странно, такая звездная ночь, а темень, хоть глаз коли. А у нас в Ленинграде сейчас белые ночи. После войны ты приедешь в Ленинград, и обязательно белой ночью мы выйдем на набережную Невы. Ты знаешь, как это хорошо!

— Не знаю, — серьезно сказал Иван, вглядываясь в лицо Наташи, на котором мягким блеском отсвечивали глаза. Он так хотел коснуться губами этих глаз! Но он не смеет этого сделать… Словно издалека доносится ее голос:

— Мы после войны обязательно встретимся. Обещай, что встретимся! И что приедешь ко мне в Ленинград. Почему ты молчишь?

— Все верно, Наташенька, — суховато кивнул Алимкин, чтобы не сказать больше ничего. Потому что через час будет пятое июля, а через четыре часа ему нужно быть в кабине штурмовика. Будет поднят по тревоге весь полк. Ему, как ведущему группы, это доподлинно известно. Каким-то шестым чувством он угадывал, что это будет началом величайшей битвы, из которой многим не суждено вернуться. И коль его черед, то пусть же самое святое и чистое чувство навсегда останется с ним. Так он решил.