Жан Фавье - Франсуа Вийон

• Название: Франсуа Вийон
• Автор: Жан Фавье
• Жанр: История

---

Семья Ренье обзаводится прошениями о помиловании виновного. Суд, отметив, что еще никогда перечень столь тяжких преступлений не представляли королю, объявляет эти письма недействительными. Приговор суда утвержден.

Ренье Монтиньи отказывают даже в праве, которое имел всякий человек благородного происхождения, а именно - чтобы ему отсекли голову. Но раз он всего-навсего писец, он не благороден! И вот скандал: он повешен как обыкновенный мошенник.

В это же время у многих на устах было имя Франсуа де Монкорбье по прозвищу Вийон; Вийон осознает, как низко он пал, но упрямо стоит на своем. Впоследствии в одной из баллад, которую он напишет на воровском жаргоне, мы увидим в качестве примеров печального конца избранного им пути преступлений тех же самых людей, которые затащили Вийона на этот путь и во многих отношениях превзошли его, - это Ренье де Монтиньи, Колен де Кайо - сын слесаря, так бойко орудовавший в Наваррском коллеже. Колен "Лекайе", "L'Ecailler" 1 - игра слов тут прозрачна - надеялся, что он выкарабкался, заговорив под пыткой. Но он не смог "снять шелуху", то есть провести правосудие. Дело кончилось тем, что палач отрубил ему голову.

1 "Ecailler" - буквально: "снимать шелуху" (франц.).

Ребятам, рыщущим в Рюэле,

Даю совет: умерьте пыл,

Пока туда не загремели,

Где Лекайе Колен гостил.

Добро б на дыбу вздернут был

Нет, раскололся перед нею,

Но луковку не облупил,

Палач сломал бедняге шею.

Напяльте поновей одежу

И в храм чешите прямиком,

А шляться в Монпипо негоже,

Чтоб не попасть в Казенный дом,

С которым Монтиньи знаком;

Там солоно пришлось злодею:

Как ни вертелся он волчком,

Палач сломал бедняге шею 1.

1 Перевод Ю. Стефанова.

Вийон скитается по стране, и его язык - это язык шайки, которая орудовала во Франции в эти послевоенные годы. Однако жаргон Вийона, этот "веселый жаргон" воров, - словесная игра, где поэт блистателен, и ничего другого тут нет.

Существует три языка Вийона. Язык "Малого завещания", "Большого завещания" и баллад: это словарь магистра литературы и искусств, который читает "Роман о Розе" и который пишет одинаково хорошо как для принцев, так и для судей. Язык баллад - жаргонный, это язык, заимствованный у случайного бродяги, выросшего не в этой "среде", как будет принято потом говорить; и поэт развлекается, смакуя слова с привкусом новизны. Повседневного языка Вийона мы не знаем, это язык Латинского квартала в пору, когда он перестает говорить на латыни. Но арго отсутствует в "Завещании", так же как и в последних стихотворениях.

В течение этих пяти лет, когда, разыскиваемый за кражу, Вийон стал еще более своим в воровской среде, голова у него оставалась холодной. Точно так же как он фиксирует каждую ступень своего падения и всякий раз предупреждает об опасности своих дружков, он контролирует свою лексику и не смешивает жанров. Вор с ворами, он благороден с благородными. Арго не является его языком, это просто новая гамма в арсенале выразительных средств. Таким образом, одна и та же мораль находит свое выражение и в воровском жаргоне баллады-обращения к убийцам-кокийярам, и в литературном языке северной Франции баллады "Добрый урок пропащим ребятам", своеобразного "утешения" из "Большого завещания".

Красавцы, не теряйте самой

Прекрасной розы с ваших шляп!

Сомнет ее судья гнусавый,

Останется вам конопля;

В Рюэле холодна земля,

И в Монпипо грязь по колено,

И всюду вервие смолят

Для вас, как для Кайо Колэна.

Играют там не в дурака,

Там ставят жизнь и душу тоже,

Честь проигравшим высока

И смерть тяжка, - помилуй Боже!

И тем, кто выиграл, на ложе

С Дидоною из Карфагена

Вовек не лечь... Так для чего же

Все отдавать за эту цену?

Теперь послушайте меня,

Совет я добрый дать хочу:

Пей днем, пей ночью у огня,

Пей, если пьянство по плечу,

И все, что есть, - сукно, парчу,

Спусти скорей! Придет пора,

Кому оставишь? Палачу?

От воровства не жди добра 1.

1 Ф. Вийон. Лирика. М., 1981. С. 110-111. Перевод Ф. Мендельсона.

Вийон опытный исследователь в школе аналогий: он играет разными языковыми оттенками, как художник, разрисовывающий собор, играет символами. На хорошем французском пишет он, что Колен спал с лица после своих развлечений в Монпипо и в Рюэле. На жаргоне - как с его друзей из "шайки" сняли шелуху в Рюэле. Рюэль расположен у входа в Париж, это селение, часто посещаемое злоумышленниками, а Монпипо находится рядом с Мен-сюр-Луар, это крепость, которую и не разглядишь издалека. Но отправиться в Монпипо - это нанести крап на кости, а "брыкаться" в Рюэле - это отбиваться "брыкаясь", то есть применить оружие. Ошибка Колена в том, что он не поверил, "растопырил уши", будто игра стоит ставки. Мораль извлекается, таким образом, на двух языках: кого "плохо приняли", тот уж не отыграется, говорит один, и "Принц, остерегись", говорит другой.

Следует ли рассматривать произведения Вийона на жаргоне как моральный итог, который можно по-разному толковать, как думают некоторые комментаторы? Было бы преувеличением считать, что Вийон отводит большое место серьезному в своих жаргонных сочинениях, и полагать, что его баллады на жаргоне принадлежат научной схоластике. Он уступает легкости разговорной речи в жаргонных балладах не больше, чем старается "зашифровать" язык своих "обращений". Людям, привыкшим к жаргону, недоступна расшифровка многозначности смыслов - исторического, теологического, этического - любых схоластических текстов и религиозных образов в поэзии. Привыкшего говорить на жаргоне не назовешь "мэтром", точно так же говорящие на чистейшем языке "мэтров" не знают воровского жаргона. Вийон искушен жизнью - и как человек искусств, и как вор, - и он легко обращается и со словами, и с рассуждениями. Но людей, владеющих обоими языками, мало, и поэт не упускает этого из виду.

Игра идет дальше. Дурные знакомства Вийона - одно, а его фантазия другое. Возможно, он выучил арго, играя в труппе бродячих актеров, к которой присоединился во время своих скитаний, а возможно, в шайке шалопаев, где встретился с молодыми людьми, гораздо худшими, чем он сам. Жулик, связавшийся с еще большими жуликами, чем он сам, поэт был не больше бандитом, чем профессиональные носители жаргонного языка "кокийяров".

В этом поэте-бродяге, которого обстоятельства бросили в трясину преступлений, многие хотели бы видеть отпетого бандита. Конечно, пути Вийона и матерых преступников в какую-то минуту пересеклись. Однако воровской язык - недостаточная улика. С таким же успехом Вийон пользовался и диалектом жителей Пуату, но ведь никому не пришло в голову называть его пуатевенцем.

Решили, что нашли разящий аргумент, заприметив имя Вийона среди множества преступников, зарегистрированных магистром Жаком Рабастелем, составившим анкету деяний шайки проходимцев. Читаем: "Симон Ле Дубль, у которого рассечена верхняя губа". Всем известно, что Вийон поплатился за участие в "деле" во время праздника Тела Господня рассеченной в кровь губой. Что касается самого имени "Симон Ле Дубль", то его вывели из анаграммы "мэтр Франсуа Вийон", так что "Симон Ле Дубль" превратился в "Мэтр Вийон". Ведь и у самого Вийона Колен де Кайо становится Колен дес Кайо, или Колен д'Эккейе, и даже Колен де Л'Экай или Колен де ла Кокий.

Следует напомнить, что слово "мэтр" часто ставится перед собственно именем, а не перед фамилией или псевдонимом. Разве не говорят "мэтр Франсуа", а не "мэтр Вийон"? И разве не правда, что среди тысячи с небольшим преступников найдется не один, у кого на верхней губе шрам? Ничто, впрочем, не доказывает, что у Вийона остался от удара кинжалом шрам именно такой, как его описывают. В заявлениях самого Вийона, которые дали жизнь второму прошению о помиловании, сам он отрицает, что у него кровоточила губа, хотя и признавался в этом несколькими днями раньше. Пораненная губа не означает, что лицо изуродовано на всю жизнь. Вийон с осторожностью рассказывает о самом себе в своих стихах, в некоторых из них он рисует свой подлинный портрет, совершенно не заботясь о том, чтобы выставить себя красавцем, но нигде он не говорит об этой рассеченной губе. Он себя видит маленьким, черным, серым. Но никогда - со шрамом. "Бедный Вийон", уж наверное, воспользовался бы таким случаем, чтобы вызвать к себе сострадание.

Бродяга

Не подлежит сомнению, что в 1457-1461 годах Вийон был обыкновенным бродягой, и больше никем. Его обращение к сильным мира сего, как мы увидим дальше, потерпело неудачу. Его средства существования сомнительны, но они еще не самые позорные. Он - нищий. И это приводит его в тюрьму. Живя всякими уловками, иногда прибегая к мошенничеству, он не гнушается и воровством, участвует в ночных вылазках, однако это не бандит с большой дороги. Он вымогатель, может торговать девичьей честью, но настоящим сводником никогда не был, может участвовать в какой-нибудь авантюре, но он не распутник. Мелкий вор, да, но не разбойник.