Артем Драбкин - Я дрался с асами люфтваффе. На смену павшим. 1943—1945.

• Название: Я дрался с асами люфтваффе. На смену павшим. 1943—1945.
• Автор: Артем Драбкин
• Издательство: Яуза, Эксмо
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2006
• ISBN: 5-699-17582-2

Я ДРАЛСЯ С АСАМИ ЛЮФТВАФФЕ. Артем Драбкин.

Продолжение книги «Я дрался на истребителе» состоит из интервью с летчиками, пришедшими на смену погибшим в тяжелейших боях 1941—1942 годов. И хотя многие из них выпускались из училища, имея общий налет около 20 часов, у них было одно существенное преимущество — шанс попасть к опытному и грамотному командиру эскадрильи, от навыков которого во многом зависела жизнь молодого бойца. Единицы из тех, кто пришел на фронт в 1943—1944 годах, стали Героями Советского Союза, но именно они, играя роль ведомых, обеспечивали молниеносные результативные атаки Гулаева, Решетова, Кожедуба и многих других прославленных асов.

---

— Было такое явление, как «мессеробоязнь»?

— Мы в Крыму встретились с 9-м гвардейским полком. Так вот, их летчики боялись больше «фоккеров», чем «мессеров». Мы, например, не боялись ни тех, ни других. Нам было все равно: «мессер» или «фоккер». Ну да, у «фоккера» четыре пушки, с передней полусферы летчик закрыт мотором. Его так просто не убьешь. А с другой стороны, какая разница? Мотор ему разобьешь — он же все равно далеко не улетит. Заряжали два снаряда фугасных, а следом один бронебойный. Если три снаряда выпустишь, обязательно один бронебойный попадет. Этому «фоккеру» и широкий лоб не поможет. Все же 37-мм болванка ой-ой-ой какая: прошибет мотор насквозь.

Был такой случай. Мы летали на Севастополь, сопровождали бомбардировщиков. У меня к тому времени уже семь или восемь сбитых было. Почему-то я остался один их прикрывать. Воздушные стрелки левого звена девятки бомбардировщика отбивались от «фоккера». Я подошел и этого «фоккера» сбил. А тут подошли четыре «кобры». Вернулись, готовимся ко второму вылету. Сидим в готовности номер 2 у самолета. К моей машине подъезжает майор, Герой Советского Союза из 9-го гиап. Спрашивает: «Дементеев, ты сейчас сбил «фоккера»?» Я говорю: «Так точно». — «Нет. Это стрелки сбили. Мы подошли и ничего не видели, и подтверждение мы тебе не даем». Ну что тут скажешь? Как доказать, что стрелял и сбил? Может, показалось. К тому же я младший лейтенант, а он майор, Герой Советского Союза…

Видать, до этого он с командиром полка разговаривал — смотрю, командир подошел, грустный. На следующий день на По-2 к нам прилетел полковник, начальник штаба корпуса. Стал задавать вопросы, задачу поставил на следующий день. А потом выходит из землянки и говорит: «Стрелки говорят, что вчера ваша «кобра» сбила «фоккера». Павликов [Павликов Алексей Николаевич, подполковник — командир 101 -го гиап с апреля 1944 г. до конца войны], командир полка, аж подскочил от радости. Выслали-таки они письменное подтверждение. Радость была, конечно.

А потом, знаешь, как говорится: пуганая ворона куста боится. Вот, например, у нас одного летчика сбила зенитка. Вроде потом летал нормально, а как разрывы зенитных снарядов увидит, шарахается в сторону. Боится зенитки. Хотя она и далеко стреляет, а он все равно боится. Так, видно, и здесь: «фоккера» кого-нибудь побили, вот их и начинают бояться.

— Говорят, «кобра» легко в штопор срывалась?

— Да, нас пугали, что она горит хорошо, что очень штопора боится. Так вот, был у меня такой случай. Две «пешки» пошли на разведку в немецкий тыл. Прикрывали их восемь «кобр». Командир полка велел мне с Борисом Степановым (я уже стал старшим летчиком) парой вылететь на передовую: «Посмотри, если где «мессера» будут, свяжи их боем по возможности. И передай нашим, чтобы они готовы были к встрече». Хорошо. Вылетели, набрали тысячи три. Выше нас появилось три самолета — два «мессера» и один «фоккер». Еще подумал: интересно, почему у них такой строй? А раньше я уже слышал, что ребята из 16-го полка такое встречали. И вроде даже немцы успех имели, нашего сбили. Думаю, это приманка какая-то. Действительно, если я высоту наберу, то скорость потеряю. Скорость держать — высоту не наберешь. А видят они меня или нет, не знаю — на встречных идем. Потом смотрю, «фоккер» отваливает от этой группы и прямо перед моим носом проходит. Но на пикировании у него скорость больше, чем у нас. Степанов стоял справа. Он заметил этого «фоккера», а двух «мессеров», что сверху остались, не видит, говорит: «Сейчас я его сниму». — «Встань на место, — говорю ему, — не трогай». Он команду «не трогай!» выполнил. А я думаю: сейчас погонись за ним, у него скорость больше, время пройдет, пока его догонишь, а те в это время свалятся, тебя быстренько догонят и снимут. Эти «мессера» сваливаются в пике и атакуют меня и Степанова. Ведущий немецкой пары пикирует, я на разворот и под него ухожу, чтобы он увеличил угол пикирования. Мы сближаемся, сближаемся, я только думаю о том, чтобы в прицел к нему не попасть. «Мессер» остался сзади, чтобы осмотреться, я повернулся, а ногой надо же упереться во что-то, чтобы назад посмотреть. В педаль уперся и, видимо, сильно ее дал. Вижу — проскакивает «мессер» в хвосте, а меня как крутанет в штопор, я аж о кабину головой ударился. Сразу рули поставил на место, машина вышла из штопора. Мне станция наведения передает: «Дементеев, что у тебя там?» — «Да вот, здесь какие-то были… А в чем дело?» — «Да пара «мессеров» говорит, что «Иван» не попался на удочку».

Я после этого делал несколько полетов так: ребят просил первыми садиться, а сам в зону и вводил «кобру» в штопор. Посмотрел, как она сваливается, как выходит, — оказывается, не так страшен черт, как его малюют.

Мне что в глаза бросилось. У нас в эскадрилье был Саша Чуприн. Он как-то сорвался в штопор, выпрыгнул на парашюте, а машина сама вышла из штопора. В 16-м полку Сухов Костя сорвался в штопор и выпрыгнул. Александр Иванович Покрышкин был на аэродроме и командовал ему по радио: «Давай, ручку вот так. Вот, молодец, выходишь, теперь выбирай ручку. Потихонечку, потихонечку…» А кто-то рядом с Покрышкиным говорит: «Товарищ командир, вон он висит на парашюте. Машина сама вышла». Я это тоже учел. А действительно, бросишь ее, рули бьются, она выходит. Летчик, как и любой другой человек, если вправо крутится машина, хочет ее влево вывернуть. А даешь ручку влево, он еще больше закручивается. На больших углах атаки элероны не помогают. Надо дать ей ногу против вращения, она сразу крутиться перестает, и тут можно дать элеронами по вращению, и она резко перекидывается в другую сторону. Особенность в резком переходе, который надо поймать и не дать самолету крутануться в другую сторону. А у нас как? Старшие говорят, что из штопора она не выходит, а мы верим. Вот когда сам «пощупал» и летчикам своей эскадрильи рассказал — это другое дело. Если сорвался, лучше брось управление, ноги сними с педалей и жди, если есть высота. Она сама выйдет.

Когда Крым освободили, нас перевели на переформировку в Богодухов, под Харьковом. Командиры эскадрилий полетели на Кавказ отбирать летчиков, а меня поставили заместителем командира эскадрильи. Я к повышению не стремился. Понимал, что такое быть заместителем командира эскадрильи. Это значит — вся боевая работа в твоих руках. А мне всего 22 года было. Руководящая работа меня смущала. Мне проще самому летать, чем другими руководить. Я уже в это время чувствовал, что лучше я полечу один, чем с плохим ведомым. Сколько бы ни было «мессеров», сколько бы ни было истребителей, я один смогу и вступить в бой, и выйти из него. Я понимал психологию противника: он ведь тоже хочет жить. Надо среди него панику посеять, а как это сделать, я примерно представлял. А если ведомый плохой, его же не бросишь…

И вот пришло молодое пополнение, а их надо же было и обучить, и психологически настроить. Был у меня такой случай. Мы стояли в Пирятине. Прикрывали американские «крепости» и одновременно вводили молодое пополнение в курс дела. Командир эскадрильи был в госпитале. Командир полка поставил задачу: отработка боевого порядка в зоне. Был у нас один старший летчик, старший лейтенант Иван Жагинас, переучившийся из техников. А я был младшим лейтенантом. По званию он был выше, а мне приходилось им командовать. Я летчикам ставлю задачу: «Завтра будем отрабатывать слетанность пар. Со мной пойдет Жагинас». Рассказываю им, как надо маневрировать, перестраиваться, какие держать интервалы и дистанцию. Один из летчиков, Герасимов, который уже совершил несколько боевых вылетов и для вновь прибывших был ветераном, заявляет: «Так маневрировать невозможно». На карту был поставлен мой авторитет как командира. Чтобы не терять время на пустую перепалку, я меняю задачу: «Хорошо, после первого разворота Жагинас выходит вперед, а я занимаю его место ведомого. Жагинас может выполнять любые фигуры, а я буду показывать действия ведомого при их выполнении. Всем летчикам, включая Герасимова, наблюдать и делать выводы».

Взлетели. Он крутился-крутился, я — то справа, то слева, но в боевом порядке, который положен. Он хотел меня сбросить, чтобы я отстал, но у него не получилось. Вечером командир полка подводит общие итоги дня. Разбор полетов: «Кто был в зоне в такое время?» Руководитель полетов Хоцкий [Хоцкий Николай Вениаминович, капитан. Воевал в составе 101-го гиап и других полках ВВС КА. Всего за время участия в боевых действиях выполнил 386 боевых вылетов, в воздушных боях сбил 4 самолета лично и 9 в группе. Награжден орденами Красного Знамени (дважды), Отечественной войны 1-й ст., медалями] говорит: «А это Дементеев с Жагинасом отрабатывали боевые порядки». — «Вот Жагинас — молодец! Сразу усвоил боевые порядки, я любовался, когда смотрел, как он перестраивался! Вот хорошо!» Некоторые наши летчики покраснели, особенно молодежь. Стали больше верить мне, а не этому шарлатану.